Остаточная деформация

Глава 22. Двадцать шестая Последняя

Неважный мир господь для нас скропал.

Тот, кто прошёл насквозь солдатский ад

И добровольно «без вести пропал»,

Не беспокойтесь, не придёт назад! Редьярд Киплинг

Гелио

… цифры путались, разбегались, как тараканы. И такая же шустрая, как эти шестиногие лаково-рыжие тварюшки, мелькнула мысль: как объяснить гелу человеческое отвращение к тараканам?

— Люмены в джоули. Скорость потока. Средняя удельная поверхность фотоволокна… Теплопроводность на площадь сечения…

Ошибка могла стоить жизни, и без того подвешенной на волосок. Ах, Берти-Бертран, вот встретимся на Паоле, ты на меня свои глазищи поднимешь и спросишь — зачем ты это всё со мной сделал? Прямо вижу, как спрашиваешь. Или уже спрашивал?

— Я не мог рисковать, Берти. Тебе надо было втереться в доверие к людям, которые не верят ни гелам, ни йорнам. Если бы тебя изменили частично, как нисходящего ангела, ты бы не смог никого обмануть. Люди болеют — ты бы не смог не лечить. Люди мёрзнут — ты бы согревал…

Прятать истинную суть научить нельзя. Либо учиться самому, либо умереть неучёным. Есть исключения, но на то они и…

— … исключения. Захарка ухитряется почти открыто. Но он знает, как надо… может, и не считается.

Зато остальные умеют слишком хорошо. Я иногда забываю, кто я на самом деле. Последний ученик Авессалома-старшего, будущий член Совета? Квартальный доктор? Умник с парадоксальным мышлением, автор ёжики знают скольких изобретений? Или всё-таки тот нелепый студент в очках с простыми стёклами и вечным рюкзаком — первая моя жизнь внизу?..

— Штефан умеет лучше всех. Он умеет прятать себя даже от лучших друзей, Аве. От меня, например… А Дани вообще принял его за Габриэля…

Память визжит от боли. Сознание прячется за логическими доводами, которых нет. Разум молчит — ему нечего добавить.

Планшет выскользнул из ослабевших пальцев и брызнул от пола роем мельчайших игольчатых осколков.

Штефан стоял в дверях хронопорта Здания — невозмутимый и стройный, как всегда. Нет, не как всегда. Кривил губы в ухмылочке знако… нет, ничего знакомого. И маслянисто-серебряный ствол с тяжёлым прикладом-генератором в руках. Длинные сильные пальцы держали оружие уверенно и привычно, и вдруг всё стало понятно, мозаика сложилась в простой и чёткий узор. Кроме одного-единственного «Зачем?!».

— … прыгнул в Трещину, так и не досчитав… Дани столкнул, всё ждал, как вслед полетит окончательный выстрел, но не было. Ты знал, Штеф… Нет нужды стрелять, теперь и я понимаю. Не Габриэль… Как же жаль, что не…

*

Ангел снова бредил, путая прошлое с настоящим, не понимая, с кем разговаривает — с Бертраном, Штефаном или своим учителем, Авессаломом-старшим. Действия целительного поля хватило ненадолго, а таблетки из аптечки не подействовали вообще. Серую кожу Пети испещрили чёрно-лиловые звёздочки сосудов. Жар — как от теплового инвертора.

Даниил очень не хотел вылезать из пещеры — по крайней мере, пока товарищу не станет лучше, — но понял, что имеет шанс не дождаться. Выжатый, как тряпка, Берт упрямо долдонил про ручей: ему, дескать, помогло — и Пети поможет. Всё равно других средств не осталось. С некоторых пор он всё меньше верил в живучесть гелов и всё больше — в могущество смерти.

Додолбил.

Бурча нехорошие слова, инструктор поднял обжигающе горячее тело и понёс, куда показали.

— Тут вот двадцать метров, — суетился Берт, заглядывая Даниилу в глаза снизу вверх, лишь бы не смотреть на Пети. — Пятьдесят — максимум. Осторожно, тропка мокрая, скользкая…

Смеркаться ещё не начало, но тени уползли далеко вперёд, словно тоже указывали дорогу.

Даниил презрительно фыркал и демонстративно не смотрел под ноги. Кажется, он вообще о другом думал. Берт и сам знал, что чушь городит, но остановиться не мог. Болтал и болтал без умолку.

— А какого ёжика, интересно, я не разваливаюсь? — перебил словесный понос инструктор, опуская ношу в ледяную и быструю воду ручья. — Уже должно начаться.

— Что значит — должно начаться? — от удивления Берт чуть сам не поскользнулся на влажной глине.

Даниил присел на корточки, чтобы придерживать охлаждаемого ангела за крыло, и очень кратко объяснил, что это значит. Берт только моргал и бестолково топтался по старым полусгнившим камышам. Из-под его ног сыпались мелкие бурые лягушки.

Приказ? Деструкция?..

— А с чего бы ты разваливался? — пробормотал он, когда Дани умолк. — Всё равно не понял.

— Я приказ нарушил, — терпеливо, как птенцу.

— Так тебя же силой уволокли. А сам ты ничего не нарушал. Ты ж со своими всерьёз дрался, не для вида?

Инструктор ожёг негодующим взором и сердито засопел. Берт так понял, что серьёзнее некуда. Пожалел ребят, потому что прекрасно себе представлял, как инструктор дерётся всерьёз.

Слабый и хриплый смех снизу:

— А ведь он прав, Дани… Могли бы и сами сообразить.

Берт кинулся к воде.

Течение полоскало ангельскую драную рубашку. Безвольные кисти рук, казавшиеся белёсыми рыбами, мотало вместе с полотняными рукавами. Но светло-карие глаза глядели ясно, без пугающей мути. И лицо просто бледное, а не землистое, и без этой жуткой чёрной сетки.

Помогло! Чтоб ему пусто было — помогло! Хотя бы на время, а лучше бы и насовсем.

— А ещё, — продолжил Пети, — у тебя есть дублирующий контур, не солярный. В отличие от нас, грешных. Берти прав…

Инструктор разнообразия для не фырчал, не сопел и даже не ругался, а молча встряхнул приятеля за мокрое крыло. Рожа у него сделалась каменная, и что он там, за гранитным фасадом, себе думал, понять было совершенно нереально.

Берт заметил, что над водой, точнее, над ангелом под слоем воды поднимается лёгкий такой, нежный парок.

— Тебе ещё не холодно? — осторожно спросил, решив уточнить про несолярный контур потом. Когда-нибудь, при случае. — Я в тот раз очень быстро замёрз, а было куда теплее.

— Нормально, — заверил Пети, да ещё и сполз пониже, погрузился не по плечи, как было, а до подбородка. — Хорошая идея, Берти. Кстати, ты письмо нашёл?

— Да. И я нашёл Грааль.

Пети было вскинулся, но зашипел сквозь зубы и плюхнулся обратно.

— На что он похож?!

— На дырку со страхом, — задумчиво ответил Берт. — Но я бы сказал, что есть вещи не менее интересные. Письма писать мне некогда, я так расскажу.

Молодая женщина плакала у оплавленного плазменным разрядом дерева. Беззвучно, без содроганий и прочего антуража. Просто слёзы непрерывно катились из больших тёмных глаз — повисали на подбородке, капали на землю и на рубаху, перетекали по шее на изрядно уже подмокший воротник.

Она знала, что её никто не видит.

— Пора завязывать с этой клятой сыростью, — пробормотала она. — С этой хренью только начни — не остановишься, гелова мать.

Она была уверена, что бормотания не услышат даже те, у кого столь же острый слух, как и у неё самой. Просто не до того им сейчас.

Слёзы беспрепятственно продолжили своё мокрое дело. Женщина их не вытирала: руки были заняты. Они мяли, поглаживали и тискали изрядно оплавленную чёрную коробочку некогда совершенных, выглаженных линий.

Женщине здесь и сейчас надо было решить, что делать дальше.

С собой.

С Паолой.

Со всем Древом, загрызи его корни святые ёжики.

Здесь и сейчас, потому что потом будет поздно окончательно и бесповоротно.

***

Утром на мягких лапах пришла осень. Ничего особенного, только небо необратимо поменяло оттенок голубизны, только утренняя прохлада превратилась в знобкий холодок, только свежесть росы сделалась сыростью.

Этим утром Берт привёл в посёлок двоих гелов. Одного — здоровенного, как гора, и хмурого донельзя. Второго — помельче, улыбчивого, но очень бледного и без крыла. Они остановились, не доходя до ворот, под изумлёнными и настороженными взглядами жителей Паолы. В толпе там-сям мелькали ружья, пока ненавязчиво. Плазменного самострела и Айрин видно не было, но это ещё ничего не значило.

Ручаюсь, они за нас, сказал Берт оторопевшим посельчанам.

Йорны вернутся, без них не выстоим, напомнил.

Если верите мне, то поверьте и им, добавил в конце короткой речи.

Была то даже не наглость, а нечто запредельное, то есть выходящее за все мыслимые пределы. Новичок, и полгода на Паоле не проживший, привёл к посёлку не просто сомнительных, а смертельно опасных существ, да ещё и требует верить на слово. Провёл мимо дежурных наблюдателей, прекрасно зная все ухоронки. Многие немедленно припомнили Берту сокрытие полезного самострела и прочие проколы, в основном надуманные. Но не вслух припомнили, мысленно. Гелы-то совсем рядом.

После паузы тяжёлой, как базальт, вперёд шагнул Сэм. Медленно, будто толкал перед собой глыбу-паузу.

— Добрым лю… людям всегда рады, — сказал он далеко не так уверенно, как всегда, но всё-таки сказал.

Гелы прибыли вчера, и повторить фокус с огнемётом не получится. Шансы надавать в случае чего по рогам даже однокрылому, не говоря уже о громиле, стремились к нулю. Даже всем миром и с Бертовой палкой — одного, может, и можно успеть подстрелить, но второй точно доберётся до стрелявшего. Потери будут фатальными, и это понимали все.

— Спасибо, — сказал однокрылый. — Я — Пети, а это Даниил. Мы не доставим проблем и поможем с йорнами, если… когда те сунутся. И… — он замялся буквально на долю секунды, — мы нуждаемся в вашей помощи.

Джек громко присвистнул. Заминки он не заметил.

— Ну, не так уже и нуждаемся, — поморщился громадный Даниил, ломая напарнику спектакль. — Но Берт убедил, что вместе будет лучше. Честнее, что ли.

Не самое вежливое, а по правде хамское вмешательство изменило обстановку. Гелы не ставили условий, они хотели разговаривать. Сэм кивнул, а Стас приглашающе махнул гостям своей полупушкой.

Через минуту Берт остался стоять у ворот в одиночестве. Хотя нет, один человек остался.

— Как все, значит, — неприятным голосом сказал Гриша, не глядя на Берта. — За чудо, как все. Я чуял, что с тобой не всё ладно, но представить не мог — насколько.

Берт был рад и откровенной издёвке, даже враждебности. Сэм увёл новеньких в свой дом — беседовать. Дани пришлось сложиться почти вдвое, да и то косяки своими перьями-клинками ободрал до щепок. Стас, Джек, Соня и ещё человек пять потянулись за ним. Айрин куда-то делась, как назло. Остальные друзья — друзья ли ещё? — разошлись кто куда, будто Берт стал пустым местом.

— Ради чуда, как многие, — ответил он, внутренне сжимаясь. — Мне действительно сделали предложение, от которого нельзя отказаться и жить дальше, как жил.

Гриша хмыкнул.

— Что этим здесь нужно? — на гладком его лбу проступил пот, а в голосе прорезался скрежет листовой жести. — Подлое племя, никому из гелов нельзя доверять. Люди для них мусор. Чем они тебя купили?

— В Гелио их убьют. — Берт тоже не смотрел на собеседника, он и так слышал и запах пота, и дрожь ненависти. — Почти убили, они едва успели крылья унести. Они не такие, как все…

— Когда я слышу про «не такие» касательно хоть гелов, хоть йорнов, то начинаю подозревать, что из меня клеят дурня.

— … а купили меня за дружбу, — упрямо закончил фразу Берт. — Учили выживать, помогали, когда мне было хреновее некуда. Доверяли. И да, они действительно не такие. Пети — бывший ангел, если ты знаешь, что это такое. А инструк… Даниил — армеец, у них вообще другой генетический код. Если хочешь знать, чего они хотят — иди в дом, послушай.