Остаточная деформация

Глава 20. Слышать ангелов

Шурхіт крил на небесах

Ллє потоком

На землі кліпає птах

Лівим оком

Паола

Берт изнывал от неопределённости и противоречий.

Вернувшиеся возможности пьянили куда лучше самогонки. Уходили они постепенно, шажок за шажком, а вернулись оптом, в момент. Так, наверное, может себя чувствовать оставшийся без рук человек, который за годы как-то приспособился жить, а потом — бац! — и они на месте. И каждый день перестаёт напоминать битву с каждой сраной пуговицей, с каждым грёбаным куском пищи, который надо как-то донести до рта, с краном, с мылом, с дверной ручкой… Вдруг вспоминается масса всего, утерянного из-за этой борьбы, горизонт разворачивается победным знаменем и вдруг становится возможно всё… По крайней мере, так кажется.

Но слишком уж многое мешало насладиться феерией чувств. Берт мысленно даже ранжированный списочек составил — по рабочей привычке.

На первом месте Айрин. Берт не смог бы точно сказать, когда плюнул на доводы разума, нудившие, что не имеет смысла придавать столько значения девушке из боковой ветви. С ней, дескать, очень скоро придётся расстаться навсегда и вообще ничего не может быть всерьёз у гела и иферки, даже если не брать в расчёт Стёпочку. А как его не брать? Не всерьёз, в принципе, могло бы случиться, но и эта приятная перспектива тоже в некий неуловимый момент перестала устраивать Берта. Что себе думала Айрин, он не мог даже представить. Но она вела себя так, будто ничего не случилось. И по-прежнему хотела вернуться.

После того невиннейшего объятия — а им ведь случалось спать в обнимку, если ночь выдавалась сырой или в лесной чаще что-нибудь уж больно зловеще гукало — избегала оставаться с Бертом наедине. И в глаза не смотрела. И не подначивала привычно, держалась, как чужая, хотя и вежливо. Несколько раз он пытался с ней об этом заговорить, но девушка мило улыбалась и делала вид, что не понимает, о чём речь. Три дня назад он бы решил, что у Айрин воспалилась рана, но сейчас этот предлог не годился. Какая рана, если Берт позаботился о ней несколькими небрежными, якобы случайными касаниями? Большего и не потребовалось, и так заживало отлично, он просто чуточку ускорил процесс. И в Джековой бедовой головушке разогнал маленькую гематому — след от встречи с йорнами. Может, кровяной сгусточек и сам бы рассосался со временем, но зачем рисковать?

Берт мог и умом бы тронуться от сердечных, лишённых логики и смысла переживаний, но Стас поймал его за шиворот на очередном привале и коротко, без тени сочувствия, отрубил: «Всё в порядке. Терпи». Вот и терпел.

Все прочие проблемы на фоне первой норовили слипнуться в мутный ком, и стоило больших трудов не позволить им свершить задуманное.

Второе место досталось «работе», хотя логичнее бы ей быть на первом. В принципе, с неофициальной просьбой друга он справился: в сумке лежал, завёрнутый в рыцарские тряпки, оплавленный приборчик с обгорелым пером внутри. Берт считал, что такого доказательства достаточно. Но основное задание повисло в воздухе. Замеры неуверенные, обследованный кусок географии тоже бесполезный… Конечно, пробы всего, что поместилось, были уже уложены в маленький герметичный несессер. Но даже такой профан, как Берт, понимал: после прохождения через Трещину со всеми её многосложными потоками чёрно-белых сил, собранное наверняка как-то изменится. И опять тупик неопределённости. Вроде да, а может, нет. Возвращаться или попробовать ещё что-то разведать? В каком случае будет хуже?

Номер третий — прямое следствие из второго. Берт не хотел возвращаться. Теперь уже точно, с полным осознанием, никаких сомнений. Результатом его возвращения могла быть либо колонизация Паолы гелами, либо её уничтожение. Оба варианта ему жутко не нравились и третьего он не видел. Однако же на второй чаше весов — родной Гелио! И ветви… Теперь Берт хотя бы приблизительно представлял, что там творится, и мучительно хотел прекратить. Даже пустые и трусливые глаза «четвёртых» поблекли на этом фоне. Иферы — это люди, ровно такие же, как предки, не сырьё и не бесплотные тени. На них тоже распространяется клятва, приносимая каждым гелом в день получения права одиночества. Именно здесь Берт нашёл новую крепость души после обрушения предыдущей. Он должен защитить людей, а в первую очередь тех, кто дорог. Если ради этого придётся убивать — он убьёт снова.

Надо было возвращаться немедленно и защищать там, где это эффективнее всего — в золотом и голубом городе сбывшейся мечты. Но Берт всё медлил, и медлил, находя новые и новые предлоги для промедления.

А ещё — йорны, которые заявились вдвоём. Битву в посёлке Берту расписали поминутно и в лицах как минимум трижды — от начала до конца. Во-первых, услышанное блестяще подтвердило теорию Пети. Судя по всему, враги тоже с этой теорией знакомы, что хуже некуда, и они способны забросить на Паолу сразу двоих, хотя такой финт сложный и для гелов. Это во-вторых. Ну и в-третьих, — напавшие на посёлок взаимодействовали как слаженная пара, а не просто как два разведчика. Даниил как-то обмолвился, что бойцовые пары йорнов — это очень сильное оружие. Таких мало, и встретить пару на Последней гораздо опаснее, чем четвёрку воинов. Пары работают в таком плотном контакте, что способны почти творить чудеса! Повезло во всём: и что ребята настолько умные, и что висевший на соплях план сработал. Если бы повезло хоть чуточку меньше, Берта и Айрин ждали бы пустой посёлок и отвратительная встреча. В том, что йорны были бы полностью осведомлены, кого им надо ждать, Берт не сомневался. Кто-нибудь из оставленных ненадолго живыми общинников обязательно рассказал бы захватчикам историю гибели йорни и всё остальное в обмен на собственную лёгкую смерть. Берт не смог бы винить этого человека: слишком хорошо помнил собственные ужас, боль и беспомощность под пыткой, а ведь она продолжалась совсем недолго.

Впрочем, это всё лирика. В сухом остатке: йорны могут находиться на Паоле достаточно долго; йорны знают, что Берт не просто рядовой ифер, и считают его миссию опасной настолько, что готовы рискнуть элитными бойцами. Йорны знают точно больше самого Берта, и дать им эту информацию мог только кто-то очень-очень сведущий из Гелио.

Габриэль. Пети. Может быть, Нудный Ник. Кто-то из Совета? Сам Авессалом-старший, который ведает о каждой букашке в Гелио? Святые ёжики, подгрызающие корни Древа?

У предательства оказался на редкость мерзкий вкус.

Айрин не понравилось, что йорнов именно двое. Берт отогнал противную мыслишку в самый дальний угол сознания. Мало ли что человек ляпнул в досаде. И без того в мозгах каша, в которой ложкой-шумовкой крутятся чёрные глянцевые крылья.

***

Вой сирены смёл Сэма с постели раньше, чем он успел проснуться. Его абсолютно здоровое сердце прошила горячая игла паники.

— Что, опять?! — вскинулась Каринка.

— Не знаю! — рявкнул Сэм уже от двери. — Детей одевай и…

— Знаю, — огрызнулась жена, нашаривая в темноте светильник и платье. Чиркнул кремень, затеплился огонёк. В его тусклом свете Каринка выглядела гораздо спокойнее Сэма. Ну да, она уверена, что, справившись с бедой раз, справятся и сколько надо.

Вес самострела в руке немного успокоил. У ворот уже собралась негромко гомонящая толкучка. Сигналка заткнулась внезапно, и все тоже замолчали. В наступившей тишине только трещали факелы, создавая мрачную обстановку средневекового замка. Сэма пропустили к будке дежурного.

— Кто? — коротко спросил он в окошечко.

— Хер знает. — Дежурный, Найджел, оторвался от бубнящей рации. — Темно ж, как в заднице.

— Найджел Уэллс! — могучий бас Барбары Уэллс заставил огонь факелов затрепетать. — Немедленно вымой язык с мылом!

Истинная дщерь англиканской церкви, Барбара была готова терпеть муки Чистилища, но не ругань.

— Барби, детка, — отозвался ничуть не смущённый супруг, — дома всё помоем. — И он перечислил нескромный список деталей как своих, так и жёниных, которые, по его мнению, нуждались в помывке.

В прошлой жизни Найджел был портовым грузчиком в Глазго, и в силу этих причин семейная жизнь Уэллсов протекала в непрерывной борьбе за чистоту языка. Лет десять уже протекала, их ещё Петерсон-старший женил на правах единственного представителя поселкового управления. И ничего вроде как протекала. Трое детей из ниоткуда не берутся.

— И полаетесь тоже дома, — по делу влез кто-то из темноты. — Что Джа конкретно говорит?

Маленький плосколицый Джа (полное его имя мог правильно выговорить только Майкл) караулил с биноклем в рощице напротив Трещины — после нападения йорнов наблюдательный пункт перенесли от кладбища поближе к источнику проблем.

— Джа видел на фоне вспышке вроде как две фигуры и вроде как без рогов. Но чем-то ему эти персоны всё равно не понравились, но чем — не может понять. Они всего секундочку мелькнули. И это, Сэм, по тропе к кладбищу они не прошли. Джа никого не заметил. Может, решили до утра подождать? Им же тоже ни… ни пса не видно.

— Йорны видят в темноте, — вмешался Николя, который зачем-то припёрся на костылях. — Им не помеха…

Настороженная толпа загомонила с некоторым облегчением. Совсем не так было, когда они ждали первой атаки. Расслабились, иферы чёртовы. Сэм разозлился.

— А ну марш по местам! — рыкнул он, перекрывая гомон. — Если видят, то и просматриваемый участок могли обойти!

Они прождали с самострелами и огнемётом наготове до рассвета — рассвет был тих, как на святой праздник. Джа бодро отрапортовал, что перед трещиной, в районе кладбища и вообще на обозримом пространстве никого не видно. Ночные гости сгинули бесследно. Возможно, был бы на месте Джек, он бы нашёл следы и на камнях, но остальные охотники общины не обнаружили ничего.

И это нервировало. Сильно.

— Беспокойно неделька начинается, — глубокомысленно заметил из будки Найджел и отчаянно зевнул.

***

А вроде и само наладилось. Чем ближе к посёлку, тем больше Айрин напоминала сама себя. Будто что-то решила и немного успокоилось. Берта она по-прежнему сторонилась, но взгляд перестал быть отрешённо-неузнавающим.

— А что, Джек, самогонки уже нагнали, как думаешь? — лениво вопрошал Гриша, который самогонку не пил, но почему-то всегда переживал за процесс.

— А что, Джек, Моника уже новую скалку выстрогала? — Айрин, в тон. Даже прищур скопировала.

Ежиное фырканье, которое означает, что Стасу весело. Соня в авангарде, ей не слышно. Рожа Майка повторяет рельеф скальной породы, неожиданно обнажившейся на отдаляющемся склоне Треснувшей горы. Ровный шаг Воронка — он идёт в поводу, с поклажей. До посёлка рукой подать, знакомые места. Там Трещина, там — кладбище со Стасовым указателем… Может, их уже дежурный засёк.

Берту хорошо, будто домой возвращается.

— Дождёшься от этих бездельников, — выдал Джек после всестороннего обдумывания.

— Это ты про скалку или про самогонку?

— Про оба. Обоёх.

Солнце ещё низкое, ласковое. Лазурь небесная — хоть ныряй снизу вверх. Основной массив леса остался позади, но его ещё слышно. Берту точно слышно, и, судя по разомлевшей физиономии, следопыту тоже. Рано утром прошёл дождик, и его сыроватая свежесть разлита в воздухе. Вибрация покоя наполнила Берта, и он чуть не задохнулся от секунды чистого счастья.