Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

Фактически всю свою прибыль на бирже Джонс получал в результате ловких манипуляций, связанных с краткосрочными тенденциями, а не за счет понимания многолетних сверхциклов, само существование которых вызывает сомнение. Так же как трейдеры из Commodities Corporation, Джонс мог покорить любую волну на рынке. Замечая приближение большой волны, он вставал на доску для серфинга и, как только рынок начинал обратное движение, ловко спрыгивал с нее. «Находясь на старте, вы понятия не имеете, насколько правильный избранный вами путь», — признался он однажды, тем самым опровергая мнение о том, что его успех объясняется неким долгосрочным анализом. Напротив, как он сам объяснял в минуты откровения, его метод заключался в том, чтобы «написать сценарий для рынка», продумав возможное поведение игроков, а затем несколько раз проверить гипотезу на позициях с низкой степенью риска в надежде уловить момент, в который его сценарий начнет воплощаться в жизнь13. Через несколько лет Джонс рассказал о мысленных упражнениях, с помощью которых он писал такие сценарии. «Каждый вечер я нахожу спокойное местечко в своей квартире и сижу там с закрытыми глазами. Я представляю, что нахожусь в биржевом зале. Открываются торги, идет рабочий день, и я воспроизвожу в воображении разные эмоциональные состояния, через которые проходит рынок. Такое упражнение я проделываю каждый день. И позднее, оказываясь на бирже в реальности, я уже готов ко всему, что будет происходить. Ведь я уже там был. Я психологически готов извлекать выгоду из крайних эмоциональных состояний, поскольку они уже пережиты мной»14.

Крах 1987 года показал, насколько эффективна такая подготовка. Когда в пятницу 16 октября индекс S&P 500 начал резко снижаться, Джонс ощутил близость ожидаемых событий. И хотя, согласно грубым оценкам Бориша, основанным на сравнении с 1920 годом, крах должен был произойти через несколько месяцев, это не имело никакого значения. Джонс никогда не воспринимал подобные прогнозы буквально. Значение имели мысленные упражнения, с помощью которых он нарисовал крах в своем воображении. Он понимал, что любое снижение на рынке с высокой долей вероятности перерастет в чудовищный обвал. Инвесторы уже несколько месяцев ожидали судный день, и их доверие к рынку могло в любой момент упасть до нуля. Развитое страхование инвестиционных портфелей еще более усугубляло опасность обвального падения. Снижение курса акций вынудит страховщиков к массовым продажам активов, а это приведет к еще более глубокому падению. Учитывая обстановку, которая сложилась на рынке, игра на понижение казалась беспроигрышным вариантом. Если бы падение в начале пятницы захлебнулось, то короткие продажи принесли бы Джонсу небольшие убытки. Он просто бы закрыл позицию и стал бы ожидать следующей возможности для атаки. Однако если бы пугливость инвесторов в сочетании с реакцией страховщиков привела бы к катастрофическому обвалу, Джонс мог бы сорвать огромный куш. Соотношение между риском и вознаграждением было необычайно привлекательным15.

В ту же пятницу, к вечеру, Джонс распродал целые пакеты фьючерсов, включенных в индекс S&P 500. На выходные он отправился в свой охотничий домик в отдаленном уголке Вирджинии вместе с коллегой Льюисом Бэконом, выходцем из Commodities Corporation, и еще несколькими друзьями из Европы. Когда пришла пора возвращаться в Нью-Йорк, оказалось, что частный самолет не способен вместить всех гостей. Джонс, как всегда галантный, предложил последние места своим друзьям. Он был готов остаться в Вирджинии.

«Нет-нет, что вы, — сказал кто-то из гостей. — Ведь мы знаем, у вас сейчас открыта крупная позиция»16.

Джонс сел в самолет, и утро «черного понедельника» застало его в офисе на Манхэттене. Если бы гости были менее великодушны, то он пропустил бы день крупнейшего обвала на фондовом рынке, который только происходил в его жизни. Резкое падение курса акций, начавшееся с самого утра, переросло вскоре в чудовищный обвал. Однако Джонс умело обуздал весь каскад волн, дойдя до самого конца. Обезумевшие от страха инвесторы, отчаявшиеся продать свои активы, засыпали звонками брокеров, а те, кто не поддался всеобщей панике, лишь беспомощно стояли и смотрели, как рушится все вокруг. Спустя несколько лет Джонс сравнивал реакцию Уолл-стрит на крах с одним несчастным случаем, который произошел с ним на море. «Однажды на меня наехал катер, и винт пропорол мне ягодицы. Первой мыслью было: «Черт возьми! Все мои воскресные планы рухнули, ведь теперь придется зашивать рану». Пребывая в шоке, я не понимал, насколько глубока рана. И лишь взглянув на лица друзей, я понял, что все очень серьезно»17. Крах 1987 года вызвал у некоторых людей такое же оцепенение. Однако Джонс написал сценарий для рынка. Психологически он был готов к хаосу.

Даже выжав из рынка все до капли, Джонс позднее воспользовался еще одним шансом заработать. Составляя очередной сценарий для рынка, он попытался представить реакцию ФРС на коллапс и пришел к выводу, что власти наверняка попытаются успокоить взволнованных людей и накачают банки деньгами, чтобы сделать кредиты более дешевыми. И здесь, по расчетам Джонса, могла представиться возможность еще для одной несимметричной игры. Если ФРС поступит так, как он рассчитывает, то рынок облигаций взлетит вверх; но даже если ФРС будет сидеть сложа руки, вряд ли стоит ожидать падения. Когда в конце «черного понедельника» рынок облигаций оживился, Джонс решил, что его сценарий начинает сбываться. Он купил самый крупный пакет облигаций за всю историю своей деятельности, и вскоре выяснилось, что выгоднее позиции у него еще не было.

Двойной куш, сорванный Джонсом в «черный понедельник», обеспечил его фонду Tudor Investment Corporation от 80 до 100 миллионов долларов чистой прибыли и внес весомый вклад в общую доходность за этот год, которая составила 200 %. Вскоре Джонс проявил себя с неожиданной стороны, которая резко контрастировала с его ковбойскими замашками. Он создал благотворительную организацию, Robin Hood Foundation, вложив в нее часть недавно сколоченного состояния. Миллионы долларов были направлены на развитие беднейших кварталов Нью-Йорка.

ДЖОНС БЫЛ НЕ ЕДИНСТВЕННЫМ СЧАСТЛИВЧИКОМ, которому повезло в «черный понедельник». Конец 1980-х стал звездным часом и для других дельцов, воспитанных на традициях Commodities Corporation. Если члены «большой тройки» — Сорос, Робертсон и Стейнхардт — несли огромные потери во время краха 1987 года, у Брюса Ковнера и Льюиса Бэйкона дела шли как нельзя лучше, хотя их заработки были скромнее, чем у Джонса. И «большая тройка», и «малая тройка» ожидали разворота на рынке. Они часто обсуждали между собой перспективы экономики, и Джонс даже пытался убедить Джулиана Робертсона передать ему в управление портфель коротких позиций18. Однако одно дело ожидать беды, а совсем другое — молниеносно реагировать на нее, когда она придет. И в этом отношении троица из Commodities Corporation оказалась более проворной, чем их старшие партнеры, которые привыкли к традиционному инвестированию в акции. Будучи профессиональным инвестором, Джулиан Робертсон дорожил своим портфелем акций. Его фонд Tiger тщательно изучал каждый объект инвестирования, прежде чем приобрести акции, и очень болезненно расставался с ними. Джонс, Ковнер и Бэйкон не были отягощены таким грузом. Их преимуществом была гибкость. Они могли быстро и резко менять направление своей деятельности19. Отдельные акции их не волновали. Они спекулировали в масштабах всего рынка.

После обвала на фондовом рынке Ковнер и Бэйкон перевели свои средства в облигации, сумев извлечь прибыль из того же сценария, что и Джонс20. Так начался период их расцвета, который продолжился и в следующем году, и во все последующие годы, вплоть до конца десятилетия. Ковнер собрал богатый урожай на валютном рынке. Здесь он следовал стратегии «керри трейд», разработанной им еще в Commodities Corporation. По некоторым данным, в 1989 и 1990 годах он занимал первое место на Уолл-стрит по уровню дохода. Не последнюю роль в этом играли спекуляции на нефтяных фьючерсах. Тем временем Льюис Бэйкон добился больших успехов в качестве брокера в компании Shearson Lehman Hutton, где он вел торги с небольшим уровнем депозита. В 1989 году Бэйкон отделился от компании и основал собственный хедж-фонд — Moore Capital. В том же году его фонд вырос на 86 %, а в следующем году, когда он точно спрогнозировал влияние иракского вторжения в Кувейт на фондовый рынок и рынок нефти, рост составил 29 %. Стартовый капитал, который Бэйкон получил от Commodities Corporation, казался теперь незначительной суммой по сравнению с новыми источниками дохода. Пол Джонс, будучи не в состоянии принять все средства, которые ему хотели доверить, рекомендовал своим клиентам обратиться к Бэйкону.

Тем временем сам Джонс пожинал лавры в Токио. Как и все знатоки с Уолл-стрит, он не мог не видеть формирование пузыря в конце 1980-х годов. После заключения соглашения в отеле «Плаза» японские власти резко снизили процентные ставки, пытаясь компенсировать негативное влияние сильной иены на национальную экономику. В результате этого начался приток дешевого капитала, и цены на японские активы, а также на ряд иностранных активов поползли вверх. Японские капиталисты стали крупнейшими покупателями в мире: они скупали все подряд — от площадок для игры в гольф в Калифорнии до полотен импрессионистов. В 1987 году японская телефонная компания Nippon Telegraph and Telephone (NTT) разместила свои акции на Токийской фондовой бирже при фантастическом коэффициенте «цена/прибыль» — 1:250. Стоимость активов превысила все разумные пределы и, несмотря на это, продолжала расти.

Как и при любом пузыре, проблема была не в том, чтобы осознать неминуемость краха японского рынка, а в том, чтобы угадать, когда этот крах произойдет. Казалось, что после размещения акций NTT активная игра на понижение на Токийской бирже равносильна самоубийству. В течение следующих двух лет биржевой индекс Nikkei продемонстрировал впечатляющий рост — 63 %, доказывая, что зарабатывать можно не только на ставках против пузыря. Уж кто-кто, а Джонс не собирался делать преждевременных ставок; пока сила была на стороне «быков», он послушно следовал текущему тренду, не рискуя плыть против течения21. Джонс терпеливо выжидал, когда тренд начнет меняться. И вот в начале 1990 года токийский рынок в течение нескольких дней просел почти на 4 %. Джонс наконец-то получил долгожданный сигнал.

В ходе обсуждения, состоявшегося по инициативе Barron's в середине января 1990 года, Джонс уверенно назвал причины, по которым токийская биржа находится на грани резкого обвала22. Он начал с того, что должен был заметить даже самый рядовой фондовый аналитик: торги на рынке велись при огромном коэффициенте «кратное прибыли». Но Джонс придерживался той же тактики, что и в 1987 году на Уолл-стрит: он с особым интересом следил за положением игроков23. В случае с Уолл-стрит страхование портфелей ценных бумаг привело к образованию механизма, который усугубил обвал и тем самым дал возможность спекулянтам нажиться на асимметричной игре. Финансовая культура Японии способствовала созданию такой же асимметрии на Токийской фондовой бирже. Японские вкладчики считали, что их инвестиционные менеджеры должны обеспечивать доходность не менее 8 % в год. Поэтому, когда на фондовом рынке начнется разворот, менеджеры, сознавая важность этой отметки, начнут поспешно переводить средства в облигации. Это гарантирует им доход в 8 % при низком уровне риска24.