Пусть будет гроза

Я – приключение

Кажется, в ту ночь мне ничего не снилось. И, по-моему, я в ту ночь вообще не спал. Рядом лежал мировой чемпион по храпу, и он меня измучил просто по первому разряду.

А ведь я делал все, что мог: свистел, хлопал в ладоши, окликал его, улюлюкал, кудахтал, ржал как лошадь – но разбудить его было невозможно. Я его и тряс, и щипал, и щекотал, но Ратсо дрых как настоящее храпящее бревно. Всю ночь стоял немыслимый грохот и рев, потом наступало несколько секунд надежды, то есть тишины, но их тут же раздирал в клочья звериный рык. И все это – внутри одной-единственной машины, в которой все ходило ходуном. Я уж было подумал, что переживаю худшую ночь в своей жизни, но это было бы неправдой. В больнице у меня бывали ночи и похуже.

Я взглянул на себя в зеркало заднего вида: лицо как у зомби, жуткое зрелище. Под глазами черные круги, веки опухли, волосы еще более всклокоченные, чем обычно. Не человек, а живая котлета.

Тут я почувствовал, как рядом пробуждается от своего младенческого сна Ратсо.

– Привет, как спалось? – поинтересовался он и с самым невинным видом потянулся.

– Угадай! – рявкнул я в ответ, предъявив ему свое помятое лицо.

Я был как Линда Блэр в «Изгоняющем дьявола»14. Меня атаковали новые прыщи – на лице прямо Третья мировая война развернулась.

– Ну и рожа у тебя, Сломанный Стебель, – заметил Ратсо.

– Спасибо, очень мило, что ты это заметил. Если бы ты еще и ночью был немного почеловечнее, цены бы тебе не было.

– А что, я сильно вертелся? – удивленно спросил он.

Я не успел ответить, потому что в эту самую секунду, как по волшебству, амулет Ратсо оторвался от зеркала заднего вида и, стукнувшись о пепельницу, упал на пол. Я следил за его падением как на замедленном воспроизведении. И Ратсо – тоже.

– Черт, это тебе знак послали! Ты видал? Видал метафору? – с хохотом спросил я.

Ратсо сидел неподвижно и не дыша смотрел на свой амулет-ящерицу. Шнурок сам собой расстегнулся. Казалось, Ратсо смотрит на улетающую вдаль птицу. На несколько секунд он закрыл глаза, а потом снова открыл их и прошептал: «Время пришло», – хотя, возможно, я плохо расслышал. Он весь погрузился в себя, как будто перед алтарем. Я счел за лучшее пока выбраться из машины и оставить его в покое. Это оказалось сложнее обычного, потому что я был замотан в спальный мешок и никак не мог нащупать застежку. В итоге из «вольво» я вывалился в виде сосиски. Мы стояли на обочине прямо при въезде в резервацию, и мимо проезжали другие машины.

14 В 1973 году американский режиссер Уильям Фридкин снял фильм «Изгоняющий дьявола» (1973), ставший классикой жанра хоррор. Молодая Линда Блэр (род. в 1959) сыграла в нем роль юной девушки, в которую вселился дьявол.

Водители наверняка задавались вопросом, что со мной вообще такое. Положение было тупейшее, а я пытался напустить на себя невозмутимый вид. Однако некоторые автомобилисты, поравнявшись с нами, замедляли ход – уж не знаю, туристы или жители резервации. И вот, когда я сражался со спальным мешком, пытаясь вытащить из него непослушную ногу, рядом со мной остановилась какая-то старая колымага, под стать машине Ратсо.

– Что вы здесь делаете? – спросил сидевший за рулем старый индеец.

– Спасибо большое, у нас все в порядке, – поспешно ответил я.

– Нет, я спросил, что вы здесь делаете.

– Я сопровождаю своего товарища, он тут, но сейчас занят.

Я что-то нес, как в каком-нибудь дурацком фильме, глупее не придумаешь.

Водитель, явно не удовлетворенный таким ответом, решил выключить двигатель и выйти из машины.

Я постучал в окно Ратсо, чтобы он заканчивал уже свою тупую молитву ящерице, пока меня тут не избили. Я слегка запаниковал.

– Его сестра умерла год назад. – Я решил, что это важно упомянуть.

Я не знал, почему так сильно разволновался и при чем тут вообще гибель Дасти Роуз.

Все это время я не переставая стучал в стекло, чтобы вызвать из машины Ратсо. Он наконец распахнул дверь, бубня себе под нос:

– Чего? Сломанный Стебель, я еще не закончил!

– Эй! Ратсо, это ты? – воскликнул водитель другой машины. – Вернулся домой?

– А, Шерман, здорово! – крикнул Ратсо и пожал старому индейцу руку.

– Вы знакомы? – спросил я.

– Да, это Шерман, наш целитель, – ответил Ратсо.

– А это Липкий Медведь, – сказал водитель.

Такое уточнение меня развеселило. Я же не настолько тупой, чтобы не знать, с кем еду в машине.

– Ездил встречать рассвет? – спросил Ратсо.

– Ага, возвращаюсь. Мое восемнадцать тысяч сотое утро.

Услышав такой ответ, я посмотрел на них с недоумением, и Ратсо пришел мне на помощь:

– Шерман каждое утро наблюдает восход солнца, вот уже пятьдесят лет.

– А он кто такой? – сухо прервал Ратсо целитель.

– Мозес Лауфер Виктор Леонард, мой товарищ.

Я в изумлении уставился на Ратсо. Я-то был уверен, что он поленился запомнить мое полное имя и для простоты называет меня Сломанным Стеблем…

– Он тоже оттуда? – спросил целитель, опять довольно сухо.

– Да, из Мобриджа. Мы вместе ехали.

– И этот Васичу – он голоден? – спросил индеец, указав на меня.

– Еще голоднее, чем я! – ответил Ратсо.

– Тогда поезжайте за мной. Позавтракаем у нас.

– Эх, не получится. У нас машина сломалась.

– Ладно, тогда садитесь в мою. Пес – ваш?

– Какой пес? – спросил Ратсо, повертев головой.

– Тот, что спит у вас под машиной.

Мы с Ратсо переглянулись и нагнулись посмотреть, что там такое под «вольво». Атам и впрямь лежала, пристроив морду на передние лапы, собака. Она подняла на нас ужасно грустный взгляд, но, едва увидев меня, опрокинулась на спину. У пса была белая шерсть и два больших черных пятна вокруг глаз. Ужасно худой – кожа да кости. Беспородная псина средних размеров, с виду точно как искалеченный боксер на пенсии.

Ратсо замахал на собаку, чтобы прогнать.

– Ну-ка давай отсюда! Иди к своим!

Собака выбралась из-под машины и ткнулась в меня носом.

Ратсо повысил ГОЛОС:

– Нет-нет, уходи сейчас же! Брысь!

Собака завиляла хвостом и принялась кружить вокруг меня. Я погладил ее по голове, и она посмотрела мне прямо в глаза. Я мысленно взмолился: «A-а, нет, не делай этого, а то я не смогу от тебя избавиться, как от панд!» Но пес продолжал смотреть на меня своими сиротскими глазами.

– Ну чего ты так на меня смотришь, а? – громко произнес я. – Оливер Твист[10] нашелся! Отстань!

Я пошел к машине за рюкзаком. Пес последовал за мной. Похоже, он не желал меня отпускать.

– Подожди, он что, теперь за нами попрется? – воскликнул Ратсо.

– Откуда я знаю! Это не моя собака.

– Тогда чего он за тобой ходит?

– Наверное, я ему понравился. В этом, знаешь ли, нет ничего противоестественного, – с достоинством заявил я.

Однако в глубине души я чувствовал, что происходит нечто совершенно необъяснимое.

Я решил игнорировать собаку, чтобы и она тоже в какой-то момент про меня забыла. Достал рюкзак с лекарствами и деревянный ящик и перебрался в машину Шермана – все это с невозмутимым видом человека, который не видит, что за ним повсюду следует пес. Я нарочно изо всех сил наваливался на костыль, чтобы его отпугнуть. Но он как ни в чем не бывало потрусил с левой стороны, подстроившись под ритм моей кривобокой походки, как будто всю жизнь именно так и ходил. Слепая какая-то собака. И анорексичка к тому же.

Шерман долго смотрел на нее, а потом покачал головой.

– Плохо дело, парень, – сообщил он мне.

– В смысле? – встревоженно спросил я.

Шерман повернулся к Ратсо и заговорил с ним на языке лакота. Ну, то есть я решил, что это лакота. Сам-то я, понятное дело, ни слова не понимал.

– Э-э… Вы не могли бы перевести, пожалуйста? – попросил я.

Они меня как будто не услышали и продолжали спокойно переговариваться.

Я попытался еще раз:

– Вы не могли бы, пожалуйста, перевести? Я бы хотел понимать, о чем вы говорите.

– Слишком поздно, – объявил Шерман с таким видом, как будто сообщал мне, что у меня рак или что-нибудь вроде того.

– Дао чем вы вообще? – воскликнул я.

– Ты стал его йахепа.

– Что это значит?

– Он тебя теперь не оставит, ты его человек навсегда.

– Он тебя выбрал и взял себе, – добавил Ратсо.

– Вроде бы обычно бывает наоборот? – возразил я. – Вроде бы это люди принимают решение о том, взять ли им собаку?

– Стать йахепа — большая честь, – сказал Шерман. – Йахепа означает «недостающий элемент загадки». А загадка – это ты, Мозес Лауфер Виктор Леонард.

– Слушайте, а вы не выдумываете все это, а? С чего ему было выбирать меня, а не Ратсо или кого-нибудь еще из тех, кто живет здесь? – отбивался я.

– Все очень просто: его душа подходит твоей душе.

– Но это случилось как-то уж слишком быстро! Этот тип сидел под нашей тачкой, как он мог вот так с ходу разглядеть мою душу?

– Ты не понимаешь, до чего тебе повезло! – вдруг оборвал меня Ратсо. – Когда я был маленьким, я мечтал встретить свою собаку, но меня ни одна так и не выбрала. Это большая редкость! Он будет тебя всегда защищать. Будет о тебе заботиться.

– Ага, только я ведь взять его к себе не могу! Родители ни за что не согласятся.

– Слишком поздно, – повторил Шерман. – Дело решенное.

– Да нет же, слушайте… Ратсо, помоги мне! Ну ведь это же не какая-нибудь там волшебная собака.

Но Ратсо и Шерман уже садились в машину.

Мы с псом остались на обочине одни. Я посмотрел на него: он стоял и ждал, какое решение я приму.

Я пожал плечами. Происходящее было сильнее меня.

– Ну ладно, пошли.

И пес тут же за мной последовал. Теперь и мы тоже сели в машину Шермана. Собака лизнула мне руку, чтобы поблагодарить. Я подумал, что, возможно, это та же собака, что и вчера на кладбище. Я посмотрел своему псу в глаза, надеясь, что смогу его вспомнить, и увидел в ответном взгляде упрямство и упорство, которые мне очень понравились. Я погладил его за ушами. Он положил голову на мою больную ногу и вздохнул.

Несколько минут мы ехали молча, а потом я набрался храбрости и решился спросить:

– А вы правда исцеляете людей?

– Так уж прямо исцеляю, – резко ответил он.

– Но ведь это вы спасли Ратсо, когда его ранили ножом?

Шерман удивленно оглянулся – он явно не ожидал, что у меня может быть такая информация.

– Все в порядке, он свой, – заверил его Ратсо, мотнув в мою сторону подбородком. – Можешь ему ответить.

– Да, Васичу, это был я, но не я один. Я вообще-то не хирург.

– Я знаю, но ведь вам удается излечивать людей?

– Людей? Это ни о чем не говорит – «людей». Ничего не объясняет.

– Ну объясните мне, пожалуйста, – настаивал я.

– Я не университетская больница, я не обучаю. И ничего не объясняю. Я просто связующее звено, Васичу. Мой дар открылся, когда я был еще совсем ребенком. Ты знаешь, что такое дар?

– Да, – благоразумно ответил я.

– Мой дар позволяет мне быть кем-то вроде уполномоченного между Великим Создателем и племенем. Я могу общаться с Духами, моя сила проявляется в трех вещах: в тайном знании, которое передают древние Пайн-Риджа, в умении обращаться с растениями и в хранении священных камней.

– Они у вас здесь, эти ваши камни?

– Где это здесь – в машине, что ли? – изумился он.