Империй. Люструм. Диктатор
- Автор: Роберт Харрис
- Жанр: Историческая проза
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Империй. Люструм. Диктатор"
— В сравнении с Катилиной Веррес был сущим котенком. К тому же Верреса никто особенно не любил, а у Катилины, несомненно, есть сторонники.
— Откуда же у него такая популярность? — спросил я.
— У опасных людей всегда есть последователи, но меня заботит другое. Если бы речь шла лишь об уличной толпе, это не было бы так страшно. Дело в том, что он пользуется широкой поддержкой аристократов — во всяком случае, Катула, а значит, по всей видимости, и Гортензия.
— Мне кажется, для Гортензия он слишком неотесан.
— Поверь, Гортензий знает, как использовать уличного драчуна, когда того требует случай. А Катилина к тому же из знатного рода — не забывай об этом. Народ и аристократия — сильное сочетание! Будем надеяться, что нынешним летом ему не дадут участвовать в консульских выборах. И я очень рад, что не мне выпала эта задача.
Я подумал: вот высказывание, способное убедить в существовании богов. В своих небесных сферах они забавляются, слыша такие самоуверенные слова, и немедля показывают свою мощь. А потому вряд ли стоит удивляться, что по прошествии краткого времени Целий Руф принес Цицерону тревожную весть. Целию к тому времени исполнилось семнадцать, и он стал, по выражению своего отца, просто неуправляемым. Юноша был высок и хорошо сложен — его вполне можно было принять за мужчину двадцати с лишним лет. Впечатление усиливали низкий голос и короткая бородка. Вечером, когда Цицерон уходил с головой в работу, а остальные ложились спать, юнец ускользал из дома и зачастую возвращался лишь с восходом солнца. Он знал, что у меня отложено немного денег на черный день, и постоянно докучал мне просьбами о мелких займах. Однажды, отказав ему в очередной раз, я возвратился в свою каморку и обнаружил, что он отыскал мой тайник и забрал оттуда все мои сбережения. Я провел ночь без сна, в тяжелых раздумьях, но, когда утром столкнулся нос к носу с юным мерзавцем и пригрозил ему рассказать обо всем Цицерону, из его глаз брызнули слезы, и он пообещал вернуть все сполна. Нужно воздать ему должное, он выполнил свое обещание, вернув взятое с солидной приваркой. А я сделал себе новый тайник и ни разу не обмолвился о нем.
Ночи напролет Целий таскался по городу, предаваясь пьянству и блуду в обществе беспутных молодых людей из знатных семейств. Одним из них был двадцатилетний Гай Курион, чей отец был консулом и одним из верных сторонников Верреса. Другим — племянник Гибриды Марк Антоний, которому, по моему разумению, было тогда лет восемнадцать. Но настоящим главарем шайки считался Клодий Пульхр, не в последнюю очередь потому, что, будучи самым старшим и богатым среди них, показывал другим такие примеры распутства, которых те и представить себе не могли. Ему было лет двадцать пять, из них восемь он служил в восточных легионах, умудряясь попадать во всевозможные переделки. Так, он возглавил мятеж против Лукулла, который доводился ему шурином, а потом оказался в плену у морских разбойников, с которыми должен был сражаться. Теперь же молодой человек вернулся в Рим, стремясь сделать себе имя, и в один вечер объявил, что точно знает, как добиться цели. По его словам, дело обещало быть смелым, рискованным, озорным и веселым (Целий клялся, что именно так и сказал Клодий). В общем, он заявил, что привлечет к суду Катилину.
Когда на следующее утро запыхавшийся Целий ворвался в дом и сообщил новость Цицерону, сенатор поначалу не поверил. О Клодии он судил лишь по грязным сплетням. Так, весь город судачил, будто тот спит с собственной сестрой. Позже слухи обрели более прочную основу, и сам Лукулл приводил их в качестве одной из причин для развода со своей женой.
— Как может такое ничтожество предстать перед судом? — недоверчиво фыркнул Цицерон. — Разве что в качестве ответчика…
Однако Целий со свойственным ему озорством возразил, что, если Цицерону требуются доказательства его правоты, пусть он в ближайшие час-два наведается в суд по вымогательствам, куда Клодий как раз намеревается подать иск. Стоит ли говорить о том, что Цицерон был просто не в силах пропустить подобное представление? Наскоро побеседовав с самыми важными клиентами, он направился в хорошо знакомое место — храм Кастора, прихватив меня и Целия.
Весть о том, что должно произойти нечто крайне важное, чудесным образом распространилась по городу, и у ступеней храма скопилась толпа в сотню человек или даже больше. Тогдашний претор Орбий, правивший позже Азией, только что сел на свое курульное кресло и озирался, видимо пытаясь уразуметь, что же случилось. Тут подошли шесть или семь юношей с одинаковой глуповатой ухмылкой на лицах. Все явно следили за последними веяниями моды и, должен признать, вполне успешно им следовали. У них были длинные волосы и короткие бородки, а на поясе свободно болтались широкие ремни, расшитые узорами.
— Бессмертные боги, ну и зрелище! — вполголоса пробормотал Цицерон, когда они прошествовали мимо, обдав нас густым запахом крокусового масла и шафрановой мази. — Они похожи скорее на женщин, чем на мужей!
Один отделился от остальных и начал карабкаться по ступенькам вверх, к претору. На полпути юноша остановился и повернулся лицом к толпе. Внешне он, да простится мне столь безвкусное определение, был настоящим «сладким мальчиком» с длинными светлыми кудрями, влажными красными губами и бронзовой от загара кожей. Этакий юный Аполлон. Но когда он заговорил, голос его оказался на редкость твердым и мужественным. Портил его речь лишь нарочитый плебейский акцент, выражавшийся в том, как он произносил свое семейное имя: «Клодий» вместо «Клавдий». Такова была одна из его прихотей, продиктованных модой.
— Я, Публий Клодий Пульхр, сын консула Аппия Клодия Пульхра, внук консулов по прямой линии в последних восьми поколениях, пришел сегодня утром, чтобы обвинить перед этим судом Сергия Катилину в преступлениях, совершенных им в Африке.
Как только послышалось имя Катилины, в толпе раздались ропот и свист. Стоявший рядом с нами звероподобный детина выкрикнул:
— Поберегла бы ты свою задницу, девочка!
Однако Клодий оставался совершенно невозмутимым.
— Пусть предки мои и боги благословят меня в этом начинании и способствуют благополучному завершению дела.
Он легко взбежал к Орбию и передал ему иск в виде свитка, свернутого в трубочку, обвязанного красной лентой и скрепленного печатью. Сторонники бешено рукоплескали ему, в том числе Целий, которого остановил лишь суровый взгляд Цицерона.
— Беги и найди моего брата, — велел ему Цицерон. — Поставь его в известность о случившемся и скажи, что мне с ним нужно немедленно встретиться.
— Это поручение для раба, — обиженно надулся Целий, явно боявшийся унижения перед лицом своих приятелей. — Разве Тирон не может разыскать его?
— Делай, что приказано, — оборвал его Цицерон, — а заодно разыщи и Фруги. И поблагодари меня за то, что я не рассказал твоему отцу, с кем ты якшаешься.
Эти слова быстро остудили Целия, и он без всякого промедления исчез с форума, направившись к храму Цереры, где в этот утренний час обычно собирались плебейские эдилы.
— Избаловал я его, — устало произнес Цицерон, когда мы уже шли обратно, поднимаясь в гору к своему дому. — И знаешь почему? Потому что он наделен обаянием — проклятым даром, худшим из всех, которые могут достаться человеку. А я не нахожу в себе сил, чтобы перестать потакать обаятельным людям.
В наказание, а также из-за того, что больше не мог ему доверять полностью, Цицерон не позволил Целию присутствовать в тот день на совещании относительно выборов. Вместо этого он отослал его писать отчет. Подождав, пока юноша не скроется с глаз, Цицерон описал Квинту и Фруги утренние события. Квинт не придал им особого значения, однако Цицерон был полностью убежден в том, что теперь ему неизбежно придется вступить в борьбу с Катилиной за консульскую должность.
— Я изучил расписание слушаний в суде по вымогательствам — ты знаешь, что это такое. Нет никакой надежды на то, что дело Катилины будет рассмотрено до июля. Это лишает его возможности выдвигаться в консулы в этом году. Таким образом, он неотвратимо вторгается в мой год. — Цицерон неожиданно стукнул кулаком по столу и выругался, что бывало с ним крайне редко. — Именно такой исход я предсказал год назад — Тирон тому свидетель.
На что Квинт заметил:
— Но может быть, Катилина будет признан виновным и отправлен в ссылку?
— При таком-то обвинителе, от которого разит благовониями? И о котором каждому римскому рабу известно, что он был любовником собственной сестры? Нет-нет… Ты был прав, Тирон. Мне самому следовало взяться за Катилину, когда подвернулась возможность. Легче победить его в суде, чем на процедуре вытягивания жребия.
— Может, еще не поздно это сделать? — предположил я. — Может, ты уговоришь Клодия уступить права обвинителя тебе?
— Нет, он ни за что не согласится, — ответил Цицерон. — Только посмотри на него, такого высокомерного, — образцовый представитель рода Клавдиев. У него появилась возможность добиться славы, и он ее ни за что не упустит. Принеси лучше список возможных соискателей, Тирон. Нам нужно подыскать надежного соконсула, и чем быстрее, тем лучше.
В те времена соискатели консульской должности обычно выдвигались парами: выигрывал тот, кто заключал союз с достойным мужем, — это позволяло привлечь больше избирателей. Цицерону, чтобы усилиться, требовался носитель громкого имени, пользующийся расположением аристократии. Взамен он мог предложить свою популярность среди педариев и простонародья, а также поддержку своих надежных сторонников. Цицерон полагал, что все это будет нетрудно устроить в нужное время. Но теперь, когда он начал зачитывать имена из списка, я понял причину его внезапного беспокойства. Союз с Паликаном не имел никакой ценности. Корнифиций мог заранее попрощаться с надеждами на избрание. У Гибриды просто недоставало мозгов. Оставались Гальба и Галл. Однако Гальба был настолько аристократичен, что ни в коем случае не связался бы с Цицероном, а Галл, несмотря на все цицероновские увещевания, твердо заявил, что вовсе не намерен избираться в консулы.
— Можете ли поверить? — посетовал Цицерон, в то время как мы склонились над его столом, изучая список возможных соискателей. — Я предлагаю человеку лучшую должность на свете, и ему надо всего-то побыть рядом со мной день-другой в знак поддержки. А он в ответ заявляет, что хочет целиком посвятить себя правоведению! — Он взял стилус и вычеркнул Галла, а затем вписал в конце перечня имя Катилины. Задумчиво побарабанив заостренной палочкой рядом с этим именем, Цицерон подчеркнул и обвел его, вслед за чем пристально посмотрел на каждого из нас. — Конечно, есть еще один, тот, о котором мы не упоминали.
— Кто же? — спросил Квинт.
— Катилина.
— Ты шутишь, Марк!
— Я настроен вполне серьезно, — ответил Цицерон. — Давайте подумаем вместе. Представьте, что я не стану обвинять его, а вместо этого предложу ему защиту. Если я смогу добиться его оправдания, он будет обязан поддержать меня на выборах. Если же его признают виновным и отправят в ссылку, то ему конец. Для меня приемлем любой исход.