Книга шороха

Глава 3 - Книга

На лестничной клетке стояла приторная вонь от переполненных мусорных корзин. Варсул устало поднимался на третий этаж, стараясь не касаться облупленных стен и бурых от грязи перил, и тянул за собой дочь. Путь до города, как он и обещал, им пришлось преодолеть пешком – нельзя допустить, чтобы во время проверки при въезде в Арх-Даман опий изъяли, и он попал не в те руки. Варсул хорошо делал свое дело. В конце концов, именно поэтому Торговый дом «Амапола» доверял ему.

На площадке между вторым и третьим этажом, скрючившись в углу под раскрытым окном, избавлялся от вчерашнего ужина мужчина в замызганном халате.

– Толстый у себя? – окликнул его Варсул.

Мужчина утер ладонью желтые слюни и незрячими глазами посмотрел на холодный квадрат окна. С минуту мялся, растаптывая дырявые тапки, искал в безликом небе слова. Сипло ответил:

– У себя.

И вновь согнулся, кряхтя и отплевываясь, побежденный больным желудком.
Зажав пальцами нос, Варсул добрался до облезлой деревянной двери, выкрашенной коричневой краской, и настойчиво постучал. Дочь стояла рядом, брезгливо осматривая стены, расстрелянные черными следами потушенных окурков.

Ответа не последовало, и Варсул начал с силой долбить ботинком в картонную стену.

– Давай, открывай, жирный!

Наконец послышались шаркающие шаги, в замочной скважине заскребся ключ, и на пороге появился невысокий тучный человек.

– А, – Толстый пригладил редкие волосы, – это ты, Горим. Проходи.

Почесывая необъятное брюхо, обтянутое грязной майкой, он пропустил Варсула внутрь, проводив скользкой улыбкой дочь, и захлопнул хлипкую дверь.

Небольшая квартирка провоняла дымом и кислым перегаром. Окна никогда не открывали, подоконники поросли пылью и пеплом. Обувь намертво клеилась к липкому полу. На стенах красовались старые обтрепанные плакаты времен Маковой войны, пожелтевшие, заменили обои. На кривом разобранном диване в куче смятого тряпья спали две раздетые женщины из тех, чья работа – стоять вечером в переулке.

– Все развлекаешься, а? – Варсул небрежно спихнул одну из них к центру дивана и сел на край, поставив сумку на колени.

Дочь прошла в соседнюю комнату и принесла себе шаткий стул.

Виновато разведя руками, Толстый, осклабившись, произнес:

– Имею право. – Протянул Гориму сигарету и спички. – Ты по делу?

– Без дела в твою дыру никто не заглянет. – Варсул закурил.

Толстый кивнул и направился в закуток, где за дырявой ширмой стоял унитаз. Пока он копался, извлекая из расколотого пустого бачка скрученные в свертки деньги, отец и дочь недовольно переглядывались, косились на пустые бутылки, раскиданные по квартире, на поломанные опийные трубки, сваленные в углу. Отец иногда переводил взгляд на хозяина, с подозрением поглаживая дуло револьвера, проступившее через сумку. Дочь, закусив губу, с ненавистью рассматривала двух женщин за его спиной.

Наконец, Толстый выполз из-за занавески и, вытирая о майку пыльные свертки, кинул их в ноги Варсулу.

– Вот.

Варсул начал разрывать пленку.

– Грю не понравится запах, – улыбнувшись, произнес он.

Жирдяй, рассмеявшись, отмахнулся:

– Деньги не пахнут.

Приблизился к дочери и, положив потную ладонь на спинку ее стула, взял со стола початую бутылку. Сделал несколько гулких жадных глотков.

Выкладывая из сумки пакеты с опием, Варсул осторожно заметил:

– Там в углу – опийные трубки. – Поднял брови. – Ты воруешь у «Амаполы» товар?

– Я за него плачу, – Толстый не отрывал глаз от девушки.

– Грю это не понравится.

Съежившись, она повторила за отцом:

– Господину Монну точно все это не понравится.

Рука хозяина скользнула к ее плечу, пока Варсул внимательно пересчитывал деньги.

– Насчет Монна и «Амаполы», – Толстый облизнул губы, – есть предложение.

– Это какое же?

Жирдяй поглаживал мясистыми пальцам её шею:

– Ты привозишь товар, забираешь деньги – все, как обычно. Но мы поднимем цены на улицах, и поимеем больше, чем дает Торговый дом.

Варсул, не отвлекаясь от счета, покачал головой:

– Они узнают.

– Нет. Они получат откаты, как обычно, а опий остается в обороте. Схема беспроигрышная, поверь.

Толстый едва успел отпрыгнуть от девушки, когда Варсул резко поднял на него взгляд.

– Ты уже делал так, а? Делал, жирный?

– Всего пару раз! – хозяин трусливо заулыбался.

Варсул вздохнул и продолжил считать:

– Они тебя прикончат.

Подойдя к его дочери вновь, Толстый пролепетал:

– Только, если ты им расскажешь.

– Расскажу, если здесь не все деньги.

– Ну, так считай.

И, пока отец считал, отекшие ладони старого ожиревшего дельца скользнули девушке за воротник платья. Она вскрикнула и вскочила с места. Стул упал. Отступила на шаг, со страхом и отвращением глядя на Толстого.

– Ты за старое? – зло прошипел Варсул, сжав кулаки. – Я же предупреждал.

– Что ты! – жирдяй замахал руками. – Мы же семья почти, я бы никогда больше... Горим, ладно тебе!

Варсул поднялся и с силой ударил его в лицо.

– Предупреждал, свин, не лезть к ней, а ты по новой?!

Толстяк упал на пол и украдкой сунул руку за пояс, нащупав рукоять пистолета. Женщины на диване проснулись и сидели, сонно потирая глаза, лениво зевая.

– Никогда больше её не трону, – щеки и грудь Толстого покрылись багровыми пятнами.

– Да, – Варсул наставил на него револьвер. – Никогда.

Выстрелил.

Старый делец согнулся, прикрыв пробитый пулей живот, и истошно закричал.

– И «Амапола», и Грю про тебя узнают, Толстый, про твой обман, – нагнувшись над ним, Варсул прислонил дуло к носу мужчины и нажал на курок.

Лицо разлетелось по полу, брызнуло на револьвер и заляпало туфли дочери. Взвизгнув, схватив в охапку вещи, проститутки выбежали из квартиры.

– Зачем ты его убил?!

Дочь во все глаза вытаращилась на отца, боясь пошевелиться.

– Зато не тронет больше, – Варсул выудил из кармана брюк замызганный носовой платок и вытер с руки кровь.

Воспоминание о том дне, когда он по своим делам отправил её одну в этот дом, до сих пор жгло ему сердце. Больше он ни на минуту не оставлял её. Больше Толстый ничего с ней не сделает. Никто не сделает. Никогда.

Переступив труп, она прошла к входной двери и заперла её на цепочку. Варсул принес из соседней комнаты пыльный ковер, завернул в него тело и оттащил в закуток, где стоял унитаз.

– Что теперь? – Дочь подняла стул и села.

– Нужно рассказать Грю, – он зачесал пальцами волосы, – чтобы избавиться от тела. А там, что дальше – поглядим.

– Господин Монн дорожит тобой. Он поможет. Без тебя его из «Амаполы» быстро вышвырнут.

– Надеюсь, поможет, – вздохнув, отец скинул в сумку деньги и опий. – Останешься с ним? Пока наведаюсь в Управление.

Девушка закусила губу:

– Что мне тут делать?

Варсул усмехнулся:

– Приглядишь, чтоб Толстый не сбежал.

С горькой улыбкой поглядев на расползающуюся около унитаза лужу крови, она прикрыла глаза:

– Пригляжу.

* * *

Аили проснулась в середине дня, когда солнце спустилось же к западу и заглянуло в окно. Ослепленная его лучами, она бессознательно уставилась в потолок, зажмурилась и перевернулась на другой бок, однако вновь уснуть не смогла. Обиженно нахмурилась и села в кровати, вяло потирая лицо. Только тогда и поняла, что ей ничего не снилось. После того, как Ветер рассыпался в пыль в мире разума, воспоминание меркло, а перед глазами стелилась мягкая чернота. Долгожданный покой – тот, о котором она мечтала всю жизнь.

Сон.

Впервые за многие годы ей удалось хорошенько выспаться. Не было больше голосов и жутких теней, все казалось обычным и простым, и никто не стоял за спиной, не шептал, не держал в узде волю и не затягивал на шее цепь. В то же время ближе и ближе подкрадывалась легкая пустота – одиночество. В груди глухо и спокойно бьется сердце – ее сердце, а Эр никогда с ней уже не заговорит из толщи сознания. Она теперь сама по себе. Теперь одна.

И ее поглотил ужас. Одна. Слово билось эхом о грудь. Одна. Без надежды встретить в бескрайнем поле высокого хмурого человека. Того, кто вёл ее. Ее поводыря. Яна.

Снаружи шумела зелень редких деревьев, через раскрытую форточку тянуло ароматами соседней кондитерской и резко пахло бензином. Чужие и непонятные запахи, к которым Аили уже начала привыкать. Она покосилась на залитую солнцем улицу.

Через дорогу неряшливый мальчишка в потертой кепке криками подзывает людей – продает свежую газету.

– "Свободный мир"!

Его слова тонут в грохоте колонны грузовиков.

– Свежий выпуск!

Кто-то подходит и покупает газету.

– "Ждать ли второй Маковой войны"?

Он долго еще продолжал скандировать заголовки, пока голос окончательно не слился с грохотом трамваев и гулом машин, с нарастающим ревом города. Невыносимо.

Арх-Даман разогрелся к середине дня, наконец спасся от беспощадных дождей – армада туч отступила и двинулась далеко-далеко на север, где её встретят заснеженные горы Края мира и Каменного леса, если еще стоят там, где стояли сотни лет назад. А в воздухе – невыразимая паника. Люди, города – всё тонуло в болоте опия. Всё зарастало маками: умы и судьбы. И Аили как никогда ясно ощутила сосущую в груди тревогу, вытягивающую уверенность. А вдруг, правда, война? На что она похожа теперь?

На тумбе рядом с кроватью лежали пустые ампулы и Книга шороха. Рука потянулась к ней с надеждой – спасение, но так и не коснулась обложки. Зачем? Теперь это не больше, чем просто история. За ней не стоит Шелест, а в страницах не прячется Черный ветер. Не нужно, как прежде, записывать каждый сон и искать ему объяснение. Книга внезапно стала бесполезна.

Блуд вошел без стука. Аили запоздало запахнула воротник хлопковой белой рубашки и виновато опустила голову, боясь смотреть в его безразличное лицо.

– Доброго дня, – он легко поклонился, поставил рядом поднос с завтраком и рюмку настойки. – Хорошо себя чувствуете?

Она неуверенно кивнула и заглянула за край рубашки – гниль полностью исчезла с ключицы.

– Что с Эром?

Блуд хмыкнул. Прошлой ночью он совсем не удивлялся, будто постоянно видел, как убивают людей, а на следующий день мертвые возвращаются к жизни.

– Он еще не просыпался. Кто знает, Ветер ли это или по-прежнему господин Север? – Блуд положил ее трость на край кровати и мрачно продолжил. – Все раны затянулись за ночь. Возможно, стоит разбудить его.

– Пусть спит. – Аили отвернулась, зябко обхватив плечи. – Он давно уже не спал по-настоящему.

– Как и вы.

Она усмехнулась:

– Дольше.

Слуга встал против окна, загородив свет и не пуская в комнату сквозняк:

– В любом случае, вы можете сами проведать его после завтрака. И не забудьте принять лекарство.

Аили отрицательно качнула головой:

– Не нужно. Лучше пусть будет больно, чем привыкать. Я не хочу доставить Дани еще больше неудобств.

Чувство вины закопало её в одеяло по самый нос.

– Вам придется позаботиться о себе самой, – он облокотился об узкий подоконник, – найти работу.

Его слова звучали с упреком, забивали Аили, заставляли ощущать ответственность. Она согласно кивнула и уткнулась в подтянутое к лицу колено.