Книга шороха

Ее передернуло, но она не посмела ослушаться – заглушила мотор и, положив ладони на колени, гневно уставилась в пол.

– Откуда ты знаешь? – спросила, не поднимая на Лоя золотых глаз.

Он в притворном неведении поднял светлые брови:

– Что знаю?

– Имя! – Вэлари ударила по рулевому колесу. – Имя мое откуда знаешь? Хватит уже в загадки играть!

Лой дружески потрепал ее по плечу – будто давний приятель, с которым не виделись много лет:

– Я-то давно тебя знаю, а ты меня всего раз видела.

Обессилено выдохнув, она сдалась. Рядом сидел не тот Лой, которого она помнила, которого лично привела в Управление и велела Грю Монну принять на работу, дать место следователя. Казалось, без толку пытаться выудить из него ответ – Север говорил тайнами, как если бы боялся признать правду, произнести ее вслух. Правда, считай, шлюха. Все ее хотят, готовы платить за нее, а любить – никто не любит.

– Отвезу тебя домой, – она хмуро покосилась на него и потянулась к ключу зажигания, одновременно дернув лепесток стеклоочистителя.

Он перехватил ее запястье:

– Поведай-ка мне, – его слова проникали в самое сердце и бурили глубокие сквозные дыры, – а Печатник – он так же стар, как и ты?

Поперхнувшись, Вэл перевела на него настороженный взгляд:

– В целом – да.

Нет смысла скрывать от него что-либо. Кем бы ни был при жизни Лой Север, сейчас рядом с ней сидел совершенно иной человек.

– Тогда, – из его груди вырвался облегченный вздох, – нам рано еще возвращаться.

– Оставишь свою Кочергу с ним наедине? – она едко ощерилась. – Не боишься?

– Так будет лучше. Им и без нас есть о чем поговорить. Мы им только помешаем.

Вьюга тянула за стеклом заунывную песню и заносила колеса, глубже погружая машину в сугроб. Мир спал, убаюкивал Арх-Даман и качал на невидимых руках ночи, укрывая пушистыми одеялами снегов.

– Ты знаешь больше, чем я, – наконец сказала Вэлари, нарушив молчание.

Лой согласно опустил подбородок:

– Это правда.

– Кто тебе рассказал? Какая-нибудь Серебряная ведьма, или книжек начитался?

Он растянул губы в ехидной усмешке, но отчего-то печально и невыносимо, и заговорил, как говорил столетия назад:

– Я сам все видел. Сам все тебе показал. Кроме Аили, ты – первая, кто видел меня прежним. Тебе же быть и последней.

Правда сдавила горло.

– Черный ветер, – пролепетала Вэл, спиной упираясь в дверь.

Он недовольно наморщил лоб и поправил ее:

– Эр. Так меня зовут.

– А что Лой?

Он потер аккуратно остриженную светлую бороду:

– Ему не повезло. Она убила его кочергой. Случайно, конечно же. Господин Север оказался слишком резок для нее, напугал. Думаю, вскоре та же участь постигнет Моннов.

– А их-то за что?

– А ты еще не знаешь? Грю заставил нас заняться «Жаровней». Керан захотел объединить два Торговых дома. – Эр развел руки в стороны. – Злые люди всегда получают по заслугам. Иначе жить было бы невозможно.

– Нам надо было встретиться раньше. – Она обреченно облокотилась о руль. – Тогда и войны бы не было. Мы бы исправили эти ошибки.

– Всему свое время, Вэл. Надо просто уметь ждать.

* * *

Зябкий утренний холодок тонкой струйкой пробирался под плед: гладил ноги и целовал лодыжки, свернулся клубком у колен и тихо ждал часа, когда его выпустят в стеклянный воздух пыльной комнаты. Столь резким и ослепительно-бледным солнце бывает лишь зимой, когда небо раздувается до недостижимой высоты и растет, сторонится морозов и ждет весны – не стекает, плавленое, туманами на землю.

Вяло потягиваясь, разводя руки в стороны, Аили неохотно открыла глаза. Грубая серая простынь остыла, смятая и сбитая к центру частыми длинными складками. Она села, задумчиво проведя ладонью по тому месту, где не так давно лежал Ян. Чувствовала себя на удивление легко – с его появлением груз неизвестности, тяготивший её, сорвался в глубокую пропасть и со свистом улетал вниз.

Ян просидел с ней всю ночь и, кажется, так и не уснул. Обнимал, и баюкал глубоким рокочущим голосом, рассказывая о чудесах, которых по самое горло насмотрелся за сотни лет. Оставил следы свои по всей комнате – тяжелые наручные часы на табурете, стрелка которых, как больная, дергается на месте, но время идет. Вмятина на жесткой отсырелой подушке. Покалеченная пачка сигарет – пустая, – насмерть затыканная искореженными бурыми окурками. Аили пропахла им насквозь и, подтянув пальцы к губам, жадно вдыхала запах собственной кожи, плеч; собирала в охапку плед и прижимала к груди. Казалось бы – проще и лучше выйти в гостиную, встретиться лицом к лицу, однако так трудно. Так страшно... Вчера опьяненная подарком судьбы, протрезвела сегодня и боялась. Ян, чудилось ей, стоит слишком высоко, чтобы тянуться, а по такой крутой лестнице ей уже не взобраться – оступится, хромоножка, упадет. Дома его ждала прислуга, каждое утро он завязывал на шее галстук и знал разницу между офертой и аферой, когда она только год назад впервые увидела пуговицы. Что делить им на двоих теперь? О чем говорить сейчас?

Пальцы ног коснулись ледяного пола. Аили зажмурилась и вдруг увидела ответ: к черту. Лучший ответ, который вообще мог прийти ей в голову. Наплевать. Убить все принципы, взять его за руку и любить. Пока есть еще время. Ведь нет худшей участи, чем любить его, но просыпаться в одиночестве, зная, что одиночество это продлится всю жизнь.

Она поднялась, опираясь о края скудной обшарпанной мебели, оделась. Тяжело нависая над тростью, вышла из комнаты.

Ян сидел в гостиной – бесконечно усталый и старый, сутулый, изношенный жизнью человек. Вчера он не виделся ей таким. Не изменился, но до дна испил время. Читал, потягивая остывший кофе, свежую газету.

– Судьба преподносит вам дары, госпожа Найферс, – из тени треснувшего угла выросла фигура Блуда. – Надеюсь, вы счастливы? Надеюсь, теперь-то настала пора стать человеком?

Аили подняла на него взгляд – неприметный слуга, которому невозможно лгать. Язык не повернется сказать ему не правду – он видит истину из черных провалов бесстрастных глаз, словно все знает, но не способен поведать об этом знании. Тот, кому невозможно врать.

Она неопределенно кивнула и проковыляла к Яну, села рядом и попросила чаю.

На полу у входа в кухню стояла корзина поникших белых и красных маков.

– Единственные цветы, которые можно достать в этом городе, – он улыбнулся краешком рта, отложив газету.

– Единственные цветы, которых достойна Кочерга, – ее лицо исказила гримаса отвращения к себе.

– Скоро все закончится. – Ян указал на газету. – Аренор горит.

Бросив быстрый взгляд на заголовок, Аили несильно стукнула тростью об пол. Утвердительно и победоносно.

– Варсул молодец, – протянула в легкой задумчивости, – быстро справился.

– Ваш человек?

– Да.

Ян поставил пустую чашку на стол.

– Если маковые поля сожгли, то скоро объявят перемирие. – Поднялся, перегородив спиной солнечный свет, льющийся через окно. – Война закончится, не успев начаться.

Аили небрежно мотнула головой:

– Всё она успела. Если война забрала хоть одну жизнь, значит, уже началась. И она не закончится, пока существуют оба Торговых дома.

– Это ненадолго.

Пройдя в комнату, он забрал пальто и направился к выходу, застегивая на запястье браслет часов.

– Я должен идти. – В его голосе звучало беспокойство. – Вэл не приехала ночью. Боюсь, как бы не случилось чего.

– Вэл? – Аили вскочила с места и проковыляла за ним в надежде остановить, задержать разговором.

– Да, я послал ее в «Жаровню». Думал, ты можешь оказаться там. – Он осекся. – Я хотел сказать, Кочерга.

Дверь затряслась под настойчивым стуком прямо у него перед носом. Блуд отодвинул ее и впустил сонную и раздраженную госпожу Марих. Она работала в госпитале с ночи и, верно, совсем вымоталась – забыла снять заляпанный кровью передник, а в сухих воспаленных руках сжимала набитую инструментами сумку. Принесла с собой резкий запах формалина, который быстро проникал внутрь и застилал воздух.

Дани подняла округленные покрасневшие глаза на Яна.

– Печатник, должно быть?

– Просто Ян, – в ответ улыбнулся он.

Она читала Книгу шороха, прожила ее и знала его лицо. Блуд без слов втянул Дани в дом и увел на кухню.

Оставшись наедине с Пеплом, Аили сникла. Он уходил в светлую пелену зимнего Арх-Дамана, а она не знала, вернется ли он и куда идет. И она не могла так просто его отпустить. К горлу подкатился густой комок невысказанных слов – для них не хватило времени, они наступали друг на друга, сражались в неистовой борьбе за право стать первыми.

Аили схватила его за рукав, стиснула в кулаке так сильно, что побелели костяшки пальцев. Кошмаром было для нее все эти годы любить во сне и каждое утро просыпаться в пустом безвременье мира разума, знать и верить, что его больше нет, и нет никого, кто бы помнил ее.

– Не уходи… – пролепетала жалобно, едва слышно.

Ян обернулся и посмотрел на нее, тепло улыбаясь.

– Мне, и правда, нужно идти, – прохрипел он. – Надо уладить кое-какие дела. – Обнял ее за плечи. – А потом, если захочешь, мы можем уехать на Аренор.

Он говорил так буднично и спокойно, будто они виделись каждый день, и не было всех тех одиноких лет, сотнями тянущихся из прошлого.

– Все будет хорошо, – склонившись, Ян ласково поцеловал ее в лоб. – Я пришлю за тобой, как только устрою дела.

Аили внезапно стала маленькой и беззащитной. Следила за тем, как он уходит в свет зимнего солнца – по-прежнему шаткий и неказистый, – движется, как разболтанный черный манекен, широко шагая по рваному телу города.