Пусть будет гроза

Я – удивление

После напряженных переговоров, то есть целого часа споров и обещаний, родители разрешили мне поехать. Это было невероятно, я не мог в себя прийти от удивления. Мне пришлось объяснить, с кем я еду, – это показалось мне вполне естественным. Я рассказал про Ратсо, про резервацию Пайн-Ридж, про его сестру и про шлифованные стекла. Рассказывая, я все больше и больше воодушевлялся, и идея мне самому казалась все гениальнее. Думаю, родителей сломал мой энтузиазм. Мне не терпелось пуститься в путь.

Я, в свою очередь, пообещал им приблизительно все, что только может пообещать обеспокоенным родителям-психоаналитикам мальчик-инвалид шестнадцати лет. Могу лишь сказать, что список был длинный, почти бесконечный. Никогда не выключать мобильный телефон, звонить через каждые четыре часа, никуда не ходить с незнакомцами, беречь себя и еще раз беречь себя, ах да, чуть не забыл: беречь себя, нормально питаться, регулярно пить воду, принимать лекарства и помнить о ноге.

Говорила со мной по большей части мама, но я поглядывал на отца: вид у него был встревоженный, и все же в глазах что-то изменилось. Он снова на меня смотрел.

Конечно, мне пришлось опустить рассказ о техническом состоянии автомобиля Ратсо, этого они бы точно не вынесли.

– Мы тебе доверяем. Будь осторожен, пристегивай ремень, – сказал отец и торопливо поцеловал меня в щеку.

Меня пронзило электрическим разрядом, потому что одновременно с довольно сухим поцелуем он заодно сжал мне рукой плечо. Он никогда еще так не делал, и меня это взволновало.

Он ушел спать, а я остался с мамой, она помогла мне собрать вещи для поездки. Она хотела сама обо всем позаботиться и была, как обычно, очень внимательна и нежна.

Даже решила уложить меня в постель. Я не стал возражать, она ведь дала согласие на завтрашнюю поездку, но все равно почувствовал себя неловко. Она как будто принимала меня за малыша.

– Не забывай про телефон и лекарства, обещаешь? – снова и снова повторяла мама.

– Обещаю… Мам?

– Да, что?

– Знаешь, мне нравится, когда ты плачешь. Ну, то есть нет… – Я осекся. – Не в том смысле, что мне нравится видеть, как ты плачешь, а в том, что это… это нормально. Я бы на твоем месте… я бы, наверное… Думаю, я бы ревел целыми днями.

Глаза ее блеснули, и она погасила мне свет, как в детстве.

Теперь, когда я улегся, тот факт, что родители меня отпустили, стал казаться мне еще более невероятным.

Уснуть никак не удавалось, и пришлось раза четыре сходить в туалет, чтобы наконец успокоиться.