Один человек и один город

Часть 2.7

Все было ожидаемо. Естественно. Объяснимо и предсказуемо. Но чего-то явно не хватало. И сделав несколько десятков шагов, я понял, что выпало из общей картины.

Благодарность. В том смысле, что за услугу, оказанную безвозмездно, по доброй воле, принято сказать человеку несколько слов. Желательно теплых. Впрочем, холодно-вежливые тоже сошли бы. А женщина промолчала. Не сделала попыток заговорить. Хотя…

Растерялась, наверное. Сначала водитель сбил с толку, а потом и я. Добил. Тем, что заступился. Ну да и Господь с ней. Врачевать расстроенные нервы — не моё призвание. Меня работа ждет.

И не только работа. Работодательница.

Долорес не стала пользоваться словами: поманила толстым пальчиком. Ласково так. С улыбкой акулы. И зачем-то, прежде чем начинать разговор, убедилась, что дверь кабинета плотно закрыта.

— Ты ещё очень молодой человек. Очень. Тебе простительно. Но лимит прощений у нас ограничен.

— Сеньора?

Она опустилась в кресло и скрестила руки на груди. Вернее, переплела запястья, потому что на большее длины верхних конечностей не хватало.

— В чем-то я виновата и сама, не спорю. Кажется, вчера не слишком подробно объяснила здешние правила?

Правила тех, кто правит? Трудно сказать. Слушал я не особенно внимательно.

— Обычно машина возвращается в парк дважды за смену. В обеденный перерыв и по окончании работ. Таков порядок. А нынче ночью он был нарушен.

Да, припоминаю. На обед мы не успели. Из-за меня и моих, э… встреч с двумя женщинами.

— Сеньора, это больше не повторится.

Или повторится, но уже в усовершенствованном варианте. Ускоренном и рационализированном.

— Перерывом допускается пренебрегать. Начальство косо смотрит на любые отклонения от регламента, не скрою. По минутам не считает, и все же… Бог с ним, с перерывом. На крайний случай разрешено даже брать еду с собой. Никаких кафешек, запомни! Если тебя во время смены заметят там, где тебе быть не положено, вылетишь в два счета. Ясно?

— Да, сеньора.

— Это было первое нарушение.

Есть ещё и второе? Да я талантлив не по годам. Всего одна ночь, и уже успел досадить всем, кому только можно.

— Строго говоря, я должна была бы тебя уволить. Ещё пять минут назад.

А ведь не шутит. Ни капельки.

— Я сказала, что машина обязана возвращаться в парк дважды за смену? Так вот, экипаж машины тоже должен быть в наличии. Весь. Полностью.

О, кажется, понял. Любезность коротышки на самом деле была кое-чем другим. Намерением подставить.

— С непривычки трудно всю ночь провести на ногах, знаю. И знаю, что ты после смены по большей части думал о том, чтобы добраться до постели, а твой напарник…

Долорес тяжело вздохнула. Всей своей увесистой грудью.

— Я не стану его наказывать, не надейся.

— И не думал, сеньора.

— Вы разберетесь сами. Со временем. Или не разберетесь вовсе, но это уже не моё дело. Вот чего-чего, а членовредительства в рабочее время не допущу. После работы — пожалуйста! На здоровье! А пока идет смена, хоть прогрызите друг друга взглядами, но руки, ноги и прочее пускать в ход не смейте. И это прежде всего к тебе относится: Хозе правила знает лучше. Ещё он знает, как вынудить кого-нибудь нарушить правила. Так что, будь внимательнее, если хочешь оставаться работать здесь.

Каждая ночь, как на вулкане? Приятная перспектива, ничего не скажешь. А ошибок поначалу будет много. Куда же без них?

— Сомневаешься? По глазам вижу, что сомневаешься. Что ж… — Толстушка хлопнула ладонями по столу. — Удерживать не буду. Работа специфическая, не каждому подойдет. И не каждый подойдет для неё. Заявлений никаких подавать не надо, оформим смену, как пробный…

— Я никуда не убегаю, сеньора.

— Серьезно? Подумай хорошенько. Не хочу пугать, но…

— Мне все подходит. Правда. И даже напарник.

Точно знаю: в драку не полезет. Ни во время работы, ни после. Только если дружков позовет. Но что-то сомневаюсь, чтобы у такого пакостника водилось много приятелей, готовых расквасить свои и чужие носы.

— Ну смотри. Я предупредила.

— Благодарю, сеньора.

— Тогда иди, переодевайся уже… И да. Ещё одно.

Она поворошила бумаги на столе, выудила один листок и протянула мне.

— Возьми. До конца смены это может и в шкафчике полежать: вряд ли кто позарится.

— Что это?

Можно было не спрашивать, а прочитать убористый текст самому, но слушать всегда приятнее. К тому же, слово, произнесенное вслух, обычно содержит куда больше подробностей, чем печатное. Одни интонации чего стоят: просто кладезь полезных знаний.

— Ты говорил, что не против курсов, да?

— Э… курсов?

— Образовательных. Так хочешь получить сертификат или нет?

О том, что умею читать и писать? Всю жизнь мечтал. Вот прямо с рождения и грезил.

— Думаю, что хочу, сеньора.

— Тогда держи. Там все указано, что, где и как. Занятия вроде в самом муниципалитете проводятся, найдешь без проблем.

— Как скажете, сеньора.

— На этом все. Свободен. От меня, но не от работы!

Шутливо погрозила, махнула рукой, мол, проваливай, и уткнулась в бумаги.

М-да, легко я отделался. Не ожидал. Она, конечно, не была во всем чистосердечна. Ещё вчера было ясно, что на вакансию мусорщика в очередь не становятся, почему меня и «простили». На первый раз. Ну а если у Долорес и впрямь возникли некие особые чувства ко мне… Тоже неплохо. Пусть будут. Пока не начнут создавать трудности.

Машина уже стояла под парами, готовая к отправлению на маршрут. То есть, шумела изрядно. Но звуки беседы на повышенных тонах все равно были слышны. Даже там, откуда не было видно ни мне разговаривающих, ни им меня.

— Мама, я же просил! Сколько раз просил: не приходи на работу. Здесь не место для тебя.

— А как мне ещё с собственным сыном увидеться? Совсем родной дом забросил. Завел себе девушку, значит, пора забыть о родителях? Ведь и познакомить не привел, только от соседей узнала. Это же стыд-то какой! У чужих людей о сыне спрашивать…

— Мама! Я приведу. Приведу, раз ты просишь. Только смотри, чтобы не получилось, как в прошлый раз, с Луситой. Помнишь Луситу?

— Радость моя, она хорошая девочка, никто и слова поперек не сказал бы, только…

— Ни слова поперек? А у меня уши до сих пор звенят! А уж сколько яда было… Весь город хватило бы отравить.

— Хозито, малыш, я же не со зла. Я же перепугалась не меньше! Единственный сыночек вчера ещё ребенком был, а сегодня сам готов детей завести… Прости, прости, бога ради! Я больше ни разу, ни одного словечка…

— Ой, мама, смотри, если обманешь!

— Чем хочешь, поклянусь, Хозито! Чем только попросишь!

— Да ладно умолять… Хватит. Люди увидят, стыдно будет. Лучше скажи, что мне теперь с тобой делать?

— Так я тут посижу, подожду тебя.

— Нет, не пойдет. Не положено. Отправляйся лучше домой и… Погоди! А как ты вообще сюда добралась, с твоими больными ногами? Идти ведь надо дольше, чем ты можешь.

— Да что ты, почему дольше? Автобус совсем близко подъехал. Рукой подать до твоей работы.

— Автобус? Подъехал? Мама, а ты часом дедушкины сигары не трогала?

— Опять родной матери не веришь? Да что ж такое с миром случилось… Не придумываю я. И не мерещилось ничего. Он не хотел сюда ехать, тот, кто за рулем сидел. Но рядом оказался один молодой человек… Сказал что-то мудреное, и мы поехали. Туда, куда нужно было.

— Что ещё за молодой человек?

— Да вроде из наших. Из Низины. С такой же карточкой, как у меня. Только разговаривает по-другому. Как белые люди. Наверное, водитель потому его и послушался. Ой, так вот же он! Он что, с тобой тут работает?

Это чириканье могло продолжаться бесконечно, но раз уж разговор плавно приблизился к моей персоне, его следовало прервать. От греха подальше. Иначе не в меру наблюдательная женщина поделилась бы со своим сыном новыми, интересными и не слишком выгодными для меня подробностями.

— Вы уж простите, что я там, на улице, воды в рот набрала! Я ж не знала, что вы… Думала, раз строгий такой, так начальник или вроде того… Благодарствую, сеньор! И ты, Хозито, благодари, давай!

Ладони, которыми она обхватила мою руку, были гладкими и жесткими, как полированное дерево. Мозоль на мозоли.

— Позже, мама. Я тебя провожу сначала, а уж потом…

— Вы к нам заходите, сеньор! Вот Хозито девушку свою приведет, и вы заходите. Праздник будет!

— Мама!

Он почти крикнул. Но дальше, поперхнувшись собственной дерзостью, только прохрипел:

— Тебе пора. Правда, пора.

— Ухожу, ухожу, сынок. Я же все понимаю. Но вы, сеньор… Вы все-таки заходите!

Возвращался коротышка с таким мрачным выражением лица, что впору было искать укрытие. От неистового и праведного гнева. Однако поскольку наши весовые категории различались весьма существенно, я остался на месте. Глядя, как ко мне приближается грозовая туча, готовая разразиться…

— Не нужно было вмешиваться.

Надо же, всего лишь буркнул.

— Это моя мать и моё дело. Понятно?

Вполне. Я и не собирался вмешиваться. На разумных основаниях, имею в виду. Просто сработал инстинкт. Подсознательное стремление вернуть реку хаоса в русло порядка, как говорил психоаналитик, нанятый моей мамой. Когда Элена-Луиза ещё думала, что мне можно вправить мозги. Или надеялась, что доктор вынесет вердикт, подходящий для совершения оздоровительной поездки в тихое местечко с понятливым и исполнительным персоналом.

— Она сама виновата.

В том, что захотела повидать сына? Конечно. А вот во всем остальном вряд ли.

— Но… Спасибо.

— Да не за что.

— И если ты, в самом деле, хочешь прийти… Приходи. Я ещё не знаю точно, когда соберусь, но сразу скажу.

Семейный ужин под трескотню заботливой мамочки и благодарной женщины? Перспектива так себе. Несколько утомительная. И хотя на подобные предложения не принято отвечать отказом… Ладно, ближе к делу и посмотрим.

— Договорились.

— Только не думай, что это все меняет.

— Не буду.

И все же, изменения произошли. Случились несколькими минутами спустя, резко и основательно.

Если во время прошлой смены меня немного напрягало многозначительное молчание напарника, то сегодня я готов был заткнуть уши. Себе. А кое-кому — глотку, потому что словоохотливый Хозе оказался ещё намного несноснее Хозе-молчуна.

Я узнал кучу мелких и крупных подробностей из жизни коротышки. Семейной, общественной и личной. Конечно, с перекосом в последнюю. Особенно подробно описывались даже не отношения с кем-то или какие-то события, а мнение о них самого рассказчика. И сопутствующие душевные терзания. Пополам с жалобами. Дошло до того, что каждую остановку для копания в мусорных коробах я ждал, как манну небесную, ведь она обещала несколько минут блаженной тишины.

А к рассвету, на очередном витке уже с дюжину раз услышанной истории, вдруг подумалось: а я-то чем лучше? Точно так же висну на ушах Хэнка, по поводу и без. Вываливаю все, о чем думал. Наверняка, не лучшим образом действую на нервы человеку, который сейчас должен быть сосредоточен на своих ощущениях и целях, а не путаться в чужих.

И когда ноги привычно принесли меня к его постели, никакой беседы не состоялось. Была только тишина. С легким привкусом разочарования, потому что дом пустовал.