Княжна из клана Куницы. Тетралогия

Глава двадцать седьмая

– Наделать побольше фантомов, заставить их пробить дыру наружу и снять защиту… пять, заставить фантомов вселяться не только в людей, но и в зверей – три, разделить фантомов на две части, и пока одна копает тайный проход куда-нибудь подальше, вторых для отвода глаз понемногу запускать в крепость – тоже три…

– И чем это вы таким занимаетесь? – Возникший в дверях Саргенс пытливо оглядывал новичков. – Неужели даже спать не ложились?! А зачем Ныра с Рыжем в сад пустили? Они уже все бутоны ирисов съели.

– Значит, им не хватало зелени, они же с севера, – вздохнула Кастина, – садись, позавтракай, – мы сейчас закончим. Так что у нас в этой кучке… создать фантомов и прикрепить к ним боевые ловушки – четыре, прорыть тоннель и уйти через него, а уходя, обрушить на источник свод, чтобы сбить чародеев со следа, – один. Да, не густо. Саргенс, а что ты бы предпринял на месте шамана, чтоб сбежать?

– Мы тоже часто играем в эту игру, – усмехнулся маг и откусил пирожок, – но пока безуспешно. Дай-ка мне ваши листы… так, вот это невозможно. Нет, прокопать тоннель он бы мог, но ему некуда девать вынутые камни. Магии подвластно многое, но не все. Даже самый сильный маг может превратить камень лишь в песок. А песок снова расплавить и сделать камнем. А в подземелье хоть и много залов, но их не хватит, чтобы вместить все обломки. Магистры, которые сначала развивали в себе дар рудознатцев и видят в глубину на несколько сотен локтей все пещеры и трещины, через год или два после падения Антаили обнаружили попытку шамана пробить выход. И сразу же постановили не выпускать его. Слишком это было опасно, ведь никто не знал, какими ещё заклятьями, кроме фантомов, он вооружен, да с фантомами в то время маги бороться не умели. Поэтому запустили заклинание разрушения, и тоннель завалило. Больше он ничего копать не пытался. Ну, что тут ещё… вселить фантомов в зверей. Это он, конечно, мог бы, если б на Антаили были звери. Мы изгнали даже птиц, прежде чем возвели защиту и вырастили колючие кусты.

Берест насмешливо хмыкнул, и чародей тотчас уставился на него с сомнением.

– И отчего ты так веселишься? Веся?! – Маг вдруг с досадой хлопнул себя по лбу. – Так вот зачем вы спозаранку ходили в конюшню!

– Ну да, – и не думала отказываться куница, – на всякий случай я защитила и их. Пока не могу понять, чего выжидает шаман, но если ему удастся вырваться… или каким-то путем выпустить фантомов, то тэрхи могут вмиг стать его преданным и грозным оружием.

– А по-моему, – задумчиво обвела всех строгим взглядом Кастина, – нет у него никакого плана. А фантомов просто создает, чтоб напомнить о своем существовании, они у шамана как флаг на крепости, пока осажденные ещё живы, поднимают его каждое утро. А маги просто боятся даже допустить такую мысль.

– Расскажете это совету, – нахмурился Саргенс, резко отложив листы, – а я пришел позвать вас на суд Трофимуса.

– А мы все должны идти? – недовольно нахмурился Даренс, – неужели без нас его не накажут?

– Не интересно – не ходи, – сухо отозвался маг. – Сегодня утром выявились новые подробности, поэтому неизвестно, каков будет приговор.

– Я обязательно пойду, – поднялся Ансерт, – хочу знать, как наказывают магов.

– А можно узнать, откуда рано утром могли взяться какие-то новости? Письмо получили? – пыталась разобраться Веся, не торопясь вставать с места.

– Нет. Прибыла из Зархоя наша вторая барка, – коротко сообщил Сарг и вышел из комнаты.

– Это очень интересно, – сообразительно прищурился Ольсен, – идем, посмотрим на того, кто приплыл на барке.

Сидевшие в кабинете Тироя маги были мрачнее грозовых туч, какие вьются летом над Касиным перевалом, и княжичи сразу поняли, как хорошо умеет скрывать свое настроение Саргенс. Ведь не может же быть, чтобы его не коснулось всеобщее уныние?

Едва новички расселись, два мага привели из соседней комнатки Трофимуса и указали ему на ту самую скамью в углу за барьером, на которой вчера сидела его жена.

– Сегодня у нас очень тяжёлый день, – тихо и горько заявил Тирой, не поднимая глаз от своего совершенно пустого стола. На нем не стояло даже обычного писчего прибора и не лежало ни клочка бумаги, что чрезвычайно изумило княжичей. – Мы вынуждены рассказать Трофимусу то, о чем должны были бы догадаться раньше… если бы немного больше уделяли внимания друзьям, а не только делам.

– Так если бы дел было хоть чуток поменьше, – безнадежно вздохнул кто-то, и несколько голов согласно кивнули.

– Но это не оправдание, – мрачно пробормотал глава Южина, – прости, Трош, но мы вынуждены открыть тебе глаза.

– О чем это ты? – сглотнув комок, уставился на него насупившийся маг и вдруг побледнел: – Анфея? Что вы с ней сделали?

– Пока ничего, – уныло вздохнул Тирой, – только поговорили… попросили ответить на несколько вопросов. Так вот… она не дала ни одного правдивого ответа. Лгала во всем… четверо слышащих правду проверяли. Ее единогласно приговорили к стиранию, двенадцать одинаковых решений, я такого ещё никогда не видел. Сейчас она спит очищающим сном… но открылись новые подробности. На рассвете из Зархоя пришла барка, и ватажники сели завтракать в гостевом доме, ну и, как обычно, первым делом спросили о новостях. Так вот… один из них, узнав о вынесенном твоей жене приговоре, начал волноваться, а потом незаметно ушел якобы погулять и попытался закопать под дальними кустами небольшой сверток. Ему не повезло… сначала его действия привлекли внимание зверей, потом и дежурных магов.

Берест невольно ухмыльнулся, представив ощущения ватажника, заинтересовавшего Рыжа с Ныром, но тотчас поспешил состроить самое серьезное выражение лица. Судя по тому, как казнятся маги, проворонили они действительно нечто очень неприятное.

– А при чем тут ватажник? – не выдержал Трофимус и сразу смолк, поймав сочувствующий взгляд Тироя.

– Его уже допросили, и он все сразу признал… даже не пытался лгать. Анфее с этим парнем передавал небольшие подарки ее отец, а она взамен передавала посылки для него. За очень хорошую награду. В посылочке купца оказались флаконы с порошками, и алхимики уже их проверили. Это любимые восточные пряности Анфеи, Трош. Те самые, с любовным приворотом. Мы ещё не спрашивали о них твою жену, но если ты не хочешь ничего знать, и не станем спрашивать. Но боюсь, после стирания, когда она забудет, что должна поить тебя своими снадобьями, прежней любви ты к ней больше не почувствуешь.

Все замерли после этих слов, сидели как мыши, старательно отводя глаза от начавшего сереть лица Трофимуса. Наконец раздался скрип отодвигаемого стула, тяжелые шаги… Веся осторожно глянула в угол, где сидел подсудимый, и тотчас снова опустила взгляд. Тирой сидел рядом с другом, опершись рукой на барьер и положив на кулак голову.

– Я хочу с ней поговорить… хотя бы пять минут. Можно прямо здесь, раз ее будут стирать, Анфея всё равно ничего не вспомнит.

– Мы ее приведем… но ты уверен, что тебе этого хочется?

– Тир, – горько выдохнул маг, – я всё понимаю. И вину свою сознаю полностью… но хочу знать точно, ради чего я столько потерял. Иди на свое место.

– Как хочешь. Разбудите Анфею и приведите сюда, – кивнул магистр дежурным магам, посидел ещё несколько секунд и, вздохнув, вернулся к столу.

Войдя в комнату, Анфея уставилась на Тироя с затаённым ожиданием, явно надеясь на помилование. Однако все молчали, ни у кого не возникло желания сообщить женщине, зачем ее сюда привели. Как начинала понимать Веся, маги вообще больше не желали ни разговаривать с нею, ни объяснять, что она проспала почти сутки.

– Зачем… – подозрительно оглядывая присутствующих, попыталась что-то спросить ястребица и вдруг обнаружила сидящего в углу мужа. – Трош? Ты почему там сидишь? Тебя что… судят?

Маг только молча кивнул головой, с горечью рассматривая так хорошо знакомую женщину.

– А за что? Ты же столько работал, просто как проклятый, ни праздников, ни гостей! – возмутилась Анфея. – Мы даже в Ставин ни разу не ездили!

– Тебе же нельзя в Ставин, – тихо напомнил Трофимус.

– А куда мне тогда можно? – Анфея старалась причитать жалобно, но в ее голосе все чаще прорывались злые, визгливые нотки. – Разве это жизнь – неотлучно сидеть тут рядом с вашими заключенными! Каждый миг ожидая, что они вырвутся и раздерут нас на клочки!

– Из этого дома невозможно вырваться, – снова перебил ее муж, – лучше скажи, зачем тебе те травы, что привез ватажник из Зархоя?

– Когда привез?! – не поверив, глянула в окно Анфея и тотчас сообразила, что выдала себя. – Не знаю я никакого ватажника! Мало ли кто начнет тебе про меня всякую чушь молоть… неужто всем верить будешь?

– Зато он тебя знает и всё уже рассказал, – мрачно сообщил Тирой и нехотя добавил: – И соврать он не мог, его слышащие правду проверяли. Ну а гадость эту мы уничтожили, и всё, что нашли в вашем доме, – тоже. Заклинание поиска всё до последней шкатулочки вытащило, даже то, что хранилось в тайничке, в подвале.

– Как? – на миг побледнела Анфея, но тотчас совладала с собой. – Ничего не знаю ни про какие тайники.

– Лжет, – хмуро произнес Берест, хотя все поняли это и без магии.

– А ещё совет принял решение наказать твоего отца за помощь в подчинении нашего собрата, – жестко объявил Тирой, – у него отберут драгоценности, которые ты ему переправила с ватажником, дом и лавку в Ставине и разрешение на торговлю в Этросии чужеземными товарами.

– Какие драгоценности… – ещё пыталась увернуться Анфея, но по презрительным взглядам тех самых мужчин, которые ещё недавно поглядывали на нее с очень понятным интересом, осознала, что никто здесь не шутит и всё это правда. И значит, уже не будет у нее ничего из тех благ, какие она себе загадала и ради которых столько времени сидит взаперти в этой проклятой крепости, совсем как те зараженные, которых Анфея так боится.

– Да, это мои! И это мне муж подарил! – разъяренно заорала приговоренная. – А отцу я отдавала на сохранение! Вы небось не отдадите, если Троша ваши братья сожрут! Вы вообще все лживые, сами беспрестанно в Ставине и Забреге околачиваетесь, а мой дурачок один тут отдувается! Или я не права? И ничего своего за то не имеет, ни замка, ни простого дома!

Она кричала и кричала, обвиняя и своего мужа, и остальных чародеев в своей загубленной молодости, в глупости, по какой они тут сидят, вместо того чтоб сжечь эту крепость вместе с зараженными и уйти в безопасное место. И ладно бы сами сидели, так ещё и своих бедных женщин тут держат, и ее вместе с ними. Без радостей и праздников, без приемов, гостей и нарядов. Да тут даже те камни, что дарит ей этот дурак, надеть некуда, не говоря уже о приличном платье, а не об этих чародейских балахонах.

Берест, мрачневший по мере того, как на них выливалась исторгавшаяся из Анфеи неуемная злоба и ненависть, давно крепко обнимал за талию жену и теснее прижимал к себе, в неосознанном стремлении защитить, прикрыть от этой грязи. А Веся и сама давно знала, что многие жены считают мужей обязанными исполнять все их капризы и желанья, даже самые странные и неуемные. Да и трудно не знать, когда приходится лечить то насквозь простуженного отца семейства, отправленного женой в самые морозы на ловлю сладкой зимней белорыбицы, то сращивать ноги рухнувшему с вишни парню, ради каприза молодой жены забравшегося на вершину за самыми ранними ягодками. Но всё это цветочки по сравнению с теми немыслимыми требованиями, какие предъявляла Анфея мужу, спасшему ее от приговора князя.