Лягушка Двупланетная

17. Третий крейсер, технический

~* * *

~

Статуя императора Кшаркаса Девятнадцатого в натуральный размер стояла на мостике, обращённая лицом к панелям управления и широкому иллюминатору третьего крейсера, носившего техническое назначение. Пилоты корабля относились к военному звену, и самый высокий из них едва доставал императору до плеча, а Псарциз, которому выпала в этот день почётная обязанность стереть со статуи пыль, подняв руку, мог дотянуться только до его пояса. Псарциз не без оснований полагал себя удачливым, ведь за свою жизнь ему ещё не доводилось застать периода голода. Ему предстояло стать инженером одной из машин крейсера, и в данное время он проходил курс обслуживания техники. Когда он был ещё совсем ребёнком, он мечтал, что сядет за штурвал истребителя, чтобы верно служить императору, однако его родители были техниками, и ной судьбы, нежели у них, ему достаться не могло. Впрочем, когда он немного подрос, ему объяснили, что армия без них, техников, долго не протянет. И хотя им не светили ратные подвиги, их работа была крайне важной и высоко ценилась на флагмане. Потому Псарциз с энтузиазмом и прилежанием относился к учёбе, что привело его к заметным академическим достижениям и награде в виде чистки статуи.

Большую часть третьего крейсера занимали машины самого разного назначения. Здесь были те, что обезвоживали органику, сохраняя саму воду до капли в специальных резервуарах. Те, что обрабатывали метеориты и полученное с захваченных планет сырьё. Те, что изготавливали запчасти для крейсеров и флагмана. Те, что перерабатывали некоторую органику в материалы для одежды. Третий крейсер обеспечивал остальные всем необходимым, а во времена изобилия и просто желаемым.

На третьем крейсере постоянно дислоцировалось четыре корпуса вояк, включавших части разведки, десанта, лётчиков и артиллеристов. Большую часть времени долгих перелётов они проводили за тренировками, держа себя в форме, чтобы в любой момент исполнить приказ императора. Раз в двести циклов он снисходил до того, чтобы устроить смотр на каждом из крейсеров, и они не могли позволить себе предстать перед ним в неподобающем виде. Командование корпусами лежало на четырёх комкорах, являвшихся локальной ставкой. Впрочем, они не могли практически и шагу ступить без одобрения с флагмана. Тем более, что командование берегло третий крейсер куда больше, чем все остальные, хотя население его было самым маленьким, если не считать флагмана, и составляло в среднем около восьми миллионов крулов. В данное время, когда последний период голода прошёл довольно давно, а новый ещё не наступил, оно колебалось около отметки в девять с половиной.

Поклонение императору было естественным: самый большой и сильный крул вставал во главе тех, кто был меньше и слабее. Он правил ими и защищал их. На уроках истории, являвшихся обязательными для всех без исключения, рассказывали о том, как это происходило в те далёкие времена, когда у крулов была своя планета. С тех пор многое изменилось, но только не преданность крулов императору. И Псарциз понимал, что в этом надо было отдать должное Кшаркасу Девятнадцатому, правившему с заботой и строгостью.

Как только чистка статуи была завершена, к ней вернулся почётный караул. В этот день это были два рослых крула из разведки — капитан Ширсц и старший лейтенант Гзуар. Когда они разминулись с Псарцизом, он, хоть и был почти взрослым, ощутил себя малышом. Однако когда караул занял свои места по обе стороны от изваяния императора, маленькими казались уже они.

Псарциз прошёл длинным коридором к территории учебной зоны, куда ещё успевал на часть занятий. К залу, где занималась сегодня его группа, он подошёл к самому концу перерыва, что позволило ему без труда присоединиться к остальным. Усевшись за вторым от учителя столом, Псарциз приготовился внимать науку о схемах строения машин. Стоило учителю открыть рот, чтобы начать занятия, как на весь крейсер оглушительно завыла сирена. Учитель попросил не гомонить и дождаться объявления с мостика, и его ученики покорно притихли. Спустя достаточное время, чтобы сирену услышали абсолютно все, из динамиков внутреннего оповещения донёсся голос капитана крейсера Здвора.

— Вниманию всего личного состава, а также всех технических групп, — голос его звучал строго, но с явными нотками радости. — На пути следования великой империи крулов обнаружена обитаемая планета. От его сиятельного величества императора получен приказ начинать подготовку к захвату. Мы — высшая раса галактики — получим всё, что у них есть, и уничтожим то, что не сможем забрать. Во славу императора и нашей великой империи!

— Во славу императора и нашей великой империи! — хором отозвались ученики и учитель. Тот же возглас прокатился по всему кораблю, заставив обшивку содрогнуться.

— Занятия на этом окончены, — сообщил учитель классу, как только голоса смолкли. — Вам всем надлежит поступить в распоряжение техников машин, по специальности которых вы обучаетесь. В машины не лезть, самостоятельно ничего не делать — только то, что вам велят, и только так, как велят. Кто ослушается, будет кормить собой товарищей. Всем ясно?

Ученики нестройно отозвались о том, что им всё ясно, и разошлись. Третий крейсер, как и любой другой во флоте крулов, никогда полностью не спал. Однако после объявления капитана Здвора он как будто ожил и весь пришёл в движение. Среди крулов не было тех, у кого не было бы своих задач на такой случай, если не считать совсем детей. Так что все, кто имел хоть какую-то специальность, направились к рабочим местам или на мостик, чтобы получить указания.

Псарциз бросился к внутреннему транспорту бегом, чтобы поскорее успеть прибыть к той машине, которая должна была стать его специальностью в будущем. Это был сложный механизм, изготавливающий органо-пластиковые детали для оружия, требовавшие регулярной замены. Он считал, что раз уж сам не мог служить императору на передовой, то эта работа ближе всего отвечала его стремлению. Цех, где располагалась машина, был огромен и вмещал не только её, но и пару десятков других, не менее важных агрегатов. Добежав до «своей» машины, Псарциз нашёл техника, который её обслуживал, и сообщил о своём направлении от учителя. Техник представился Згродом и похлопал его по плечу.

— Мы должны сделать запас деталей, — произнёс он. — Но сначала нужно осмотреть машину, чтобы быть уверенными, что всё пойдёт как надо.

— Хорошо! — отозвался Псарциз, благоговейно взирая на агрегат.

Згрод снял боковую панель, обнажая сложную схему механического нутра. Части её были точно подогнаны, но что-то заставило техника скривиться, как будто что-то было не на своём месте. Он внимательно осмотрел каждое соединение, и ощущение мелкой неправильности укрепилось в его сознании.

— Стой здесь и ничего не делай, — сказал он Псацизу. — Я схожу за чертежом, чтобы свериться.

— Да, — кивнул ученик.

Техник развернулся и двинулся к узким стеллажам, стоявшим у стены цеха, где хранились все чертежи. Хотя он проработал с этой машиной с самого окончания ученичества и знал её до последнего винтика, он всё равно предпочитал не полагаться на свою память. Згрод был убеждён, что лучше десять раз свериться с чертежом и закрутить один винт, чем закрутить один винт и перебрать всю машину целиком, сверяясь с чертежом после того, как она сломается. Поиск нужного документа у него занял совсем немного времени, и он направился обратно, по пути его раскатывая. Едва взглянув на схему, Згрод сразу понял, что не ошибся — одно из креплений немного разболталось в системе трубок, подающих газ под давлением. Если бы там образовалась хоть небольшая щель, это привело бы к падению давления, и машина просто перестала бы делать то, что была должна. Он опустил чертёж и ускорился.

Псарциз смотрел в нутро машины и думал о том, что буквально на днях он заучил именно эту её часть. Не то чтобы он не знал других её частей, но память о схеме этой была особенно свежа. Он внимательно прошёлся взглядом по всем проводам, каналам и трубкам и понял, что одно из соединений трубок подачи газа слегка разболталось — буквально на один виток резьбы. На полу у его ног стоял ящик с рабочими инструментами, и он решил сам всё исправить. Псарциз подумал, что техник Згрод обрадуется лёгкому разрешению проблемы и похвалит его. Выбрав ключ нужного размера, он аккуратно начал подтягивать соединение.

— Что ты делаешь?! — гаркнул техник Згрод, застав Псарциза за его занятием.

— Я… — ученик обернулся. — Я эту схему только на днях выучил. Вы ушли, а я стал смотреть и нашёл проблему. Там соединение чуточку разболталось. Я его подтянул — теперь всё хорошо должно быть.

— Что я велел тебе делать? — сощурился техник.

— Но я исправил… — Начал заново объяснять Псарциз, но Згрод перебил его, повысив голос:

— Что я велел тебе делать? — он рявкнул так, что технику у соседних машин начали оборачиваться.

— Ничего, — тихо пробормотал ученик. — Но я знал, как…

— Ты ослушался приказа, — чётко и громко произнёс Згрод.

— Я не! — до Псарциза медленно дошло, что именно сейчас произошло. — Нет!

— Ты полез в схему машины, когда я велел тебе ничего не делать, — зло посмотрел на него техник. — Ты ослушался приказа. И ты должен знать, что тебе за это будет.

— Я не сделал ничего плохого! — воскликнул ученик. — Я служу императору! Я только исправил соединение!

— Закон есть закон, — Згрод мрачно отвёл взгляд. — И поскольку ты нечего не напортил, казнь будет быстрой. Но прежде тебя высекут, пока ты не раскаешься.

— Я не сделал ничего плохого, — тише повторил Псарциз.

В цех вошли двое десантников в чёрной форме. Быстро осмотрев зал, они направились прямо к Згроду, который мрачно махнул им конечностью. Приблизившись, они вопросительно уставились на техника, взгляд которого, казалось, подёрнулся пеленой сомнений. Но совсем скоро он встряхнул головой, отгоняя лишние мысли, и кивнул на Псарциза.

— Ослушался приказа, — мрачно произнёс Згрод и посмотрел ученику в глаза. — Если бы ты дождался меня, показал проблему, я, может, сам доверил бы тебе всё сделать. Ты не дурак. Мне жаль.

Десантники подхватили Псарциза под локти и потащили прочь из цеха. Ноги отказывались служить ему. По всему телу ученика прокатывался ужас — к концу цикла его казнят. И в назидание его соученики должны будут съесть потом его тело. Ему казалось, что его сковал холод, и все процессы в его теле замедлились. Он не мог глубоко дышать и толком соображать, пока его волокли двое крупных военных до крошечной клетки при стартовом трюме. Это было единственное достаточно большое помещение, чтобы вместить более половины населения крейсера. Полностью оно не помещалось нигде. Псарциза бросили внутрь, и он упал на пол. Удар как будто вытолкнул из его лёгких пробку, и он часто задышал, пытаясь справиться с накатившей паникой.

Лейтенант Згшиц запер дверь, и они вместе с капитаном Вигзаном пошли прочь. Капитан обернулся ещё раз взглянуть на арестованного и покачал головой.

— Глупо вышло, — заметил он.

— Глупо, — согласился лейтенант. — Даже жаль его. Не ослушайся он так скоро с начала военного положения, может, к нему бы снисходительнее отнеслись. Но первого никогда не прощают.