Пусть будет гроза
- Автор: Мари Шартр
- Жанр: Детская проза / Детская литература: прочее
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Пусть будет гроза"
Я – отсутствие
Отец высадил меня на перекрестке в трех кварталах от дома и помчался в аптеку купить мне пластырь. Дождь внезапно утих, как ребенок, на которого накричали и потребовали немедленно замолчать. Предсказанная гроза так и не началась. Я подумал: какое послушное небо, но вот интересно, кому оно так смиренно подчиняется. Уж точно не мне.
Я медленно добрел до дома; в голове гудело, руки дрожали, лоб кровоточил. Только бы меня соседи не увидели. Это же надо, столько бед свалилось на семейку, сума сойти! Наверняка ведь именно так и подумают, если сейчас меня встретят. Даже войдя в дом, я по-прежнему хотел оставаться невидимым.
Я миновал коридор и направился в свою комнату. Нужно было отдохнуть и осознать в спокойной обстановке, что сейчас такое вообще произошло.
Вдруг мне показалось, что из гостиной доносится шум. Странно: в доме никого не должно быть. Мама сейчас у себя в офисе, принимает пациента, папа – в аптеке. Сердце снова громко застучало, еще не успев прийти в себя. Я медленно направился к гостиной, стараясь как можно тише стучать костылем. Перед окном была чья-то тень, неподвижная и беззвучно рыдающая. Я догадался, что это мама. Она сквозь занавески смотрела в сад. Плечи мягко вздрагивали, и слышно было, как она всхлипывает и сморкается. Я никогда не видел ее такой.
– Мама? Это ты?
– Мозес? – отозвалась мама растерянно и удивленно. – Почему ты здесь?
Говоря со мной, она не обернулась, не показала лица. Я понял: она тайком утирает глаза. Сердце сжалось от боли.
– Пойди на кухню, возьми себе что-нибудь пожевать, я через пять минут буду.
Не дослушав ее, я спросил:
– Что случилось? Разве ты не на приеме?
– Нет, он отменился. А ты почему не в больнице?
Она пыталась сменить тему, а сама по-прежнему смотрела в окно. Опять сильно схватило ногу, но я не хотел, чтобы мама увидела, как мне больно, и изо всех сил навалился на костыль.
– Я не хочу отвечать на этот вопрос, – решительно сказал я.
Мне представлялось, что это единственный возможный вариант ответа.
Мама уронила голову, и я увидел, как она сложила руки на коленях.
Я понимал, что она пытается прийти в себя, и это меня еще больше напугало. Обычно моя мама не плакала – она улыбалась. Моя мама не заламывала руки – у нее были пальцы пианистки, гибкие и свободные. Моя мама не впадала в уныние перед занавешенным окном – она работала в саду и сажала розовые кусты вдоль дорожки. Моя мама не сморкалась – она отвешивала шуточки. Моей мамы не было сейчас в этой гостиной – она жила. Где-то в другом месте.
Она обернулась. Это все-таки была моя мама. Она плакала, на ней не было лица.
– Иногда мне становится грустно, ничего страшного. Не беспокойся, Мозес, это пройдет. Бывает, вдруг накатывает, – тихо проговорила она.
Я стоял как парализованный и не знал, что ответить. Меня снова накрыло, как только что в машине. Какая-то сила влекла за собой, окунала под воду, кидала с берега на берег. Где-то поднялась огромная волна, и меня подхватило ее водоворотом.
– Вы слишком рано вернулись, – снова заговорила мама, на сей раз тверже и решительнее. – Немедленно отправляйся на кухню. Я хочу, чтобы меня извещали обо всех изменениях, даже если они произошли в последнюю минуту.
Она развернула кресло и увидела кровь у меня на лбу. Лицо исказилось ужасом, она ринулась ко мне.
– Что с тобой случилось? Лоб! И волосы, твоя прическа! А папа где?
Я оттолкнул ее. Внутри была пустота, растерянность.
– Отстань! Не хочу, чтобы меня трогали.
Я бросился к себе, стараясь перемещаться как можно быстрее. Запер изнутри дверь на задвижку. Мама покатилась за мной, и, не будь положение таким печальным, впору было посмеяться над нашей погоней – с костылем и в инвалидной коляске.
Но смеяться не хотелось, я был раздавлен и не знал, что чувствовать.
Мама заколотила в дверь. Нет, открывать ни в коем случае нельзя. Я бросился на кровать. То есть, конечно, это я в своем воображении бросился, а в реальности пришлось сначала прислонить костыль к бортику кровати, аккуратно сесть, вытянув вперед правую ногу, потом развернуть корпус и только после этого уложить ногу на кровать. Все это я проделал в бешеной ярости. Нак бы мне хотелось выкинуть что-нибудь соответствующее степени моего гнева, но даже это было мне недоступно. Пнуть, подпрыгнуть, топнуть… Я мог только размахивать руками, но с костылем и такое было непросто.
Я замер и слушал, как бешено стучит мое сердце – почти так же, как мамины кулаки по деревянной двери. Сегодня я увидел, как она плачет, – рухнула та часть вселенной, где хранилась мамина система, ее принципы, ее правила и ее уравновешенность.
– Мозес, пожалуйста, объясни мне, что происходит! – сказала она, стараясь, чтобы голос прозвучал собранно и строго.
Но я-то свою маму знал, на самом деле она была напугана.
Я продолжал молчать.
– Пожалуйста, впусти меня, – взмолилась она.
Я услышал металлические удары инвалидного кресла в нижнюю часть двери, как будто мама пыталась ворваться в комнату силой. Она стучала негромко, но хватило нескольких секунд, чтобы этот звук стал невыносимым.
– Прекрати! – заорал я.
– Тогда открой дверь! – ответила она.
Стук продолжался – тихий и коварный, как бомба замедленного действия. У меня в голове скрежетало, я продолжал задыхаться, я сложился вдвое, лежа на кровати. Сверху накинул плед, завернулся в него весь, с головы до ног. Я хотел только одного – спрятаться и оказаться в безопасности. Нога по-прежнему нестерпимо болела, как будто там ни с того ни с сего началось воспаление. Я представил себе, что кровать плывет по черной и мутной реке, и передо мной снова возникло мамино лицо в слезах.
Наконец все стихло, и я решил, что мама сдалась и уехала. Утер глаза рукавом и сморкнулся так, что нос чуть не оторвался.
Но спокойствие длилось недолго, потому что тут раздался громкий голос – на сей раз это был отец.
– Мозес, черт возьми, открывай! Ты нас с мамой пугаешь! Да что с тобой такое?!
Он подергал ручку двери. Я был близок к тому, чтобы потерять сознание. Встал с кровати и с трудом потащился в ванную. Надо принять лекарство. В ногу как будто гвозди втыкали, меня охватило ощущение – ложное, но очень отчетливое, – будто нога гниет. Меня лихорадило. Я открыл новую коробку таблеток, проглотил сразу две штуки и запил водой.
– Мозес, я пластырь привез! – крикнул отец. – Впусти меня, надо продезинфицировать лоб!
– Ну уж нет, – пробормотал я. – Пусть льется кровь, пусть там останется корка или шрам, мне плевать!
Я привалился к раковине. Посмотрел на себя в зеркало. Увидел нелепую прическу, виноватое лицо.
Вернувшись в комнату, заметил свой баскетбольный мяч, он прятался в дальнем углу. Я чуть не расплакался. Вспомнил разминку, которую проводил, мы называли ее «восьмерка». Один игрок выходил слева, ведя мяч, а второй выбегал справа. На середине пути левый делал пас правому, и тот бросал. Мяч касался щита и кольца – и проваливался в корзину. В этом упражнении было много воздуха и даже изящества. Как же это было здорово – находиться в спортзале вместе со всеми, и как же было здорово, когда тренер на меня орал, требуя, чтобы я играл пожестче. А еще иногда мы оказывались совсем рядом с девочками-чирлидершами, и до нас доносился запах их духов. Но все это разом оборвалось. Я прикусил щеку, достал придурочный мяч и изо всех сил влепил им в зеркало в ванной. Он был наполовину сдутый, но я не промахнулся – зеркало разлетелось на мелкие кусочки.
За дверью закричала мама.
Чтобы крик прекратился, я все-таки решил ее успокоить и бросил через дверь:
– Все нормально, я в порядке! Только отстаньте!
Мяч, отскочив обратно, прикатился прямо к моей кровати. Что-то должно было произойти. Я впервые в жизни разозлился по-настоящему.
Все из-за страшных чудовищ – обиды и гнева, которые дремлют в каждом из нас и имеют уродскую манеру прятаться где-то посреди нервной системы или даже прямо в самом сердце. Это как инъекция, которую тебе сделали, не спросив разрешения. По-моему, это несправедливо.
Я хотел дотянуться до мяча, сунул руку под кровать, но вместо мяча пальцы коснулись деревянного ящика – я прятал его там уже год. Я подтянул его к себе, снова сел и положил ящик на колени.
Открыл его и с отвращением посмотрел на содержимое. Много-много коробочек – опустевших, необитаемых, зияющих, мертвых. Таблетки – это не более чем прикрытие боли, прикрытие несчастий. Мы глотаем их, чтобы стереть, забыть, оттолкнуть. Глотаем в приступе низкопоклонства перед счастьем, которого (и нам прекрасно это известно) не вернуть, его больше нет.
В дверь по-прежнему стучали. Попеременно – то мать, то отец. Я не хотел отвечать, я надел куртку, взял шарф и шапку, рюкзак, в который сунул телефон, деньги, немного лекарств и свой деревянный ящик.
Вот так. Что сделано, то сделано. Меня вдруг охватило желание набрать воздуха в легкие, выйти из комнаты, из дома, убежать на время от родителей и их вопросов. Убежать даже от себя самого, хоть я и не знал, возможно ли вообще такое.
Я резко распахнул дверь. Оба были передо мной: мать с безумными глазами – я не решился на нее посмотреть – и отец, который, как и я, отвел взгляд. Я двинулся вперед решительным шагом одной ноги, а вторая, понятное дело, потащилась следом. Нет-нет да задумаешься над тем, что наш лексический запас не очень-то адаптирован к нуждам инвалидов.
Я шагнул прочь, я ушел. Опять услышал, как мать пытается меня остановить, но мы были в коридоре, и настичь меня она смогла бы, только прикинувшись мячом для боулинга.
– Пойду прогуляюсь, – просто объявил я.
– Какая прогулка в таком состоянии?! – возмутился отец.
– Папа прав. Останься дома, очень тебя прошу. Нам нужно поговорить.
– Нет, я принял решение. Я ухожу, – ответил я.
Тут ОНИ спросили хором:
– Но куда?
– Мне шестнадцать лет, я не обязан каждый раз отчитываться, куда иду, – огрызнулся я (главным образом потому, что и сам не знал куда).
Я направился к входной двери, чувствуя спиной их взгляды; при этом ноги мои наполнились незнакомой энергией. Ну да, нога у меня, может, усохла и съежилась, но, пожалуй, я стал лучше с ней управляться. Я захлопнул дверь и даже не оглянулся.
День уже в третий раз возвращался к началу – просто голова кругом. А ведь было еще светло, значит, и это пока не всё. С раздраем в душе и с узелком за спиной я зашагал вперед.