Драматургия Югославии

П р о к у р о р. И все-таки он его совершил. И не единожды. Он допустил, что обрушился дорогостоящий объект, в результате чего погибли два человека, и в тот же день он совершил преступление морального характера — изменил своей законной супруге.

Б о р и к а. Это ваше категорическое утверждение, естественно, надо еще доказать. Ваши личные предположения — это ваше личное дело…

П р о к у р о р. Вы не признаете последнего?

Б о р и к а. Мне нечего признавать. Мне неизвестно, чтобы Драшко изменил своей жене.

П р о к у р о р. Какой адвокат научил вас так неуклюже опровергать очевидные факты?

Б о р и к а. Я знаю Драшко более десяти лет. В университете — в Любляне — звали его Карузо. Не смейтесь. Вы тоже были студентом. У Драшко был хороший голос, и он часто пел, даже когда был один. Пел просто так, для себя, как соловей поет в кустах роз у реки.

П р о к у р о р. И ворона часто воображает себя соловьем, когда находится возле роз.

Б о р и к а (холодно). Спасибо за комплимент. Но он не был вороной, не было возле него и роз. Можно продолжать?

П р о к у р о р. Прошу вас.

Б о р и к а. Он был прекрасным студентом, хотя у него редко были собственные книги. Все годы учебы он пользовался моими циркулями. Бумагу и тушь покупал на заработанные деньги: будучи членом студенческого кооператива, разносил по Любляне газеты, молоко. Когда мы встречались на улице, он имел привычку говорить, что у льва львиная грива только потому, что он сам себе добывает то, что ему нужно. Драшко был веселым парнем, замечательным товарищем, и мы все его любили. Мы знали, что отец его беден, работает курьером в банке и что у него было еще два сына и дочь. Дочь погибла во время ночной бомбардировки в сорок первом году, а братья отдали жизнь за свободу: один погиб в сорок втором году на улицах этого города, а второй — в сорок пятом на Сремском фронте…

П р о к у р о р. Простите, к чему вы все это говорите?

Б о р и к а. Все эти обстоятельства способствовали тому, что Драшко глубоко осознал, сколько надо положить труда, чтобы чего-то добиться. Он был слишком молод, чтобы участвовать в революции, но зато он активно участвовал в восстановлении и строительстве страны. И как школьник, и как студент, и как инженер.

П р о к у р о р. Что нужно было Драшко у вас двадцать девятого сентября прошлого года?

Б о р и к а. Он всегда приходил ко мне, когда ему было тяжело.

П р о к у р о р. Как к коллеге, товарищу или как…

Б о р и к а. Как к сестре.

П р о к у р о р. Если вы не против, расскажите нам об этой вашей встрече и состоявшемся между вами разговоре.

Б о р и к а. Я точно не помню… Прошел почти год с того дня… двадцать девятого сентября… Знаю, что я была одна дома… Да! Давайте воспроизведем и эту сцену.

П р о к у р о р. Не возражаю… Давайте.

Б о р и к а. У меня однокомнатная квартира в новом доме на углу Первомайской и улицы Пастера, в квартале от обрушившейся гостиницы… Я была дома одна и что-то читала… Если представить, что это стол, то там будет кровать, а я сидела в кресле, вот здесь. (Расставляет предметы и импровизирует.)

Опускается занавес, на котором изображена стена с окном.

Освещение концентрируется на комнате.

Часов в пять кто-то позвонил. Пожалуйста, пусть кто-нибудь позвонит!

Раздается звонок в дверь.

Да!.. (Встает и открывает.) Драшко!!

Драшко проходит мимо нее и устало смотрит по сторонам.

(Спокойно.) Что случилось?

Д р а ш к о. Душно…

Б о р и к а (с виноватой улыбкой). Я с обеда все время читаю. Забыла проветрить. (Подходит к окну и протягивает руку, чтобы его открыть.)

Драшко берет ее за руку.

Открыть?

Д р а ш к о. Не надо… В городе полно пыли. Мы живем в самом грязном и самом шумном городе Югославии. Сносят, строят, копают… Еще пятьдесят лет будем глотать пыль и перескакивать через развалины.

Б о р и к а. Ты что, надумал куда-нибудь сбежать?

Драшко устало усмехается.

В Любляну? Ты всегда внушал мне подозрения. Не верю, чтобы за те пять сумасшедших лет тебе в сердце запала какая-нибудь Францка или Майда! (Приносит две рюмки и подает одну из них ему.)

Д р а ш к о (с такой же улыбкой). Во время учебы ты была чертенком… (Смотрит на нее.) А теперь я вижу, что чертенок превратился в настоящего дьявола… (Вздыхает.) Никого у меня нет, Борика… Никого… А сейчас я теряю и самого себя.

Б о р и к а. Смотрите, какой Гамлет!

Д р а ш к о (с ноткой смирения, декламирует).

Пусть будет красиво кругом, если мне суждено спеть последнюю песню!
Пусть будет день!
Я хочу твердо стоять на ногах и петь,
хочу, чтобы ветры ласкали мое тело,
хочу, чтобы солнце заливало меня своими лучами и чтобы весь мир пел со мной!
Пусть будет красиво кругом, когда убивать меня будешь,
о ты, что даешь нам свет!
Пусть будет день,
когда я буду петь свою последнюю песню!

Б о р и к а (с улыбкой). Неплохо!.. (Наполняет его рюмку.)

Д р а ш к о (отходит от окна и садится). Ты специалист по дорожному строительству, Борика. Скажи мне, как выглядели римские дороги? Они были широкие? Мощенные первоклассным гранитом? А сейчас они в грязи.

Б о р и к а (спокойно). Что случилось?

Д р а ш к о. Я был человеком… А сейчас я — ничто.

Пауза. Смотрят друг на друга.

За то, что я сделал, меня мало повесить. Я уничтожил человека…

Б о р и к а. Драшко!

Д р а ш к о. Он мне опостылел. Я не мог его выносить, возненавидел его… И я убил мерзавца!

Б о р и к а. Драшко!.. Что с тобой? О чем ты говоришь?

Д р а ш к о. Я убил самого себя…

Незадолго до этого открывается дверь, и звук открывающейся двери совпадает с последними словами Драшко.

К о н д а р к о. Здравствуйте. Извините, что я так вхожу, Борика. Драшко, твой объект обрушился час тому назад!..

Пауза. Борика роняет рюмку, и она разбивается. Кондарко делает неловкое движение и опрокидывает стул. Пауза.

Д р а ш к о (с кривой усмешкой). Я знаю…

К о н д а р к о. Так тебе надо пойти туда! В управлении создана комиссия…

Д р а ш к о. А вы, профессор, разве не входите в эту комиссию?

К о н д а р к о. Вхожу, но коллега Борски взбешен, и я боюсь, что он повлияет на решение комиссии. Уже раздаются голоса совсем не в твою пользу. Неплохо было бы, чтобы и ты был там!..

Д р а ш к о. Доктор Кондарко… оставьте, пожалуйста, нас вдвоем ненадолго. Раз уж вы вошли без стука, позвольте и мне не соблюдать приличия: оставьте нас, прошу вас. Я хочу проститься с Борикой, прежде чем меня арестуют.

К о н д а р к о (направился к двери, остановился. Через плечо). Ты делаешь ошибку, парень… Ошибку… (Выходит.)

Б о р и к а (заслоняясь от света прожекторов). Дайте свет!

Вспомогательный занавес поднимается, и сцена освещается.

Вот какой разговор произошел у нас с Драшко, прежде чем его арестовали. Доктор Кондарко, конечно, рассердился. Он пришел с самыми лучшими намерениями, но в дверях услышал мужской голос, остановился, слышит: «Я уничтожил человека, убил мерзавца!» — и подумал, что Драшко, желая погубить кого-то, умышленно способствовал разрушению объекта. Доктор Кондарко открыл дверь в тот момент, когда Драшко, уже тише, сказал, что он убил самого себя. Но этих слов он не услышал. Чувствуя себя оскорбленным и под влиянием случайно услышанного, он неправильно истолковал желание Драшко проститься со мной.

П р о к у р о р. Когда обвиняемый ушел от вас?

Б о р и к а. Драшко? Драшко был у меня весь вечер. И ночевал у меня.

П р о к у р о р. Как у сестры, конечно.

Б о р и к а. Конечно. Он был в отчаянии, ему было тяжело. Я его не отпустила.

П р о к у р о р. Если бы меня обвиняли в преступлении значительно менее серьезном, чем это, и если бы я пришел к молодой, красивой, одинокой женщине, которая оставляет меня ночевать… Впрочем, это ваше личное дело. Но обвиняемый сказал вам, что за то, что он сделал, его мало повесить. Разве это признание ничего для вас не значило?

Б о р и к а. Извините, но вы понимаете все слишком буквально. Наверное, и вы не раз говорили своей жене, что за то, что вы сделали, вас мало повесить.

П р о к у р о р. Прошу вас, отвечайте на мои вопросы.

Б о р и к а (резко). Тогда и вы потрудитесь разговаривать со мной с должным тактом.

П р о к у р о р. У вас есть хоть одно доказательство, что обвиняемый не виновен в том, что гостиница «Сплендид», на строительство которой было израсходовано миллиард триста миллионов динаров, рухнула?

Б о р и к а. Нет!

П р о к у р о р (сразу). У меня нет больше вопросов к свидетельнице. (Садится.)

Б о р и к а. Но в управлении имеется точная документация, свидетельствующая о том, что объект обрушился, когда было израсходовано… (достает из кармана листок бумаги и читает) сто шестьдесят четыре миллиона двести двенадцать тысяч четыреста тридцать один динар, из чего осталось неиспользованных материалов на сумму сто двадцать четыре миллиона; около двадцати восьми миллионов затрачено на регулирование имущественно-правовых отношений и расчистку стройплощадки, так что непосредственный ущерб составляет чуть больше двенадцати миллионов динаров! А за это, извините, человек не должен расплачиваться виселицей!!

П р о к у р о р. А две человеческие жизни? Это что, для вас ничего не значит?

Б о р и к а. Одна из этих жизней была особенно близка и дорога Драшко…

П р о к у р о р. Вы слишком сентиментальны, инженер Корда, чтобы я мог считать ваши показания беспристрастными. (Садится.)

Б о р и к а. Каждый считает, что доброта — это удел других.

П р о к у р о р (встает). Здесь не опера, а суд. А в суде не развлекаются, как в однокомнатных квартирах. Извините, но таков закон. Можете идти на свое место. Суд сделает выводы из ваших показаний.

З а щ и т н и к (встает). Минуточку, минуточку! Слово просит защита…

С у д ь я. Я прошу присутствующих не удаляться от предмета разбирательства. (Борике.) Ответьте на вопросы защитника.

З а щ и т н и к. Простите меня, товарищ Корда, я знаю, что вы сказали правду. Но почему вы прекратили сцену сразу же после ухода профессора Кондарко?

Б о р и к а. Дальнейший разговор не имеет существенного значения и к делу не относится.

З а щ и т н и к. Напротив, все это имеет самое непосредственное отношение к делу. Обвиняемый — ваш ровесник, не так ли?

Б о р и к а. Да.

З а щ и т н и к. Здесь кто-то удачно заметил, что вы скорее красивы, чем женственны. Если женщина в тридцать лет выглядит старше мужчины этого же возраста, значит, она действительно старше. Да?

Б о р и к а. Нет.

З а щ и т н и к. Вы дружили со студенческой скамьи — в университете, в студенческих стройотрядах — вплоть до его возвращения в Скопле? Так?

Б о р и к а. Да.

З а щ и т н и к. В Скопле вы тоже приехали из-за него?

Б о р и к а. Это не значит, что ночь с двадцать девятого на тридцатое сентября он провел со мной в одной постели!

З а щ и т н и к. Конечно, не значит. Но, возможно, это значит, что вы любите Драшко, с тех пор как узнали, что такое любовь, и до сегодняшнего дня. И вам было жаль, что этого однажды не случилось.

Б о р и к а (не сразу). Вы действительно не страдаете от избытка тактичности, товарищ защитник, по долгу службы. Вы говорите так, будто вас привели с улицы.