Книга шороха

Делать нечего.

Бессильно выдохнув, Аили отодвинула покореженную дверь, сжимая в ладони тяжелую чугунную кочергу. Проломив череп господина Севера, кочерга перестала быть просто кочергой, и превратилось в опасное, почти смертельное оружие.

– Вам чего? – неприветливо бросила она, высунувшись вперед.

– Доброй ночи, госпожа Кочерга, – человек услужливо склонил голову, вцепившись взглядом в пол.

В черном мраке опустевшей улицы бушевала зима.

Они не виделись сотни лет, а он стоял, словно заехал поздороваться.

Кочерга с грохотом упала из ее рук. Аили отступила в дом, наощупь хватаясь за трость. Она едва не упала, переступая неубранные еще обломки второго этажа. Остановилась.

– Печатник. – Только и смогла выдавить Аили. – Ян.

Он прошел внутрь.

Стоя друг против друга, они глядели в пол и никак не могли заговорить.

В молчание куталась снежная черная ночь, раздираемая воплями вьюги, унылыми и больными. Белые, картонные, замерзшие пальцы сжимали бронзовый набалдашник трости из красного дерева. Обитый медью конец намертво впился в пол. И никто не шевелился. Встали часы.

Тяжело опираясь на палку, Аили шагнула вперед, запахнув на груди тонкую черную шаль, словно в ней можно согреться.

– Ян.

Еще раз, шепотом, чтобы убедить себя.

Он не ответил. Разглядывал ее – настоящую, но совсем уже другую, которой не знал и никогда раньше не видел. Одетая в потрепанный, но некогда дорогой шелк, в золоте, сковавшем запястья, она неподвижно стояла посреди вывернутой наизнанку гостиной, тоньше и старше, чем он помнил, сотканная из неровного света, из песни метели за окном, из густых теней, и смотрела во все свои бесцветные глаза на Яна.

Ветер ударил в стекла, и она вздрогнула, обернувшись на грохот. В тот момент Пепел вдруг оказался совсем близко. Коснулся ее тростниковых пальцев и осторожно вынул из рук клюку. Обнял и прижал Аили к груди. Все его движения были медленны и тяжелы, будто Ян подчинил себе время, и в эти мгновения остановил его ход. Стрелка больше не тикала.

Аили неуверенно пятилась, опираясь на левую сторону, пока не осела на узкий диван, а он все не размыкал объятий, сжимал ее плечи, и нависал, рассматривая, изучая каждую морщинку, каждую родинку ее лица. Коснулся губами ее щеки, шеи, а в голове звучали голоса из того прошлого, которое уже забывалось. Обрывочные фразы из далекого времени. Ее опутывали другие запахи, сладко и вязко пахло абрикосами и миндалем, и гарью, и Аили была перед ним совсем одна в этом большом и новом для нее мире, такая хрупкая и неродная в огромном чуждом ей доме, избитом войной. Не в своей одежде, в украшениях, которых ее руки прежде не знали. Ян высвободил ее из шали – вещи, которых она никогда не носила, сбивали его, он хотел знать наверняка – она ли? Не верил, думал, что забыл. А она уже не могла ничего сделать и просто повисла в его руках.

– Я думала, тебя уже давно нет.

Он молчал, отвечая ей дыханием, обжигающим и хриплым, отвечал поцелуями. Отвечал шелестом шелка, такого податливого его ладоням в эту ночь. Гладил черное кружево белья, вычурное и крупное, словно впервые видел. И с оглушительным треском разрывал, забыв о крючках и застежках. Она. Это она, она, она. Настоящая, здесь, в его ладонях, беззащитная и нежная, какой не знал. Ян избавил ее от всего, что сковывало, от шали и платья, от кружева и золота, оставив лишь тот ее первозданный облик, который хранил в сердце все прожитые годы.

Метель нагоняла под окна белые сугробы и задувала под жалкую дверь. Аили зябко жалась к его груди, спрятав лицо в потускневших багровых волосах. Она боялась. Нежданный гость оказался тем, кого она на самом деле так долго ждала и желала, что совсем уже утратила надежду на встречу. Он жадно вцепился в нее, в ее волосы, мычал, тяжело дыша от внезапной радости и непонятного отчаяния. Его руку до шеи скручивал тот же жуткий ожог, и сам Ян ничуть не изменился внешне, но стал жестче и суше. Поглощенный ее близостью, он почти до боли кусал ее, колючая щетина царапала, а пальцы сжимали, сдавливали, будто он хотел впитать ее, растворить и пожрать.

Печатник. Безликое и пустое имя. Ян владел маковыми полями Аренора и больше – негласно владел Арх-Даманом и умами людей, владел ее домом и антикварной лавкой, он владел ей и был хозяином всего, что она видела в новом времени. И до сих пор ничего ей не сказал. Молчал, захлебываясь дыханием. Надрывно гремели стекла под ударами ветра. В грудь билось ее сердце, просилось наружу. Аромат абрикосов вытеснило терпким запахом их кожи, Аили уже не смотрела, зажмурившись, стискивала зубы от боли, когда он, забывшись, с силой сжимал ее бедро, перечерченное белым вздутым шрамом от наложенных Дани швов.

– Ты моя, – Ян запрокинул ее лицо, целуя шею, – моя.

Его последние слова тогда, и первые, сказанные ей теперь.

И время побежало вновь. Так быстро, что все стерлось, сбилось в кучу и помчалось далеко вперед, где их ожидала темная холодная неизвестность, зимняя и неприветливая. Но им, наконец, предстояло пройти ее вместе.

Все вопросы, которые Печатник собирался задать Кочерге, ушли. Ян лежал, уткнувшись головой в ее живот, слушал, как дышит – неровно, но так спокойно. Метрономом билось ее сердце – настоящее и живое.

Он сел. Обнял и притянул ее к груди.

– Знаешь, – хрипло выдохнул, укрывая их колючим прожженным пледом, – раньше было так мало времени, и мы спешили.

Аили вздрогнула, потревоженная его утробным голосом:

– Теперь времени ровно столько же.

– Я хотел бы узнать тебя. Начать правильно.

Она усмехнулась:

– Хорошее такое начало получилось.

Улыбка смягчила ее хищное лицо.

– Но мы здесь…

– Да. Здесь. – Гладила его плечи, вспоминая их очертания. – В чужом разрушенном доме. Не многое изменилось, как видишь.

– Я так не думаю.

Он потянулся к брошенному на пол пальто и вынул из кармана сигарету. Горький дым наполнил свистящий сквозняками дырявый дом, вплетаясь в ее волосы. Ян смотрел на руки Аили, изучал и о чем-то думал.

– Ты не колешь морфин, ты продала Книгу шороха, – он удивленно нахмурился. – Как вышло, что ты еще не ихгнила?

– Кто знает? Может, я давно умерла или просто тронулась, а все, что сейчас происходит – плод больного воображения. Но, если верить этой фантазии, значит, труп Лоя Севера оказал мне услугу, – зажмурившись в нелепой радости, прошептала. – Я давно уже не Шелест.

– Это многое объясняет. – Ян коснулся длинного шва на ее ноге. – А это?

– Наверное, цена.

– Как это случилось?

– Я не слышала машину. Видишь? – Аили откинула волосы. – Новое ухо так и не выросло.

Он зло сжал губы.

– Скажи мне, – она повернулась и заглянула ему в глаза, – что происходило все эти годы? Я искала, а ничего не нашла.

Пожав плечами, Ян промолчал. Тишина тянулась долго, а он все решал, с чего следует начать.

– Когда развалился Дом шепота, Лето собрал нас всех: меня и Вэл, всех оставшихся поводырей и Шелестов и отправил в Дун. Ты помнишь – маковичку в основном готовили там. Тогда я еще верил, что скоро смогу найти тебя или твою Книгу. Мы изучали способы, которыми можно отвязать Черных ветров. Только Шелесты гибли – от времени или от боли. Старость сгубила Лето и других, а мы с Вэл продолжали поиски. С годами кто-то вывел опий – люди начали готовить из него настойку, а потом курили его. Дун погряз в одержимости этим дурманом и спустя много лет едва не пал в Маковой войне, развязанной Свободной Империей. Север всегда хотел заполучить кусок южных земель – не важно, каких и какой ценой. Аренор к тому моменту уже принадлежал Империи, и его засадили маками. Такое время, – он хмыкнул, – прибыль правит миром. Чем больше продашь, тем больше власти придет в твои руки. Одной половиной продаж заправлял Семмир, создав собственный Торговый дом, а другой – Свободная Империя.

– «Амапола», – закончила за него Аили.

– Да, – он кивнул. – Империя посадила своих дельцов в Арх-Дамане. Нам удалось вывести Дун из игры, но мир уже в край свихнулся на опиуме.

– Все началось с Шелестов.

– А Шелестов уже и нет. – Ян укоризненно поцокал языком. – Я очень виноват. Хотелось все исправить, но проблемы завязались в такой тугой узел, что проще было бы его обрубить. Вопрос – как? Мы многое знали о мире, знали, где достать деньги. Открывали банки, через которые шли доходы Торговых домов, основали газету в надежде внушить людям свою правду. В конце концов, даже потворствовали этой войне, чтобы отвести взгляды от Аренора и отбить его. Даже Лой Север пришел тогда в этот дом, потому что меня заботила пропажа морфина из госпиталей.

Аили сурово склонила голову:

– Дани потратила его на меня. На то, чтобы отвязать Эра.

– Получается, всё было не напрасно, – странное, невысказанное чувство вины легло между ними, – столько сил пущено на одну случайную встречу. Столько времени потребовалось. Вечность.

Ее бледное лицо озарилось пониманием:

– Значит, это то, что ты пожелал у Гаал? Время?

– Нет. Я пожелал сил на то, чтобы вернуть вещь, которую она забрала у меня в первую встречу. А во что это вылилось? – Он коснулся губами ее холодного лба. – Ведь я всего лишь пожелал вернуть тебя.

* * *

Метель била в лобовое стекло, ослепляла, как туманом застилала поколоченный войной город. Ехать быстро невозможно – машина крадется, еле тащится через сугробы, но Вэл так спешила – черт его разбери, что ударит в голову этой Кочерге, когда Пепел задаст ей все свои вопросы. Вдруг и его постигнет участь несчастного Лоя Севера?

Она продолжала чертыхаться, рычала под нос страшные ругательства, проклиная Яна и его нарочито невинное высокомерие. Уж в следующий раз она ему все выскажет – и про недальновидность, и про отчаянный нрав. Даже его жизнь не будет длиться вечно, в конце концов.

Свет фар вырвал из жужжащей вьюги крупный темный силуэт. Человек слепо брел ей на встречу прямо по проезжей части, не разбирая пути. Вэлари едва успела выкрутить руль и вжать педаль тормоза в пол. Автомобиль дернуло, с визгом развернуло. Он почти подпрыгнул и застыл, неровно тарахтя, посреди черной беззвездной зимы.

– Что ж ты будешь делать! – Вэл гневно ударила кулаком по приборной панели и разъяренная выскочила наружу. – Ты, что ли, ослеп в край?!

Перед ней стоял изумленный, немного напуганный и присыпанный снегом Лой. Хлопал глазами, будто увидел привидение, не вынимая рук из карманов серого пальто, подошел.

– Садись! – рявкнула она, указав на пассажирскую дверь, и зло зашагала обратно.

Плюхнулась на водительское сидение и, скрестив руки на груди, ждала, пока большой, неуклюжий, как медведь, мужчина усядется, подбирая полы длинного пальто.

– Что за дивная услучайность! – он радушно улыбнулся, словно ничего не произошло.

Кажется, теперь его ничуть не удивляла случайная встреча, либо, словно талантливый актер, так тщательно он свое удивление скрывал за невозмутимым оскалом на жестком холодном лице.

– Да уж, – огрызнулась Вэлари, сдавая назад. – Лучше не придумаешь.

Он отряхнул снег с одежды:

– Снова меня выискивала, да, Вэл? Ты погоди, не спеши ехать.