Один человек и один город

* * *

По случаю выхода в город Долорес выглядела просто шикарно. Можно сказать, волнующе. Для сторонних зрителей. Что же касается непосредственных подчиненных, те чувствовали себя, по меньшей мере, неуютно.

— Это уже не первое нарушение вами рабочей дисциплины, ведь так, сеньор Ллузи?

Самым отвратительным в этом тягомотном спектакле было то, что мои реплики, к примеру, в сценарий не входили. Любые возражения, оправдания, охи, вздохи и прочие попытки принять участие в беседе оставались незамеченными.

— За предыдущие вам удавалось получить индульгенцию. Как говорится, первый раз прощается… Но с сегодняшнего проступка я начну вести учет. Строгий, не сомневайтесь!

К позитивным моментам относилось теперь уже явное нежелание Долорес со мной расставаться. Казалось бы, не устраивает работник — уволь к черту, и все дела. Но это мне, похоже, больше не грозило. Надеюсь, что скорее к счастью, чем к сожалению.

— Если потребуется, я изыщу средства, чтобы снабдить вас персональной рацией. С условием ежечасного отчета о местонахождении и выполняемой работе. И не приведи Господи мне обнаружить потом расхождение между вашими словами и результатами пеленга!

В каком-то смысле почти приятно: столько внимания сразу и мне одному. Немного напрягает? Ну, это с непривычки! Неделя, две, три, и все станет обыденным. Как утреннее пробуждение в доме, о существовании которого я двадцать лет своей жизни даже не подозревал.

— Странно, что на сей раз вы не рассказываете очередную детективную историю. Не успели придумать?

Ответить? Нет, бессмысленно и бесполезно. Хотя и история есть, и преступление, и улики.

— К завтрашнему дню фантазия проснется? Буду ждать с нетерпением.

О, в таком случае лучше, если вечернее приключение поставит точку не только в благотворительной затее сенатора, а и в…

— Ко мне он ходил.

Вот кто не заморачивается внешним видом, так это Лил. Город, не город, день, ночь — никакой разницы. В силу скудости гардероба? Верно. Но женщины обычно любят себя украшать. Не могут удержаться. А ещё цветок в волосах хотя бы чуточку скрасил мрачное выражение лица.

— Повидаться надо было.

Когда делаешь подобное заявление и одновременно строишь морду утюгом, как, по рассказам, любит повторять девушка Хозе, тебе вряд ли поверят. Хотя, можно ведь руководствоваться и другими мотивами. Например, сообразить, что со стороны угрюмой малявки исходит куда большая угроза, чем дисциплинарные взыскания за рабочие проступки.

— О, ну раз такое дело…

— И мы ещё не закончили.

Обещание скорой и беспощадной разборки? Наверняка.

— В свободное от работы время, сеньорита. Я за этим прослежу.

— Угу. И я послежу. Посижу тут, в сторонке.

Женщины поняли друг друга: Долорес отправилась к машине, а Лил плюхнулась на первую попавшуюся скамейку. Сдвинула коленки вместе, обхватила себя руками и уставилась на меня. Исподлобья.

— Твоя зазноба? — спросил Хозе, когда мы оба склонились над заполненными мешками.

— Вроде того.

— Мелковата как-то. Ты-то парень видный, а она…

— Какая есть.

— Но с характером, это уж точно! Горяча, наверное, чертовка?

Ну что тут ответишь? Только хмуро промолчишь.

Так она и сидела всю вторую половину дня. Не двигаясь. Поразительное терпение. Или поразительное упрямство. Хотя именно благодаря ему мне позволили не возвращаться на базу, а сразу отправляться домой. То есть, прямиком в пасть разозленной девицы.

— Есть хочешь?

Посопела, помолчала, буркнула:

— А сам как думаешь? С обеда же тут торчу.

— На, попробуй. Островато, но с голодухи пойдет.

Лепешку Хозе я так и не съел. Заболтался с Эстой, а когда попал под раздачу начальственных нотаций, и вовсе забыл про сверток. Хорошо, что упакована еда была грамотно: не обветрилась и не потеряла ни капли своего аромата.

— Твоё?

— Какая разница?

— Дома делали, не в кафешке. Откуда взял?

— Угостили.

— Новую чику нашел?

— Девушка напарника сготовила. А он со мной поделился. Ещё вопросы будут или все-таки поешь?

Она впилась в бурито зубами. Жадно и хищно.

— Уххх…

— Очень много перца?

— Переживу.

С едой Лил расправилась в считанные секунды. Отряхнула ладони, разгладила юбку.

— Ну все, теперь можем прогуляться.

Интересное заявление. В мои планы не входящее никаким боком.

— На сегодня гулянки отменяются.

— Все-все?

— Абсолютно.

— Даже в сторону порта?

Ага. Понятно. Память у нас вовсе не девичья.

— Ты туда не пойдешь.

— А ты?

Рассказать? Может, и стоило бы. В конце концов, она имеет право знать. Как непосредственный участник. В то же время, на кой черт ей все это? Только волноваться будет. Или влезет, куда не звали. Нет уж, пусть лучше злится. Так безопаснее.

— Ну хоть проводить-то можно?

Насмешничает. Сквозь обиду и злобу.

— А ручкой на прощание помахать позволишь?

— Я не собираюсь никуда уезжать.

— Ой ли?

— Хочешь прогуляться? Давай прогуляемся.

К вечеру народа прибавляется в парках, на торговых улицах и в открытых кафе, а деловые кварталы стремительно пустеют. Очень удобное свойство для долгих разговоров наедине.

— Я понимаю, тебе нужнее.

— Что нужнее?

— Вещи те. И все остальное.

Возможно, в других обстоятельствах имело смысл ухватиться за подвернувшийся шанс. Но могли ли они возникнуть? Лил попала в список сенатора потому, что живет в Санта-Озе и находится под муниципальным надзором с самого рождения. Я в этой очереди буду крайним с конца. Хотя бы учитывая дату официальной регистрации. Да и матрицу менять мне не надо. Билет на тот край света и немного денег, вот и вся выгода. Только для неё мне не нужно чудо. Заработаю. Со временем. И уеду, если захочу. В любой момент.

— Тебе там будет лучше.

Да параллельно мне будет! Что там, что здесь, стартовые условия одинаковы. Кстати говоря, Санта-Оза даже предпочтительнее: я знаю здешние особенности. Преимущества, недостатки, традиции, уловки, сферы влияния.

— Выучишься, разбогатеешь…

Ох, мечтательница!

— Я никогда не собирался гоняться за деньгами.

Сначала потому что они мне не требовались. Да и теперь ровно по той же причине.

— Почему? Деньги всем нужны.

— И тебе тоже?

— А чем я хуже других?

— И для чего? Можешь рассказать?

— Дай денег — расскажу!

По-своему она все-таки очаровательна. Прямая, открытая, честная. Не идеальная мужская мечта, конечно, но думаю, тому же Хэнку она бы понравилась. Так что, может и хорошо, что он спит: отбил бы в два счета.

— Как по мне, деньги нужны только для дела. Но большую часть всего на свете можно сделать только желанием, собственными силами и поддержкой единомышленников.

— Без единой монеты?

— Не веришь?

Качнула головой.

— Деньги ведь не сразу появились в мире. Сначала люди обходились взаимными услугами. Кто-то вскопает поле, кто-то смастерит плуг, кто-то пошьет одежду. Услуга за услугу.

— А почему он тогда вообще появились? Ведь так проще. И честнее.

— Потому что мир становился все больше и больше. И цепочки услуг вытягивались все длиннее и длиннее… Так и получилось, что когда человеку с одного края земли нужна помощь кого-то с другого края, свиней туда не погонишь: сдохнут по дороге. А деньги послать можно и уже там купить на них хоть целое стадо.

— А почему нельзя найти помощи ближе? У соседей? У него ведь должны быть соседи!

— У кого?

— У того человека, о котором ты говоришь. Почему же они ему не помогли?

А в самом деле, почему?

— Наверное, не захотели. Или поссорились.

— Значит, он плохой? Если ругается с соседями, значит, плохой.

В логике ей не откажешь. Простой, будничной, наивной логике.

— Были причины, в общем. Серьезные. И не у него одного.

— А если бы все жили дружно, то и денег бы сейчас ни у кого не было?

Кто знает… Всякое случается.

— Вот нам с тобой деньги разве нужны? Продуктовый паек выдается, жилье, вода, транспорт предоставляются. Благотворительные ярмарки? Пожалуйста! Бери не хочу.

— Но ты же зачем-то пошел работать?

Затем, что новоявленный папочка ухитряется пропить теперь уже два пайка.

— За еду.

— И все?!

— Какое-то жалованье мне положили, не спорю. Но я пока даже не думал, на что буду его тратить.

— Как это на что? На…

И осеклась. Задумалась. Надолго. А потом сокрушенно признала:

— Да, если одежду покупать, так все равно лучше той рубашки не найдешь, а она даром досталась.

— Вот видишь.

Дюжина шагов в молчании.

— Но если тебе не нужны деньги, зачем тогда туда идешь?

— Потому что есть вещи поважнее.

— Какие?

— Я тебе все объясню. Завтра.

— Ага, так я и поверила!

Все ещё насупленная. Сердитая. И немного растерянная.

— Я никуда не уеду.

— Поклянись!

Опять детство в попе заиграло?

— Чем поклясться?

— А что для тебя самое дорогое?

Трудно сказать. Ничего вроде и не осталось.

— О, придумала! Другом своим поклянись! Жизнью его.

Не слишком ли серьезно будет?

— Ага, струсил! Значит, врал?

— Хорошо. Клянусь жизнью Хэнка, что не уеду из Санта-Озы.

— Никогда-никогда?

Временами этот максимализм начинает раздражать.

— Никогда.

Слегка оттаяла — уцепилась за локоть. Но тут же сообщила:

— Так, на всякий случай: я тебя не простила. Ясно?