Драматургия Югославии

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Приходская гостиная. В углу стоит пианино и рядом с образами висят несколько светских картин. Скромный буфет. Зимний полдень, за окном — солнце. На колокольне часы бьют четыре. Никого нет.

Появляется Д а г а р и н, он только что с дороги. За ним идет М а р ь я н а, несет чемодан.

Д а г а р и н (оглядев комнату, весело). Слава тебе, господи. Все как было… Сколько времени прошло с тех пор, как я вынужден был отсюда уехать?

М а р ь я н а (покачав головой, вздыхает). Целая вечность пресвятой господь, целая вечность.

Д а г а р и н (отдает ей свое пальто и подходит к окну). Да-да, когда я уезжал, все было по-другому. Всюду были свои. И общая тревога. Ну а сейчас там, на площади, прохаживаются «эти». Однако ружья у них — слишком длинные. И громоздкие. Французские. Немного смешные, правда, Марьяна? Я слышал, что народ над ними насмехается?

М а р ь я н а. Что из того, что ружья слишком длинные, — не была бы только армия длиннее из-за них.

Д а г а р и н. Да-да, конечно, это важнее. (Снова осматривает комнату.) Смотри-ка, и яблоки на шкафу. Как тогда. (Берет яблоко и с удовольствием разглядывает его.) А я думал, что все уж порастаскали. Как чудесно пахнет этот золотой ранет! (Откусывает.) И вкус какой! А антоновка есть, Марьяна?

М а р ь я н а. Есть, есть. Внизу они у меня, в подвале. И немного джонатана есть. Отменные яблоки, господин священник.

Д а г а р и н. А ты угля положила в подвал, чтобы они подольше сохранились?

М а р ь я н а. Да-да, господин. Как всегда… хотя я на этот уголь особенно-то не надеюсь.

Д а г а р и н (садится в кресло, устало вытягивает ноги, Марьяна снимает с него ботинки). Надейся, Марьяна. Уголь поглощает вредные газы. (С улыбкой.) Как меня поглощают ваши грехи… Тапочки в чемодане.

Марьяна открывает чемодан.

(Помолчав.) Знаешь, я скучал о тебе.

М а р ь я н а. Да и я о вас — тоже. Хотите глоточек вишневки?

Д а г а р и н. Неужели у тебя есть?

М а р ь я н а (достает из буфета бутылку, и наливает ему). Только для вас. Ждала она вас все это время. Под ключом. Ах, где же те времена, когда ездили мы с вами в Рим?.. Помните, как раз напротив нас был дворец дуче. Я даже видела однажды его самого. Надо сказать, очень даже статный мужчина. Тогда мне и не снилось, что его армейцы когда-нибудь окажутся здесь у нас, в Подбуковье. Бог свидетель.

Д а г а р и н (ставит стакан на стол). Хороша вишневка. Очень хороша. Лучше, чем в прошлом году. Лучше…

М а р ь я н а. Хотите еще?

Д а г а р и н. Нет-нет. Избави бог. Сердце.

М а р ь я н а. Как оно теперь? Не полегчало?

Д а г а р и н. Полегчало. Только, если пью, сплю плохо. Вообще в последнее время я плохо сплю.

М а р ь я н а. Ничего удивительного, ничего удивительного. Я тоже. Целую ночь думаю, думаю…

Д а г а р и н. Ну, сейчас-то тут у вас покойно. Или нет?

М а р ь я н а. Да-да, вокруг прихода тихо, но здесь — нет. Жаль, я думала, что этим (показывает вишневку) вас обрадую. (Ставит бутылку в буфет.)

Д а г а р и н. Да ведь обрадовала. (Помолчав.) А знаешь, мне тебя не хватало. Я думаю, весною возьму тебя с собой.

М а р ь я н а. Куда? Неужели вас понесет обратно в Любляну?

Д а г а р и н (будто не слышал ее). Жаль, приехал-то я ненадолго.

М а р ь я н а. Святая спасительница, что же ничего не говорите? И когда же опять уезжаете?

Д а г а р и н. Завтра.

М а р ь я н а. Здесь уж совсем стали забывать, что священник был в Подбуковье.

Д а г а р и н (с улыбкой). Я не забыл, Марьяна, сам бог знает, не забыл.

М а р ь я н а. Но писали, что приедете и останетесь здесь.

Д а г а р и н. Человек предполагает, а бог располагает… Мне и так уже многое свалилось на голову… Бог меня простит.

М а р ь я н а. Это все ваши старые шутки… Но серьезно: вы не должны были бы говорить так.

Д а г а р и н (смеясь). Добрые шутки и бог простит.

М а р ь я н а. Да уж это вам виднее.

Д а г а р и н. А салат ты посадила?

М а р ь я н а. Конечно. Хотите, я его тут же могу набрать.

Д а г а р и н. Снега нет в саду?

М а р ь я н а. Немного. В этом году зима легкая.

Д а г а р и н. Ну, тогда принеси мне салату с крутым яйцом и лимоном. Есть у тебя?

М а р ь я н а. Есть, господин.

Д а г а р и н. И для сопровождающих моих приготовь что-нибудь.

М а р ь я н а. Что за люди? Не очень-то они приветливы.

Д а г а р и н (не отвечает). И постель. На сегодняшнюю ночь. Может быть, и на завтра. А потом — в Ново Место. Да, в Ново Место. (Помолчал, задумчиво.) С тяжелым сердцем я туда еду.

М а р ь я н а. Почему, господин?

Д а г а р и н (опять помолчав). Из-за Андрея.

М а р ь я н а. Из-за Андрея? Да ведь он здесь.

Д а г а р и н (удивлен). Здесь?

М а р ь я н а. Уже три дня.

Д а г а р и н. И что он тут делает?

М а р ь я н а (показывая на дверь слева). Там он… Спит. А когда не спит, сидит за пианино. Играть не играет…

Д а г а р и н. А что же? Пишет?

М а р ь я н а. Вроде нет. Просто смотрит в одну точку. Не знаю, что с ним.

Д а г а р и н. И все время дома?

М а р ь я н а. Вчера вечером уходил, утром сегодня вернулся.

Д а г а р и н. Куда ходил?

М а р ь я н а. Да уж известно…

Д а г а р и н. Эта девчонка, что ли, там?

М а р ь я н а. Да.

Д а г а р и н. Гм. Как же университет? Ведь он же учится в Любляне?

М а р ь я н а. Да. Но сейчас он здесь.

Д а г а р и н. И он к ней ходит?

М а р ь я н а. Так точно. И ведь какой опасности подвергается. Там, около Худого Явора, знаете, господин, опять «те».

Д а г а р и н. Опять?

М а р ь я н а. Опять, опять.

Д а г а р и н. И он туда ходит?

М а р ь я н а. Я уж ему говорила, чтобы не ходил. Намедни за завтраком он вдруг отшвырнул миску с поджаркой, а потом полчаса сидел у печки, смотрел на огонь. И когда я его спросила… Что, господин?

Д а г а р и н (нашел какие-то бумаги на пианино). Смотрю.

М а р ь я н а. Это его ноты.

Д а г а р и н. Знаю, знаю.

М а р ь я н а. У него их целые кипы. С собой привез. Все с собой привез — ноты, книги, ботинки, в общем, все.

Д а г а р и н. Зачем? Не думает же он тут остаться?

М а р ь я н а. Не знаю. Может, думает куда-нибудь поехать. Бог его знает, что у него в голове, — слова не проронит. Позвать его?

Д а г а р и н (кладет ноты на пианино). Позови его от имени господа.

Марьяна идет налево, робко подходит к дверям.

Минутку. (Раздумывает — не отложить ли встречу с Андреем.)

М а р ь я н а. Пожалуйста, господин.

Д а г а р и н (взглянув на нее). Он что-нибудь говорил? Ну, обо мне.

М а р ь я н а. Ничего такого.

Д а г а р и н. Нет?

М а р ь я н а. Только то, что хотел бы вас видеть.

Д а г а р и н (удивлен). Он это сказал?

М а р ь я н а. Да. Почему вы так удивились?

Д а г а р и н. Ничего, ничего.

М а р ь я н а. И с органистом они что-то не поделили. Странно, ведь когда-то так ладили.

Д а г а р и н. Что не поделили?

М а р ь я н а. Тот зашел сюда, чтобы его поздравить. Не знаю в связи с чем, ну а Андрей его выгнал. Я ничего не говорю, этот органист и правда странный человек — пьет, как известно, и даже больше, чем раньше… Но выгнать его…

Д а г а р и н (вынимает из кармана жилетки коробочку, достает из нее таблетку и кладет в рот). Нет-нет, воды не нужно.

М а р ь я н а. Все те же таблетки?

Д а г а р и н. Нет, сейчас уже другие, посильнее.

М а р ь я н а. Плохо вам после них, господин. Лучше бы вам вернуться домой, может, и здоровье вернется…

Д а г а р и н (не слушая ее). Да-да. Так, говоришь, он его выгнал?

М а р ь я н а. Еще как! Таким диким я еще его не видела. И что это с ним?

Д а г а р и н (ходит по комнате, затем оборачивается к ней). Марьяна, знаешь, что случилось?

М а р ь я н а. Господи, помилуй, что-нибудь ужасное?

Д а г а р и н (как бы вспоминая). Когда Андрей в последний раз был у меня, он оставил несколько своих сочинений, чтобы я отдал их переписать. И они попали, не знаю как, в руки тем людям в Любляне. Ну и потом…

М а р ь я н а. Что — потом? (Озабоченно.) Уж не засунули вы их куда или затеряли? Как я — одну его бумагу. Пресвятая богородица, заступница моя небесная, не хотелось бы мне больше такого дня дождаться. Я уж думала, что мне достанется. Как они тогда напились с органистом, никогда не забуду. А потом он у себя целую, неделю отсиживался. Когда снова появился, весь взлохмаченный и невыспавшийся, так он весело смеялся, как никогда ни раньше, ни потом. «Марьяна, — сказал он, — спасибо тебе, что ты потеряла ту писульку. Если бы этого не случилось, здесь бы никогда ничего не появилось». При этом он так ритмично постучал по своим нотам, что и мне приятно сделалось. Поэтому, господин священник, особенно не беспокойтесь. Не все потеряно, что потерялось.

Д а г а р и н (задумчиво сидит в кресле, позванивает коробочкой, потирая рукой усталые глаза). Дело не в этом, Марьяна, все гораздо сложнее.

М а р ь я н а. Что же, помоги, господь?

Д а г а р и н. Знаешь, одно из его сочинений включили в программу. И так как оно было без названия, то меня спросили, не согласится ли мой племянник, чтобы сочинение назвали (вздохнув) «Roma aeterna», то есть «Вечный Рим», и посвятили его Верховному Комиссару.

М а р ь я н а. Ну а потом?

Д а г а р и н. Я писал Андрею, но, когда не получил ответа в условленный день, я им сказал, что Андрей согласился. Видишь ли, этим сочинением наши хотели подлизаться к Верховному Комиссару, чтобы он был более снисходительным к их требованиям. Они не ошиблись. Когда Верховный Комиссар слушал посвященное ему сочинение, он просто таял от самодовольства. Спустя несколько дней он одобрил дело, о котором раньше и слушать не хотел.

М а р ь я н а. А что же Андрей?

Д а г а р и н. Сам бог не поймет, что с ним происходит. Такое сотворил…

М а р ь я н а. Боже мой, вы вот и сейчас побледнели.

Дагарин делает знак, чтобы она подошла ближе.

Ну так что же он сделал?

Д а г а р и н. Написал письмо Верховному Комиссару, что он-де об этом ничего не знает.

М а р ь я н а (она женщина простая, однако многое понимает; крестится). Боже, смилуйся. Что же будет теперь?

Д а г а р и н. Посмотрим.

М а р ь я н а. Позвать его?

Д а г а р и н. Позови от имени господа.

М а р ь я н а (идет к двери и осторожно стучит). Господин Андрей!

Г о л о с А н д р е я. Что?

М а р ь я н а. Господин священник, ваш дядя, приехал.

Д а г а р и н (устремив взгляд куда-то в потолок). А теперь иди и позаботься об этих людях.

М а р ь я н а (с опаской поглядывая то на священника, то на дверь). Почему вы с ними приехали?

Д а г а р и н. Такие уж времена.

М а р ь я н а уходит.

Входит А н д р е й. Это высокий, крепкого сложения, светловолосый человек, ему около тридцати лет. Он только что встал с постели.

А н д р е й (смотрит на Дагарина, который продолжает сидеть не оглядываясь; резко). Здравствуйте.

Д а г а р и н (все еще глядя в потолок). Как ты здесь оказался? Университет закрыли?

А н д р е й (в дверях). Нет.

Д а г а р и н. Тебя освободили от занятий?

А н д р е й. Нет.

Д а г а р и н. А как же?

А н д р е й. Я сам себя освободил.

Д а г а р и н. Ты и службу оставил?

А н д р е й. Допустим.

Д а г а р и н (снова берется за коробочку, которую до этого положил на стол рядом с собой). А почему?

А н д р е й. У вас так мало фантазии?