Книга шороха

Глава 12 - Так, как задумано

– Значит, правда. Пришла.

– Я всегда прихожу, бездушная, туда, где нужна. Где ждут. А сюда и грех не заглянуть – знатные игрища. Люблю, знаешь, в сотню поиграть. Серебряные всегда играют.

– Не знал, что ты Серебряная ведьма.

– Сама не знала, пока во вкус не вошла.

Зал полнился богатыми людьми. Молодыми и старыми, но всё одно – до безобразия одряхлевшими. До безвременья. Большая игра, – думалось Грю, – прекрасный способ облегчить их карманы. Так Печатник всегда и поступал. Вор, диктующий моду законам. Сегодня он на весь Арх-Даман объявил: «В моде азартные игры!», и все кинулись собирать сбережения, и помчались в большие залы издательства – тратить и гнить.

Что хорошо – Печатник никогда не скупился на празднества, которые устраивал. Будь то аукционы или шумные вечеринки в честь юбилейного номера «Свободного мира», всегда музыка, всегда выпивка и изысканный стол, не менее изысканные и величественные гости, но почему-то вечно с манерами помойных крыс.

В сверкающем мраморном зале Грю высматривал сына – не затерялся ли он в густой пестрой толпе вечерних платьев и строгих костюмов, всех, как один, пошитых на заказ самой золотой иглой города. Гости мерялись состоянием и по наряду избирали себе с кем играть. Ни на секунду не задумывались, что лишь больше потеряют, чем выиграют. А пускай! У некоторых сбережения не кончатся, даже если подтирать зад пачкой купюр, на которые можно купить приличный домик. Грю до кончиков пальцев принадлежал к их общине, принадлежал им, а они принадлежали ему. И давно уже жил, подобно им – жадным, ослепшим, погрязшим в цифрах по самые уши. Если Керан тоже приехал, его не найти. Он заплутал в толпе повторяющихся крысиных оскалов, в змеином шепоте шелка, в рыке грязной брани, выдаваемой за высокую и культурную речь. Слился с ними – не отыскать.

Что же… Взрослый уже. Сам себе тропу избирает.

– Доброго вечера, господин Монн, – из гущи нелюдей к нему вышла Зару Ятка, блистательная и невероятная.

Как пламя огонька в беспроглядной тьме.

– Как ваши дела в Управлении? – спросила, затягивая звериное лицо в жуткую улыбку, которой Грю не любил. – Оправились от войны?

«Дура, – думал он, заискивая, отвечая что-то сумбурное в неизмеримой лести. – Какое Управление? Только «Амапола». Только не развалилась бы».

Кивал ей, размахивая руками, что-то увлеченно доказывал, убеждал, будто все хорошо. А самого ела ненависть и отвращение.

– Высматриваете кого или отдыхаете? – лукаво интересовалась она.

– Вы же знаете, госпожа Ятка, – скользко говорил он, – виноват. Охоч до игры и красивых женщин. И того и другого у Печатника в избытке.

Отсалютовал шутливо, и поспешил скрыться от ее проницательных золотых глаз. Верно, что Ятка. Не человек. Коршун.

Проходя между столов, заметил вдали от всех маленькую фигурку с багровой головой – хромую харимийку с тростью из красного дерева. Кочерга. Она стояла в компании высокого худого человека, походящего на ломкое иссушенное дерево, в которое много лет назад ударила молния, рассекла надвое, и он никак не мог собрать себя воедино.

Грю пробрался к ним, закуривая на ходу и подбрасывая в ладони портсигар.

– Неожиданная встреча, – произнес как будто радушно, но едко, и яд его слов сочился наружу, неприкрытый и гнойный. – Не подумал бы, что вы заинтересуетесь игрой.

Аили обернулась и смерила его взглядом, таким небрежным, как если бы смотрела на безграмотного чистильщика обуви, посмевшего писать неуклюжие и неумелые стихи и выдавать их за шедевры.

Грю не обратил внимания на ее спутника и спросил:

– Я видел Кочергу где-то неподалеку, вы знаете?

Она хмыкнула:

– И?

– Подумал, вам будет интересно. – Ощерился, растянув старческие бледные губы. – Я, лично, удивляюсь, как она держится еще на плаву. И не боится-то вылезать из своей норы.

– С чего бы ей бояться? – Аили качнула головой. – Все кончилось.

– Возможно, все только начинается. Ведь все в курсе: она порядочно насолила «Амаполе», и никто в покое ее не оставит.

– Действительно. – Женщина озарено стукнула тростью об пол. – Пока есть «Амапола» и Семмирский дом, пока они грызутся друг с другом за остатки полей, покоя ей не будет. Даже, когда кончится война.

Грю поднял взгляд на мужчину рядом с ней:

– Вижу, вы со спутником? – ехидно сощурился, оценивая. – Надежная ли опора при вашем недуге? Успеет ли он подать вам руку, когда вы оступитесь, или мне стоит быть рядом?

Мужчина позволил себе глухо рассмеяться и заступил вперед, надвинулся, как черная скала, необозримо высокая и смертельно острая, об которую разбиваются любые волны.

– Не думаю, что вам стоит утруждать себя, господин Монн. – Он протянул ладонь для рукопожатия. – Очень приятно, наконец, с вами встретиться. Печатник.

Удивление завязало в узел рот старого дельца. Он пожал Печатнику руку – брезгливо и неохотно, – того требовали правила. Сегодня Грю гость и никак не хозяин. Один маленький человек, представляющий Управление по контролю оборота опиума.

Из грязного тягучего оцепенения его вырвала молодая северянка, случайно задевшая локтем его плечо. Старик нахмурился, но, заглянув в ее белое юное лицо, смягчился. Даже вежливо попросил прощения, не в силах оторвать глаз от ее живой загадочной полуулыбки. Она закивала в ответ на его извинения, легко отбросив за ухо непослушную прядь пшеничных волос.

– Быть может, вы захотите сыграть со мной в сотню?

В нем боролось сомнение и желание. Желания. Грю любил хорошую игру. Грю любил женщин. Слабости, которым сложно отказать, всю жизнь мешали ему, а он слепо потакал им.

– Неужели вы откажете? – с издевкой заметила Кочерга, беспокойно сжимая рукав Печатника. – Не похоже на вас, господин Монн. Прежде мне казалось, вы – человек должного воспитания.

– Хорошо, – согласился он после минутной паузы и, учтиво склонив голову в дань уважения незнакомке, провел ее в середину зала, где предложил сесть за свободный стол.

Игра проходила в молчании. Женщина, казалось, не совсем понимала собственных действий, но удача удивительным образом сопутствовала ей, словно стояла за спиной и нашептывала: эту карту сюда, ту – сюда. Вскоре она собрала сотню и радостно объявила собственную победу, по-детски наивно захлопав в ладоши. Она забавляла Грю и волновала его престарелое естество. Белоснежная, как зима, быстро тараторила, а он и не слушал вовсе. Ее высокий звонкий голос острыми льдинками колол слабеющее с годами сердце.

В следующую игру она так же легко и бездумно проиграла, но все продолжала смеяться.

– Вы, может быть, хотите сыграть еще? – вкрадчиво предложил он, уже раскладывая карты. – У нас ничья.

Она не откажет, Грю знал.

– Раз ничья, тогда давайте сыграем на желание, господин Монн, – северянка подалась вперед, и его совсем не смутило, что она обратилась к нему по имени, хотя он не представлялся. – Как в стародавние времена.

Пожилой делец жадно улыбнулся:

– Назад пути не будет, уважаемая.

– Да. Не будет.

Они весело ударили по рукам.

– Кстати, меня зовут Вельва, – невзначай добавила она, разбирая карты по мастям.

Милое совпадение. Все знают старую сказку про глупую Вельву и гордого Руонта.

Они играли. На этот раз долго и вдумчиво, и Грю уже начал утирать носовым платком пот с морщинистого лба, хотя видел ее игру насквозь. Он знает желание. Обязательно одержит верх. А Вельва вдруг стала непроницаема и серьезна. И проиграла. Сдалась. Глупая-глупая Вельва.

– За мной желание? – тихо сказал Грю, заглядывая в ее блеклые голубые глаза.

Что ему желать? Что еще он может получить от женщины, кроме ее тепла?

– Возможно, вы не откажете показать мне один удивительный сон?

Она пристыжено хихикнула:

– Вы просите о таком… Это неприлично.

– У нас был уговор, – Грю накрыл ладонью ее руку и настойчиво произнес. – Я буду добр к вам и бесконечно благодарен. Не бойтесь.

Согласится – шлюха. Значит, повезло. Нет – так и ветер с ней.

– Что ж… – вздохнула Вельва. – Я всегда выполняю свои обещания. Как любая Серебряная ведьма.

Грю осклабился. Значит, шлюха. Обернулся туда, где, помнил, стояла Кочерга. Увидел всех: и Ятку, задорно толкающую в бок Печатника, и Лоя Севера рядом с ними, по-отцовски сжимающего плечи Кочерги. И все их глаза были обращены на него. Все восемь глаз вперились в Грю. Он понял – они все знают. Все ниточки сошлись в один узел.

На сухих дряблых щеках своих ощутил ледяные ладони Вельвы – древние, как само время. Ее пальцы легли на его сморщенные тонкие веки, закрыли глаза, как закрывают глаза усопшим.

– Вы, главное, тоже не бойтесь, господин Монн. – Она поцеловала его в лоб, как всегда целовали погибших, сейчас и раньше, как много столетий назад. – Сон может затянуться.

Свет закончился. Грю падал в неразличимую мягкую тьму, теплую и оттого неприятную. Падал долго, будто бы вечно, но потом поднялся с колен, отряхнулся и окинул взглядом серые бетонные руины Арх-Дамана, усыпанные гнилыми цветами маков. Запястья в тяжелых оковах, и цепи тянутся в землю. Не двинуться с места. Не уйти. Не сбежать. Голову его венчала поломанная белая корона, колючая и ржавая. Не драгоценная. Шутовская. Корона древних проклятых королей. И в небе кружили гарпии – алчные, как и он сам.

– Что за…

Он слышал про миры разума, но никогда не верил. Нет их. Нет Шелестов, которые могут в них затянуть.

– Где я?

– А ты не понял разве? – рука Вельвы взъерошила его пепельный затылок. – Это – твое королевство, маковый король. То, к чему ты шел. Стать главным.

Она обошла его – женщина с меняющимся лицом. Старая Вельва, молодая старуха. Остатки Серебряных ведьм.

– Это ты, Грю, – сипло скрипела она, причмокивая сжатыми возрастом губами. – Человек с Аренора. Сын маковых баронов. Вот тебе твое наследие. Или не думал ты о цене, которую платят все и за всё? К чему стремился, то и получил. Погубил сотни – исчезни сам.

- Ведь это я загадал желание! – он рванул цепи, но тщетно. – Ты обманула меня! Не исполнила.

- Исполнила. Чего бы ты ни пожелал, всё ривело бы тебя сюда.

– Я лишь был приезжим! – оправдывался он. - Хотел лучшей жизни. Лучше, чем даже у местных.

– Вот тебя и захлестнуло, а?

Бабка хитро скалилась, как ощетинившаяся лисица.

– Вот и сын твой оттуда выродился, из болота твоего. Смотрел на отца, да впитал его алчность. Еще большую, чем возможно. Грызет, край твой ухватить пытается и на себя утянуть. Не можете вы друг без друга. Он – душа твоя. Ты – плоть его.

– Я пьян, верно…

– Ты? И пьян? Не смеши. Ты в жизни-то пьян не был. Ты наказан, а не пьян.

Она схватила его за грудки и притянула к себе, к пахнущей старостью и тленом Ведьме, прошедшей сотню раз по сто жизней. Ее крючковатые пальцы разорвали его кожу, ловко пересчитали ребра, скользя в крови, путаясь в венах. Схватили сердце – больное и угасающее, – и вырвали с корнем. Со всем человеческим, что еще теплилось в нем.

Грю падал. Осыпался пеплом к ее отекшим ногам, перегорал и восставал вновь – другим и переделанным. Не собой. Угрюмым и безмолвным. Черным. Ветром в руинах собственного королевства.