Запретное целительство. Сеньорита Смерть

Глава 7. Её тайны

Корбин Рихтер.

Молодая целительница как-то стихла, мрачно погрузившись в свои мысли. Судя по реакции и словам этого Нери, случившееся было совершенно нетипичным для местных магических разборок. А значит, предсказать, когда и как будет сделан следующий удар, было сложно.

Когда Корбин Рихтер впервые прибыл в Лермию — небольшую приморскую страну, больше известную своей кухней и музыкантами, чем богатством и военной мощью, он был полон превосходства. Потому что в магических науках лермийцы отставали от Грейдора на несколько десятилетий. Не было сколь значительных учебных заведений, централизованно обучающих магов, знание оставалось рассредоточенным, и новые веяния в основном приходили из Алерта или того же Грейдора. Потому что сами лермийские кудесники отчаянно цеплялись за тайны своего мастерства, передавая их лишь членам своей семьи, или, что гораздо реже — одному-двум ученикам, если не было своих детей. Ситуация менялась, постепенно, но еще слишком медленно. Так и получалось — узких специалистов было много, а вот всесторонне развитых магов, способных составить конкуренцию своим северным соседям — нет. Магия в Лермии оставалась ремеслом — не наукой.

Но только сейчас Корбин понял, что у цеховой закрытости лермийских магов были и свои плюсы. Абсолютная непредсказуемость. Отсутствие единой манеры плетения заклинаний и невозможность контроля со стороны властей (мало ли кто чем занимается за закрытыми дверями!) не только мешало распространению научного знания, но и позволяло сохранять весьма мерзопакостные тайны.

Грязное старое колдовство. Проклятия, которых как-бы и нет, но говорить о них почему-то бояться. Но напряглись только целители. Боевой маг и менталист, скорее, находились в замешательстве, а Летиция и вовсе ничего не понимала. Что наводило на вполне закономерный, пусть и звучащий абсурдно, вопрос.

— Так напавший был целителем?

— Целители не могут вредить людям. Это против нашей природы, — процедил Нери.

— Да ладно, — фыркнул Рихтер. — Я тут пару лет назад маньяка ловил, разрезающего девушек на кусочки. Очень умелый целитель был. Да и яды алхимики не в одиночку придумывают.

— Сеньор Нери говорит не об этом, — тихо сказала Бьянки. — Когда целитель прибегает к своему дару, то происходит очень тесный взаимообмен между его жизненной энергией и энергией пациента. А если воздействие на источник, то такая связь становится еще сильнее. Убить или покалечить с помощью целительской магии — практически невозможно.

— Практически? То есть всё таки можно? — Рихтер лет десять проработал в полиции, занимался и дознанием, и сейчас, почувствовав слабину, вцепился в нее всеми зубами. — Вы с таким сталкивались, Рената?

— Слышала кое-что, — промямлила лермийка, отводя глаза. — Так, детские страшилки, не более. Почти невозможно поверить, что кто-то мог… что это всё реально. Может, сеньор Нери знает об этом больше…

Ага, перевод стрелок на более опытного коллегу! Тут уже можно заподозрить сговор с целью скрытия информации! Рихтер едва ли не подпрыгивал. Уж что-то, а магов он к стеночке припирать умел.

— Лет шестьдесят назад боевой маг при дворе королевы Алаи сжег половину дворца… вместе с королевой, — неохотно сказал целитель. — Тогда сочли, что он сошел с ума на почве ревности. Говорят, они были возлюбленными. К сожалению, он умер раньше, чем его смогли допросить. Но кое-какие следы на его теле… Это было магическим воздействием.

— Малефики, — с отвращением сказал менталист, очертив круг на груди — так лермийцы «закрывали» свою душу от чужого злого воздействия. — Но при королеве Алаи их почти всех и истребили — где народ, а где и сами маги.

— И вместе с малефиками убили и сотни безвинных, — сухо сказал Нери. — Почти треть целительских семей просто прекратили существование. А затем, когда началась чума, люди стонали, что их некому лечить.

— А что, этими вашими злыднями… малефиками… могут быть только целители? — мягко спросил Рихтер.

— Не только. Но докторов во все века побаивались особо — с магическим даром или без. Не понимали, и до сих пор не понимают.

Менталист фыркнул, расстегивая ворот наглухо застегнутого, несмотря на жару, сюртука. На шее его красовалась белая лента.

— Это вы мне будете рассказывать? Да нас до сих пор заставляют носит опознавательные знаки. Будто мы прокаженные какие-то! Вот вы мне скажите, сеньор Рихтер. Неужели в Грейдоре тоже преследуют магов только лишь за то, кем они являются?

Рихтер, сам не слишком любивший магов разума, и уж тем более им не доверявший, немного смутился.

— О нет, у нас их очень ценят. Но… как вы понимаете, все же опекают и проверяют каждую жалобу на злоупотребление.

— Больно хочется в чужих мозгах копаться, — зло фыркнул Сонди.

Его Рихтер почти не знал. Менталист работал на дожа Фоскарини, отца Летиции, но ни с кем не общался, и из-за своей заносчивости и холодности мало кому нравился. Это выдавало неопытность Сонди и его юность. Зрелые менталисты умели производить весьма приятное впечатление. Если не присматриваться поближе.

Патрицианка застонала, хватаясь за виски.

— У меня голова раскалывается от ваших склок. Думаю, нам стоит разойтись. Сеньор Нери, мы поговорим с вами чуть позднее. И сеньорита Бьянки, спасибо за помощь. Вико вам заплатит за потраченное время.

Целительница кивнула, не став отказываться от денег, и поспешно вышла. Нери, что-то тихо шепнув на ухо донне Фоскарини, последовал за Бьянки. А вот менталист не успел и шага сделать к двери.

— Подожди, — окликнул его Рихтер. — Скажи… тебе не показалось, что этот Гидеон Нери что-то скрывает?

— Не он один. Целительница тоже была не слишком честна, — неприятно улыбнулся маг. — Но вопрос о её благонадежности стоит задавать не мне, а сеньору Ласкане. Он же с ней на короткой ноге.

— Вы в чем-то подозреваете меня и Ренату? — нахмурился боевик, скрестив руки на груди. Но повелителя стихий запугать было не так уж и просто.

— Нет, что ты, не найди ты меня тогда на этой дурацкой ярмарке, от деревеньки бы не осталось ни камня, а я был бы мертв. Но с моей милой спасительницей… не рычи, Вико, я не про тебя, ты не в моем вкусе… с Ренатой Бьянки точно стоит познакомиться поближе.

— Это тебе твоя интуиция подсказывает, или длительное воздержание? — фыркнула патрицианка. Она всегда была остра на язык, не слишком сдерживаясь при своих людях.

— Только мой профессиональный опыт, — мило улыбнулся Рихтер. — Да и вообще, я как смертельно больной человек, имею право сам выбирать, кто меня будет лечить — и пусть лучше это будет вспыльчивая пигалица, а не старый пройдоха Нери.

— Так что ты за человек-то такой? — возмутился боевой маг. — Как только прекратишь прикрываться мнимыми увечьями, я тебе морду-то начищу. Не называй Ренату пигалицей!

— Так я же любя! И тебе то что? Или невесту твою обидел? — ехидно спросил Рихтер, ковыряясь в ухе.

Дверь хлопнула. Донна Фоскарини все же не выдержала. Сонди неодобрительно покачал головой.

— Научились бы держать язык при себе, хотя бы в присутствии благородной госпожи.

Рихтер развел руками.

— Если не хочешь, чтобы маги ссорились друг с другом — то держи их в разных клетках. Народная грейдорская мудрость.

Вико фыркнул.

— Да просто кто-то не может справиться со своей натурой. Повелитель стихий же — вот ветер в голове и гуляет.

Так уж повелось, что одаренным всегда приписывали особые черты характера. Менталистов считали коварными и расчетливыми, и это на самом деле был недалеко от действительности. Но Рихтеру приходилось видеть, как сильнейший менталист Грейдора оказывался совершенно беспомощным, когда дело касалось его собственных чувств. Боевых магов считали безбашенными одиночками, тогда как повелитель стихий знал, какими преданными и заботливыми семьянинами они могут быть. Жестокие целители, осторожные алхимики, артефакторы, теряющие голову из-за любви… Не всегда стереотипы были правдивы.

Он сам не был так уж беспечен, каким хотел казаться. Может, возраст давал знать — в тридцать четыре волей неволей учишься думать о последствиях своих поступков, особенно если от собственной неосторожности пострадать могут другие. Или просто утратил вкус к жизни. Даже повелитель стихий может потерять землю под ногами, и сгореть в огне. Тем более если этот огонь рожден из сердца, разбитого в щепки дурацкой, никому не нужной любовью.

Никуда не сбежать от самого себя и от своих прошлых ошибок. И порой становилось так тошно, что хотелось… Нет, не умереть. Просто сдаться. В тот момент, когда сила стихий затопила его разум, он был почти счастлив.

А теперь… Только и может думать, что снова стал виновен в смерти ни в чем неповинных людей. Но не он один.

— Может, в моей пустой башке и гуляет ветер, — усмехнулся Рихтер, глядя в настороженные глаза Вико, почувствовавшего, что в грейдорце что-то изменилось. — Но ветер тоже может быть разным. Поверь, когда я найду тех, кто на меня напал… такой непогоды они не переживут.