Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

Потери Джонса от кредитования развивающихся рынков превысили его прибыли от основного портфеля. За год, предшествующий краху Lehman Brothers, фонд Tudor вырос на 6–7 %, что было впечатляющим результатом на фоне ощутимого падения на фондовом рынке. Однако к концу года стоимость Tudor снизилась на 4 %, и это несмотря на то, что Джонс прекрасно видел, как сгущаются тучи24. Tudor был вынужден ввести ограничения на движение своих средств, временно уменьшив доступ инвесторов к капиталам. Получив суровый урок, Пол Джонс пообещал изменить профиль компании и сосредоточиться на ликвидных рынках, в которых он разбирался лучше всего. Эпоха «генераторов прибыли», «альфа», судя по всему, доживала свои последние дни.

БАНКРОСТВО LEHMAN BROTHERS ЗНАМЕНОВАЛО крах современной модели инвестиционного банка. Lehman Brothers и его конкуренты занимали миллиарды долларов на рынках краткосрочного капитала, а затем тратили эти деньги на приобретение активов, которые было сложно продать в течение короткого периода времени. Когда разразился кризис, краткосрочное кредитование мгновенно прекратилось. Все понимали, что инвестиционные банки могут столкнуться с недостатком ликвидности, а страх, как известно, обладает силой самоисполняющегося пророчества. Чтобы предотвратить массовый вывод денег, государство застраховало вклады в коммерческих банках, пытаясь успокоить вкладчиков, а Федеральная резервная система предоставила доступ к программам срочного кредитования. Однако у инвестиционных банков такой подстраховки не было. Они считали себя неуязвимыми и действовали соответствующим образом.

Следующей жертвой эффекта домино стал Merrill Lynch, инвестиционный банк, известный своим «громоподобным стадом» — почти 17 тысяч фондовых брокеров. В те самые выходные, когда решалась судьба Lehman Brothers, Джон Тэйн, глава Merrill Lynch, судорожно метался по городу между Нью-Йоркским федеральным банком и офисом Кена Льюиса, своего коллеги из Bank of America. После серии переговоров, которые завершились в 1:00 ночи в понедельник, Тэйн согласился уступить Merrill Lynch почти задаром. Примерно за год до этого руководство Merrill Lynch отказалось от сделки с Bank of America, который предлагал 90 долларов за акцию. Теперь, когда модель инвестиционного банка оказалась несостоятельной, Merrill Lynch был готов немедленно заключить сделку по цене 29 долларов за акцию. Один из старожилов Уолл-стрит униженно отдавал себя в руки коммерческого банка с Мэйн-стрит. Как писали в одной газете, это было равнозначно тому, как если бы Wal-Mart купил бы Tiffany.

Теперь, когда Bear, Lehman и Merrill потерпели крах, два оставшихся инвестиционных банка, Morgan Stanley и Goldman Sachs, оказались под жестким прессингом. Все на Уолл-стрит знали, что из-за склонности к краткосрочному финансированию вкупе с высокой долей заемных средств эти банки были беззащитны перед бегством вкладчиков, а на канале CNBC с экрана не сходил текущий курс акций Morgan и Goldman. Трейдеры назвали это «дежурством у постели умирающего»25. Проблемы со страховым гигантом AIG только усугубляли и без того сложную ситуацию. Гарантируя выплаты долга через кредитные дефолтные свопы, AIG оставил себя беззащитным перед возможным дефолтом всевозможных облигаций. Это был сумасшедший риск, ведь трейдерам была дана возможность совершать самые амбициозные операции под защитой компании с хорошей капитализацией, и они чувствовали себя совершенно неуязвимыми. Когда же в разгар кризиса, спровоцированного крахом Lehman Brothers, вероятность дефолта выросла в разы, многомиллиардные убытки AIG по кредитным дефолтным свопам были неизбежны. В четверг 16 сентября правительство было вынуждено спасать страховщика, предоставив ему кредит на баснословную сумму — 85 миллиардов долларов.

На следующий день слухи о том, что неразбериха в AIG может негативно повлиять на состояние Morgan Stanley, стали одной из причин резкого падения акций компании — на 42 % к середине дня. Хедж-фонды, уже не чаявшие выбраться из ловушки, в которой они оказались по вине Lehman Brothers, дружно требовали от Morgan Stanley вернуть им их активы. Джон Мак, генеральный директор Morgan Stanley, обрушился на спекулянтов, которые якобы вступили в тайный заговор и пытаются потопить банк. Это было повторением той борьбы, которую пытались вести с хедж-фондами Bear Stearns и Lehman Brothers в дни собственного кризиса.

Примерно в это же время Кен Гриффин, управляющий директор Citadel, пытался рассчитать вероятность краха своего хедж-фонда. Он пытался создать компанию, похожую на Morgan Stanley или Goldman Sachs, и поэтому был подвержен тем же проблемам, что и они. Соотношение между заемным и собственным капиталом компании составляло 10 к одному. Конечно, это не 30 к одному, как у многих инвестиционных банков с их активной политикой заимствования, но в то же время гораздо выше, чем у хедж-фондов, нормой для которых считалось однозначное число26. А поскольку Citadel выпустил небольшое количество пятилетних облигаций, по его долговым обязательствам стали активно заключать кредитные дефолтные свопы. В связи с этим у трейдеров могли возникнуть опасения по поводу ликвидности компании27.

Гриффин быстро составил дерево вероятностей. По его оценке, шансы на выживание Morgan Stanley были равны 50 %. В случае краха Morgan вероятность того что Goldman последует за ним, составит 95 %. Если же рухнет Goldman, то Citadel обанкротится почти со стопроцентной вероятностью, поскольку из-за вынужденных продаж имущества Morgan и Goldman стоимость активов Citadel упадет в разы. С учетом вероятности каждого из этих событий шансы Citadel на выживание составляют около 55 %. «Это был действительно плохой день. Было горько сознавать, что весь двадцатилетний труд может пойти прахом и все зависит от судьбы одной-единственной компании, на которую вы не имеете ни малейшего влияния», — вспоминал позднее Гриффин28.

Но даже если фонд Citadel был отчасти подвержен тем же проблемам, что и инвестиционные банки, его реакция на кризис была несколько иной. Летом, следуя тем же путем, что и Lehman Brothers, руководство Morgan и Goldman пыталось убедить регуляторов ввести ограничения на короткие продажи их акций. Было странно слышать подобное требование в устах этих двух компаний. Ведь Morgan и Goldman сами играли на понижение, поскольку их собственные трейдеры желали держать как короткие, так и длинные позиции. Оба банка даже успешно оказывали первичные брокерские услуги, финансируя и осуществляя короткие продажи от имени хедж-фондов. Однако в эти сумасшедшие дни, которые наступили после банкротства Lehman Brothers, ни Morgan, ни Goldman уже не могли вести себя как раньше. В среду, когда курс их акций рушился на глазах, руководство обеих компаний не выпускало из рук телефоны. И к концу дня сенаторы от штата Нью-Йорк Чак Шумер и Хилари Клинтон обратились в Комиссию по ценным бумагам и биржам с требованием выполнить просьбу Morgan и Goldman и запретить короткие продажи их акций.

В четверг Кристофер Кокс, председатель комиссии, выразил сомнение по поводу того, стоит ли оказывать помощь банкирам, но его никто не поддержал. «Или вы спасете их прямо сейчас, или они исчезнут с лица земли, пока вы предаетесь размышлениям», — настаивал секретарь казначейства Хэнк Полсон29. Примерно в 13:00 управление по финансовым услугам в Лондоне объявило месячный запрет на короткие продажи 29 финансовых организаций, дав понять, что государство сделает все возможное для спасения крупнейших компаний. Три десятка трейдеров в торговом зале Goldman радовались этой новости так, словно бы они были пехотинцами, получившими спасительную помощь с воздуха. Они вскочили с мест, приложили руки к сердцу и стали подпевать государственному гимну США, который кто-то поставил по системе громкой связи30. Позже этим же вечером Комиссия по ценным бумагам и биржам пошла еще дальше, чем Лондон, — запретила короткие продажи акций около 800 финансовых компаний.

Если для Morgan и Goldman этот запрет стал глотком свежего воздуха, то хедж-фонды восприняли его как прямую атаку государства, которая могла подорвать их жизнеспособность. Из-за изменившихся правил игры акционерные инвестиционные фонды потеряли миллионы долларов. «Мы участвовали в шахматном турнире, и вдруг в самый разгар матча нам велят играть в регби», — жаловался один подопечный фонда Tiger, а заявление о том, что запрет был введен для защиты финансовой системы, было, по его мнению, притянуто за уши, поскольку в список попали самые разные корпорации — от интернет-инкубаторов до розничных сетей31. Но даже если правительство пыталось сбить спесь с хедж-фондов, инвестиционные банки не могли чувствовать себя в безопасности. Вскоре они снова приступили к лоббированию. В докризисные времена Morgan и Goldman были счастливы тем, что не имеют статуса депозитного банка и освобождены от надзора Федеральной резервной системы. Теперь они изменили свою позицию на диаметрально противоположную. Банки потребовали включить их в сферу ответственности ФРС, желая получить гарантированный доступ к ее программам срочного кредитования. И вечером в воскресенье 21 сентября Morgan и Goldman добились желаемого. ФРС взяла их под свою защиту, и теперь они уже не чувствовали себя беспомощными.

Что касается Citadel, то официально он считался хедж-фондом и не мог иметь такого же доступа к программам срочного кредитования ФРС. Мало того, правительство нанесло Citadel болезненный удар: запрет на короткие продажи обошелся ему очень дорого. Citadel владел огромным портфелем конвертируемых облигаций, который он хеджировал за счет коротких продаж. Фонд исходил из того, что облигационные опционы были недооценены по сравнению с соответствующими акциями. Из-за запрета на короткие продажи хеджирование новых конвертируемых активов стало невозможным. В результате спрос на конвертируемые облигации резко упал, и Citadel потерпел катастрофические убытки32. К концу сентября выяснилось, что стоимость основных фондов упала за месяц на 20 %, и по мере сокращения собственного капитала компании неизбежно возрастал коэффициент финансовой зависимости. Фонд Citadel был создан в 1990 году практически с нуля, и за эти годы превратился в компанию стоимостью 15 миллиардов долларов, со штатом, насчитывающим 1400 сотрудников. Теперь же встал вопрос о его выживании.

Гриффин собрал своих заместителей, чтобы обсудить дальнейший план действий. Если он сократит долю заемных средств путем продажи конвертируемых активов, то конкуренты поймут, что фонд находится на грани отчаяния и собирается сокращать свой портфель. В случае бездействия у него рано или поздно кончатся деньги, и он не сможет среагировать на маржин-колл. Гриффин и его команда обратили внимание еще на одну опасность. Если у партнеров возникнут сомнения по поводу судьбы Citadel, они наверняка снизят оценочную стоимость его деривативных контрактов и будут выкачивать из фонда средства до тех пор, пока его казна не опустеет. Именно так брокеры поступили с Askin Capital, Long-Term Capital и практически со всеми организациями, терпящими крах.

В первые недели октября Citadel был вынужден вести войну на два фронта. Он сбрасывал активы, которые не были связаны с его основными стратегиями, и за счет этого увеличивал долю собственного капитала, стараясь ничем не выдать своего плачевного состояния. Фонд также ликвидировал деривативные контракты с другими фирмами, в некоторых случаях заменяя их на валютно-обменные контракты. Валютные операции не обременяли их так сильно, как брокеров и банки33. Когда не было возможности ликвидировать деривативные контракты, Citadel искал утешение в том, что считалось одним из его основных преимуществ — в отделе обработки информации, оснащенном самыми современными технологиями. В отличие от многих хедж-фондов Citadel активно пользовался вычислительными ресурсами, программами по управлению данными и финансовыми моделями, чтобы ежедневно отслеживать динамику стоимости каждого деривативного контракта, приобретенного у банка. Ведь чем лучше понимаешь реальную стоимость актива, тем сложнее конкурентам играть на понижение. Такого рода преимущество составляло гордость и славу Citadel. Вспомним обещание, данное руководством Long-Term Capital, — обойтись без отдела обработки документации и создать второй Salomon, но только без всякой ерунды. Один сотрудник Citadel пошутил, что Long-Term Capital сделал все с точностью до наоборот. Отдел обработки документации Salomon приносил реальную пользу, а вот партнеры из LTCM натворили немало ерунды.