Книга шороха

Глава 11 - Желания

Если бы хоть кто-то сказал ему, чем все обернется, Горим никогда не приехал бы на Аренор в поисках счастья.

Облокотившись спиной о резную выцветшую балюстраду, он сидел на узком крыльце заднего двора, растерянно блуждая невидящим взглядом по изломанным скелетам деревьев в густом запущенном саду. За ними простирались черные пустоши – их видно отовсюду – куда ни глянь, – везде плешивая выгоревшая земля.

Запах гари еще не рассеялся и приправлял воздух, горчил, оставляя на губах вкус подзолистой пыли. Ветра не было. Небо укрылось с головой серебряным одеялом туч и лениво посыпало мир снегом. Первым для Аренора в эту зиму.

В доме, среди вещей Наймарана Ферса, спрятанных в кованый сундук, Варсул давно нашел старинную длинную трубку из бриара и все не решался её опробовать. И вот, настал час, когда можно остановиться, успокоиться, перевести дух и попробовать на вкус прошлое. Кто курил её прежде? Правда ли Шелест? – думалось Варсулу, пока он неумело набивал чубук. – Кислая она или пряная, сладковатая и с горчинкой? Может, кроме вкуса пыли в ней ничего не осталось? Однако чубук, неловко обожженный по краям, даже сейчас пах летней сыростью и крепким чаем. От этого запаха во рту становилось сухо и хотелось проливного дождя – выйти в него, ступить босыми ногами в прохладные лужи, в хляби придорожной колеи.

Но пока – зима.

Горим долго и терпеливо раскуривал табак: тянул неспешно, несильно, слушал, как беззвучно ложится на серую землю снег, а клубы желтого дыма возносились в неведомые выси, коптили небо. На сером рассохшемся полу лежал прижатый огрызком карандаша лист бумаги. В руках Варсул неуверенно мял запечатанный конверт – письмо от госпожи Марих, – потирал пальцем маленькую гладкую марку, наклеенную в углу. Распечатал.

Долго и вдумчиво читал, не понимая извинений и сожалений, которыми письмо начиналось. А после не верил в то, чем короткое письмо заканчивалось. С великой скорбью госпожа Марих сообщала, что его дочь скончалась на днях, и, хотя говорила она, скончалась скоротечно и без мучений, Варсул кожей чувствовал, как сочится ложь из маленьких острых букв.

Письмо скользнуло из его рук на пушистый снежный ковер. Горим застыл. Уронил голову на костлявые грязные ладони, обезумев, онемев.

– Доченька… – выдавил, растирал слезы по грубым сухим щекам, почерневшим от жара сгоревших маков.

Взвыл истошно, голодной и злой болью, стянувшей голос. Трубки эти, маки, люди… Да надо ли оно было? Сам во всем виноват. Сам приехал сюда, сам привез ее – маленькую еще, – сам втянул в опиумную кашу, а вытащить не посмел. Сам. Дурак. Дурак! Глупый старый дурак! Спасал кого-то, а плоть от плоти своей не уберег. Сам погубил. Ничтожный, мелкий и злой человек. Слепой безмозглый пьяница. Грязь с дерьмом смешанная. Ничего в нем чистого нет, и не было.

Сидел на коленях и бил в бессильном мычании гулкую грудь земли. Глотай теперь гнилые свои слезы, давись, подавись, удавись. Сдохни уже, да не порти миру лицо, болезненный гнойный нарыв. В медленном снегу, крупном и мягком, катался по серой подошве, схватившись за голову, и рвал на себе волосы. Черные, точно окружившие его пустынные поля.

Это конец. Спустя час или больше, когда ни слез не осталось, ни воздуха в груди для криков, подполз на карачках к крыльцу и сел. Решил, что это теперь точно конец.

Взял трясущимися пальцами огрызок карандаша, откопал в руинах души остатки смелости и начал писать на желтой бумаге ответ. Не Дани. Не Кочерге, хотя обращался к ней. Признавался себе. Почерком ломаным и неаккуратным царапал слова, забыв все на свете.

«Вот, все. Кончилось. Не могу я больше, г-жа Найферс, вряд ли есть для меня еще дело и место на Ареноре. Возвращаюсь в Арх-Даман – там забудется, может.

Все давно надо было устроить. Бросить к лешему Грю, да забрать её в Дун. Или не переезжать вовсе. Лучшую жизнь искала, как же. А я потакал. Бросишь, говорила, жизни тебе не будет новой без маков. Никогда. Верил. А я-то не виню ее. И вас не виню. Сам поломал.

А что говорить? Нет ее. Далеко теперь она. А мне всё – будто там до сих пор, с вами где-то. У вас. А я во сне в плохом. Как вы, как Шелесты, как отец ваш. Только пьяница, чертов. Чертов, чертов пьяница.

Говорили мне – дом ваш недобрый. Нет счастья тем, кто тут остается. А я рукой махнул, мол, люди-то сами решают и жизнь свою строят. Вот и нарешал. Вот и настроил.

Отец без дочери.

Дом вам оставляю. Ваш. Поди, не знали, что стоит еще. Вы к нему долгий путь проделали. Через поля эти, через маки. Сжег их, как условились. Себя тоже сжег. Что мне теперь?

Вы обождите меня – я приеду, навещу. Пусть у вас хорошо все сложится. Лучше, чем у меня.

Горим».

* * *

– Да не поедет она, – Эр весело смеялся, неторопливо вылезая из машины.

Помятый после двух бессонных ночей, залитый нитями золотого солнца, весь светился и сиял, наполненный силой и жизнью. Вэлари видела в нем голубое бездонное небо и пшеничные поля, коих не видела уже так давно, что и забыла, какой свободой и свежестью наполнен мир за пределами городов. Беспечный, словно мальчишка, он улыбался, белозубый и незнакомый, и совсем не Лой.

– Значит, силком потащим, – отшутилась она и выбралась на мороз, застегивая пальто.

Снег хрустел под ногами. Арх-Даман постепенно оживал: люди наполняли улицы, застланные белыми перинами зимы, спешили домой или на разбор завалов. Несколько дней не бомбили, и, казалось, война действительно кончилась спустя пару недель после начала – солдаты, едва прибывшие, к берегам Большой земли, сидели на тюках с продовольствием, сложив ружья, и ждали приказа, так ни разу и не выстрелив. Война громыхнула холостым выстрелом над ухом, но успела забрать множество жизней. И множество пропустила – потому что безумная и слепая. Война ни за что.

Но это неправда. Пока что она продолжалась.

Аили была готова – верно, собиралась с раннего утра, как только получила известие от Эра, что Печатник де, велит ее привезти. Стояла на расколотом пороге, постукивая тростью по каменным ступеням – была чуточку старше, лишенная прежней безучастности в лице. Картонное коричневое пальтишко на угловатых плечах, красный платок на шее, а голова не покрытая. И волосы багровым пятном заливают её, словно кровь.

– Дня! – задорно окликнула ее Вэл, махнув рукой.

Спустившись, Аили кивнула в ответ и с сомнением посмотрела на черный автомобиль.

– А далеко идти?

– С этим-то? – Вэл небрежно тронула трость носком сапога. – С этим-то к концу недели не доковыляешь. Полезай назад, да поедем.

– Это вряд ли, – Аили передернуло.

– Можешь попробовать пройти пешком весь город, я не против. Да Пепел-то из ума выживет, если еще ждать заставишь.

Аили скривилась.

– Да не бойся, не буду я никого давить. – Сев за руль, Вэлари высунулась из окна. – Даже тебя не буду – уж перетерплю. Как бы и не нравилась ты мне. Что была Селедка – так ею и осталась, да?

Обреченно вздохнув, Аили послушалась. Пригнув голову, опустилась на заднее сидение, поставив рядом трость. Эр молчал, отвлеченно потирая бороду, и смотрел в окно – по-детски виновато и совсем не так, как должно смотреть Черному ветру, пусть и бывшему.

– В раз долетим! – Вэл завела мотор, и в груди у Аили все похолодело.

– Значит, ты – Зару Ятка. – Тихо произнесла она в попытке отвлечься. – Стоило догадаться.

– Мы много имен перебрали. Всегда нужно что-то новенькое, а то люди начинают задавать вопросы. Пепел сказал, что Ятка прекрасно подойдет.

– И неужели никто не замечал, что у тебя не человечьи глаза?

Пожав плечами, Вэлари легко ответила:

– Люди, скорее, с ужасом замечают, что я грызу ногти. – На миг отпустив руль, в театральном извинении развела руки в стороны. – Время такое, знаешь, смотрят куда угодно, да лишь бы не в глаза.

Эр усмехнулся.

– Где ты был два дня? – спросила Аили, тронув его за плечо.

– С ней. Ведь Пепел приходил? – обернувшись, он сально улыбнулся. – Решил, мы к вам в дом не поместимся.

Ее щеки резко стали пунцовыми, и Аили пристыжено отвела взгляд. Как девчонка. Как зеленая еще и незрелая девчонка. А, может, таковой и была.

Они ехали по желтым от солнца улицам. Арх-Даман набрал полные легкие колкого зимнего воздуха и ждал весны, чтобы выдохнуть, наконец. С облегчением. Сдуть пыль войны, встать с колен и отряхнуться. Стереть, соскоблить с плеч старинную патину и родиться вновь. Город осыпало маками: красные – «Амаполе», белые – Семмиру, как прежде, но теперь их стало так много, что, кажется, в каждом более или менее целом доме жили опиумные дельцы. Не разобрать. Нелепость и неразбериха, и Аили улыбалась им. А Вэл улыбалась тому, что скоро уже они доедут до места. Даже губы Лоя тронула смущенная улыбка, когда он глянул на Вэл.

Невысокий большой дом, оштукатуренный в серый цвет, раскинул свое массивное тело на пригорке, огороженный кованым черным забором. Грандиозный, но отчего-то жалкий вместе с тем, придавленный к земле.

Машина заехала в распахнутые ворота и остановилась у крыльца. Вэл протяжно просигналила, и из тенистой пасти главного входа выполз серый, как и сам дом, слуга, сморщенный и тучный от поразившей его лени.

– Пойди, скажи Печатнику, что госпожа Найферс прибыла, – крикнула она, выбираясь наружу.

Тот неохотно склонил лысую черепушку, застрявшую меж покатых мясистых плеч, и скрылся, развернувшись на пятках.

Проходя по светлым коридорам, Аили не уставала удивляться: как же пусто было здесь. Как голодно смотрели на нее раскрытые комнаты и провожали, моля заглянуть в них. Мебель, укрытая белыми простынями, звала, просила сорвать саван, одинокая и ненужная.

– Кажется, Ян нашел себе отличное место, где можно осесть, – пробормотала она, изучая рыжий затылок Вэл.

Та угрюмо покосилась:

– Не все же ему Шелестов водить, а?

Он бродил кругами по книжному залу, заложив руки назад. Высокий и шаткий, топтал начищенными ботинками старинный ковер и нервно поджимал губы в томительном ожидании. Сгорбленная тень вяло следовала за ним по пятам.

– Эй! – Звонкий голос Вэлари разрезал тишину комнаты. – Встречай, шатун, привезла тебе рыбку.

Эр плюхнулся в удобное глубокое кресло поодаль и, закинув ногу на ногу, наблюдал, как Ян, молча кивнув в знак приветствия, занял место за столом и жестом предложил женщинам сесть.

– Вэл все рассказала, – перед человеком, которого весь мир звал Печатником, лежала газета и смятый листок с записями. – Все, что поведал… – он помедлил, – Лой.

Подхватив его слова, Вэл продолжила:

– Керан запустил конфликт Арх-Дамана, «Амаполы» и Семмирского торгового дома.

– Что более важно, – Ян так буднично говорил о делах, что Аили невольно сжалась под его ровным острым взглядом, – пока «Амапола» существует, столкновения продолжатся.

– А хорошо Грю устроился, да? – не удержавшись, Вэлари подалась вперед, оглядываясь на Селедку. – Прибрал себе Управление по контролю и… И вот так просто контролировал! Все сам, дерьма кусок. Все сам. И без убытков. Прямо пункт приема организовал там.