Один человек и один город

* * *

Сборы для выхода в свет никогда не занимали у меня много времени. Поначалу я искренне считал, что насколько бы странно ни выглядел, как возможный наследник сенатора, буду принят везде и всегда одинаково уважительно. Потом же, когда шансы на усыновление начали стремительно таять, заботиться о соблюдении приличий и неписаных правил стало вовсе бессмысленным.

Неформальная встреча? Значит, будут блейзеры всех цветов радуги. И чтобы выделиться на фоне всех этих колибри, стоит одеть что-то более суровое. Например, кожаный пиджак. Конечно, из искусственной кожи. И непременно на футболку, которая плотно обтянет торс. Мне ведь нечего скрывать, да? Особенно намерения.

— Устроишься впереди, хорошо? Я должен сделать пару звонков.

Ага, сенатор предпочел классический темно-синий. Будет все-таки заниматься делами? Отлично.

— Без проблем.

Сидеть рядом с шофером не так уж плохо: дорогу видно лучше. Хотя я, конечно, предпочел бы покончить с делами в салоне лимузина. С другой стороны, эта своеобразная «отставка» может говорить как раз о…

Или я опять придумываю лишнее?

У каждого из телохранителей сенатора свой стиль вождения. Даже удивительно, как они ухитряются сохранять индивидуальный почерк на одном и том же вариаторе. Вот Петер, к примеру, водит так же, как и выглядит: мощно, но невыносимо бесстрастно. И его лицо, будто сложенное из кубиков, никогда не выражает ни единой мысли. А взгляд напоминает рептилию: сосредоточенный, неподвижный и непонятный. Зато присутствие рядом не ощущается, и можно совершенно спокойно думать о своем. Если получается.

Овал медальона под тканью на груди. Может, вытянуть его наружу? Нет, не буду. Это личное. Достаточно того, что видно цепочку. Совсем задарили меня … До срока, кстати. Говорят, плохая примета — праздновать день рождения заранее. А дарить подарки? Плохо это или хорошо?

Хэнк отмучался с совершеннолетием раньше. Ещё в начале лета. И в который раз отказался хоть что-то принимать от меня. Такой у нас был уговор: тратить только собственные средства. Ну ничего, скоро я тоже смогу быть по-настоящему щедрым. Если улажу и налажу, а не налажаю. Пока-то в моем распоряжении только карта на предъявителя, с того счета, куда раз в неделю переводятся «карманные». С другой стороны, и трат особых нет: живу на всем готовом. Зачем деньги, спрашивается? Всегда можно отправить чеки банковскому управляющему.

Но что же мне сказать сенатору? Как подобрать слова? Просить? Может быть, умолять? Нет, это выглядело бы подозрительно. И позорно. Разговаривать на равных тоже не получится: мне нечего предложить, кроме верности и преданности, а такого добра у Джозефа Линкольна хватает и без меня. Не удивлюсь, если к офису каждый день длинные очереди выстраиваются.

Попробовать надавить на жалость? Глупо. Намекнуть на семейные ценности? Пустой звук. Из всего разнообразия способов остается только запугивание, однако оно… Как ни крути, а от признания в грехах прошлого больше всех проиграю я.

Что же получается? Нам и поговорить будет не о чем?

— Приехали.

О, так скоро? Да, до «Каса Конференсия» от дома всего ничего пути, это ведь первая треть вилла Лимбо. Почти пограничная территория, невидимая, но неприступная для тех, кому не повезло. Пока или уже.

За высокой оградой, стилизованной под стены настоящего дома, прячется все, что только можно пожелать душой и телом. И примерно каждый месяц меняется гамма интерьера. Стиль — реже. Здесь, на серединном Юге, все больше консерваторы, чем революционеры: дурачится только тот, кому напекло голову.

— Напитки, сеньор?

Не успел выйти из машины, официанты уже атакуют. В принципе, можно было остаться сидеть, опустив стекло, и тот же самый бокал оказался бы у меня в руках лишь минутой позже.

— Надеюсь, скучать не будешь?

А если бы я ответил: «Буду»? Что-то изменилось бы? Сенатор стряхнул бы с себя группу немолодых и нарочито скромно одетых негоциантов?

— Думаю, найду себе какое-нибудь занятие.

— Мы обязательно поговорим. Чуть позже. А пока… Развлекайся!

Собственно, больше ничего не остается, как медленно направиться по аллее к сияющему огнями дому. Мимо оживленно беседующих людей. Они знают меня, я знаю большинство из них, но сегодня мы делаем вид, что незнакомы. Взаимно и старательно.

— Фрэнк! Какими судьбами?

— Да вот, за сенатором увязался.

Не ожидал его встретить. Хотя, все правильно: где же ещё находиться взрослому мальчику, получившему право подписывать документы?

— Это здорово!

— Что именно?

— Ну, что ты здесь. Хоть будет, с кем поговорить.

— Думаю, тут и без меня…

Хэнк смешно хмурится:

— Без меня — тоже, поверь. Все эти сборища чертовски скучны, начиная со второго раза.

— А какой у тебя сегодня?

— Третий! — Хлопает меня по плечу, заодно убирая с дороги какой-то очередной немногочисленной, увлеченной разговором компании. — Ну их, к богу в рай… Я знаю одно местечко в здешнем саду, оттуда открывается самый чудесный вид на свете!

Хэнк не обманул: о долгой прогулке по зеленому лабиринту жалеть не пришлось.

— Нравится?

Загорелые стройные тела, резвящиеся в светлой лазури бассейна. Оголенные в рамках приличий, конечно же.

— Ну хоть кто-нибудь?

Откровенно говоря, что купальщицы, что девицы с подносами: фигурки, отличающиеся друг от друга только цветом напитков в бокалах. Все на одно лицо.

— Кстати, если тебе это кажется важным: они не продаются. От подарка, да, не откажутся, но подарок — не обязательное требование. Так что если вдруг захочешь устроить торжественное открытие спальни в своем новом доме…

— Уверен, что кто-то из них может захотеть? Они красавицы, но не дуры же, если получили приглашение сюда. А с меня взять нечего, ты же знаешь.

— Зато они не знают, — заговорщицки шепнул Хэнк. — Вон, взгляни! Кажется, ты ей приглянулся.

— Которой?