Связной [1974, худож. Д. Штеренберг]

* * *

На этот раз пришли сразу три врача. Два молодых и один пожилой, тот, что приходил и раньше. Пожилой сделал отцу укол, от которого ему стало легче. Отец лежал тихо, прерывисто дышал и время от времени постанывал.

Потом доктор попросил его сесть. Снял с него рубашку и начал его простукивать.

— Совершенно исключительный случай, вот послушайте, — сказал он двум младшим.

Все трое по очереди вставляли себе в уши резиновые трубки. Все трое прикладывали к худой отцовской груди блестящий металлический кружок, похожий на зеркальце. Все трое покачали головами.

Пожилой доктор сдвинул очки на лоб. Один из молодых что-то спросил у него. Тот пожал плечами и ответил на непонятном языке.

Все это — как доктор сдвинул очки на лоб, как пожал плечами и то, что он назвал отца «исключительным случаем», тон, которым он произносил страшные, незнакомые слова, — все это подсказывало Милану, что отцу недолго осталось жить на свете.

Он незаметно вышел из избы во двор, оттуда на гумно. Забился в стог и сидел там тихо, неподвижно, глядя перед собой невидящими глазами и размышляя.

Мама говорит, что отец сердечник и что это у него от непосильной работы. Что правда, то правда: работа у отца была очень тяжелая. В каменоломне он грузил на машины огромные камни. Мама говорит, что там он и надорвался, сердце у него всегда было слабое, от этого и болезнь пошла. Но почему отец должен был работать в этой каменоломне? Почему он должен был работать до тех пор, пока не надорвал себе сердце, а теперь у него бывают приступы, от которых лицо у него багровеет, он надрывно дышит, рвет рубашку у себя на груди, и врачи говорят, что он «исключительный случай»?