Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

Опыт Citadel неоценим для всей индустрии хедж-фондов. Еще до краха Lehman в сентябре хедж-фонды чувствовали себя как на минном поле, а после начала паники беды посыпались на них одна за другой. Все их стратегии базировались на коротких продажах, а правительство неожиданно запретило этот вид операций. Они формировали свои портфели на основе заемных средств, и вдруг источники финансирования оказались недоступны, поскольку брокеры не желали делиться своим капиталом. К концу 2008 года большинство фондов потерпели убытки; почти 1500 из них разорились; немало титанов вдруг обнаружили, что их репутация безнадежно испорчена. И все же в самый сложный период хедж-фонды доказали свою состоятельность. В 2008 году индустрия хедж-фондов сократилась в целом на 19 %, в то время как падение индекса S&P 500 превысило этот показатель в два раза. И в отличие от традиционных и инвестиционных банков, ипотечных агентств и прочих организаций, хедж-фонды не переложили свои убытки на плечи налогоплательщиков или общества.

Однако в разгар кризиса этот факт остался почти незамеченным. Когда на рынке хедж-фондов лопнул пузырь, участникам было не до размышлений над стратегическими вопросами. Титаны взлетели так высоко, что все зачарованно следили за их падением. Еще в первой половине 2008 года Фил Фальконе, управляющий фондом Harbinger Capital, отчитался о прибыли в 43 % и вел охоту на New York Times, а в сентябре из-за краха Lehman и запрета ФРС на короткие продажи он потерял за одну неделю более 1 миллиарда долларов. В феврале 2007 года один из «генераторов альфа-прибыли» под названием Fortress был торжественно преобразован в публичную компанию после того, как сколотил целое бумажное богатство на 10,7 миллиарда долларов для своих хозяев, летавших на личных вертолетах. В декабре 2008 года стоимость активов Fortress сократилась на треть, и компания была вынуждена уволить два десятка своих инвестиционных менеджеров. В 1999 году Джон Меривезер и Майрон Шоулз, ветераны Long-Term Capital, основали по новому хедж-фонду, и в течение нескольких лет дела у них шли прекрасно. К концу 2008 года обе компании оказались на краю пропасти. На конец 2008 года падение Children’s Investment Fund составило 42 %, а его управляющий Крис Хон, похоже, вместе с деньгами утратил и остроту ума. «Если честно, быть всегда на плаву — это довольно сложная штука», — заявил он таким тоном, как будто сделал удивительное открытие36.

Инвесторы, ошеломленные этими неудачами, отчаянно пытались спасти свои деньги. Хотя падение хедж-фондов было гораздо менее глубоким по сравнению с индексом S&P 500, клиенты ожидали от них роста при любом состоянии рынка, так, словно бы они были волшебниками, которые не просто управляют рисками, а чудесным образом устраняют их. Даже макрофонды, которые спустя несколько месяцев после краха Lehman потеряли лишь крохотную часть своих былых барышей, не смогли уберечься от этого шторма. Им пришлось в срочном порядке решать проблему с выплатами на сумму 31 миллиард долларов, поскольку в эти дни все требовали друг от друга денег. В ответ хедж-фонды прибегли к такому же средству, что и Tudor, — они поймали инвесторов в ловушку, приостановив квартальные выплаты и отрезав все пути для вывода денег. Иногда инвесторы сами были рады побыть в роли заключенных. Ограничения на движение капитала помогли избежать массовых продаж по сниженным ценам, которые бы привели к катастрофическим последствиям. Одновременно с этим были приостановлены выплаты бонусов. В другие времена такие ограничения были бы признаны незаконными. Говорят, что один известный хедж-фонд заставил заплатить инвестора штраф за досрочный выход, а затем не вернул ему ни вложенных средств, ни денег, уплаченных за штраф. В довершение ко всему он продолжил платить бонусы своим менеджерам.

Чем крупнее хедж-фонд, тем наглее и высокомернее ведут себя управляющие, а между тем именно крупные фонды зачастую несли самые большие потери. Когда ликвидность резко упала, «генераторы альфа-прибыли» не знали, как закрыть свои убыточные позиции. На начало 2008 года хедж-фонд Farallon во главе с Томом Стейером управлял 36 миллиардами долларов, а в 2009 году его средства сократились до 20 миллиардов. Тем временем небольшие, но проворные хедж-фонды, которые по прежним меркам Стейера и в подметки ему не годились, часто выходили из кризиса с минимальными потерями. Согласно расчетам Rock Creek Capital, фонда фондов с очень здравомыслящим руководством, среди хедж-фондов, стоимость активов которых не превышала 1 миллиард долларов, падение в 2008 году было относительно умеренным — 12 %. По сравнению с этим фонды, владевшие активами на сумму от 1 до 10 миллиардов долларов, упали на 16 %, а их конкуренты с активами более чем на 10 миллиардов долларов — на 27 %.

И все же, несмотря на все убытки, хедж-фонды каким-то непостижимым образом смогли выжить в кризис. Они отталкивали и привлекали одновременно, вызывали зависть и вожделение. Они мастерски овладели любимой игрой современного капитализма — безудержной охотой за деньгами. В ноябре 2008 года, спустя два месяца после столпотворения на рынках, пять магнатов, возглавляющих хедж-фонды, были вызваны в конгресс для дачи показаний. Все предвкушали показательную порку. Ожидалось, что миллиардеры получат хорошую взбучку за то, что они сделали с экономикой. Однако во время заседания прозвучали слова, которых никто не ждал. Демократ Илайджа Каммингс, член палаты представителей от штата Мэриленд, рассказал о реакции своего соседа, когда тот узнал о предстоящем слушании. Это был не упрек, не обвинение и даже не проявление сочувствия. Это был простой вопрос, заданный с некоторым благоговением: «Интересно, какие чувства возникают при виде пяти смертных, у которых денег больше, чем у Бога?»37.