Старовский раскоп

* * *

Блеклый затертый лист упал на крыльцо ворохом, когда Ингмар вышел с утра пожмуриться на редкое осеннее солнышко. Деревня даже в такую рань встревожено переплескивалась бабьими голосами, детским чириканьем и мычанием коров. Забегала ни свет, ни заря Фенечка, просила бичевы и всё спрашивала — а, может, ничего еще? Может, перемогём? Милое розовенькое Фенечкино личико от волнения и смущения слегка бледнело, когда она осмеливалась поднять глаза на жениха. Ингмар в который раз изумился: ладная, крепенькая, самых добротных, выносливых кровей, и в обхождении мила. А вот поди ж — ровно Ингмару, что есть она, что нету. На сеновале повалять — и весь интерес. Глаза у нее медовые, прозрачные, а волосы отливают пшеничным золотом и не Фенькина ведь вина, что ни капли в ней нет от черноволосой Богини. Не та стать. Впрочем, прав отец: женит сына на сытных щах и прибранной избе. А на Саат-то женат и сыт с ней, ясное дело, не будешь.

Бабы причитали, однако ж дело делали. Лошадей вот на всю деревню пара, быки еще, да с быков проку меньше. И прикупить-то лошадок негде, и скарб оставить немыслимо. На новом месте, да без хозяйства?

Второй день тягал Ингмар на возы мешки с добром. Решено было грузиться потихоньку, чтобы в неделю уехать. Собирался еще Иван просить помощи у Верхних, показывал сыну камешек на шнурке. Синий, теплый под пальцами хрусталь, а на боку — уступчик. Подцепишь ногтём, тайные слова произнесешь — и разговаривай. Только всегда близко к телу носить нужно, чтобы он подпитывался постоянно.

Карту еще отец показывал. Куда идти и что там обживать.