Один человек и один город

Часть 3.11

Без предварительной рекогносцировки, проведенной Эстой, я бы заплутал в Пуэрто Пескеро[12] сразу и окончательно. Один лабиринт причалов, где-то повторяющих береговую линию, а где-то выстроенный, как первоначально показалось, наперекор здравому смыслу, чего стоил… Разномастные суда положения тоже не облегчали, не позволяя разглядеть что-либо на пару корпусов вперед. На двадцать третьем, правда, обстановка была поспокойнее: в основном, небольшие рыбацкие лодки и катера. И проплешины пустых мест на стоянках.

Неужели среди местного населения даже рыбаков становится меньше? Плохой признак. Это же преимущественно семейные династии, значит, дети не желают идти по стопам родителей. Если они вообще существуют, конечно. Наследники. Хотя, неизвестно, что приятнее: не иметь детей вовсе или видеть, как они слоняются без дела целыми днями. Скорее всего ведь так и есть. В смысле, ничем не занимаются. Ввиду полного отсутствия целей.

Забавно, но я никак не могу вспомнить, была ли разработана стратегия развития города. При мне подобные разговоры точно не велись, в бумагах сенатора, разложенных по всему дому, даже тезисов на эту тему не наблюдалось. Но Джозеф же должен был понимать, что происходит? Или у Санта-Озы судьба такая на роду написана: умереть? Не хотелось бы верить. И не хотелось бы стать свидетелем. А впрочем…

Я же пообещал? Значит, буду умирать вместе с городом. Или — жить вместе с ним.

На берегу воздух всегда пахнет солью. И прелыми водорослями. Аромат едкий. Чужой. Угрожающий. Правда, когда в него вливаются ноты жевательного табака, становится совсем неуютно.

Двое. Примерно одинакового роста, в одинаковых полотняных костюмах. Почти близнецы, только один поздоровее. Зато у второго на носу очки, а в руках несессер.

— Это здесь раздают билеты в лучшую жизнь?

— Ага, прямиком в рай отправим! — осклабился здоровяк.

Очкастый шикнул на него и щелкнул застежкой.

— Все будет в лучшем виде. Фирма гарантирует. А для того, чтобы путешествие не доставило вам каких-либо неудобств…

В свете причальных фонарей блеснула игла инъектора.

— Это снимет возможные спазмы и другие осложнения. Пожалуйста, закатайте рукав.

— Не люблю я, когда в меня иголками тычут.

— Для вашей же безопасности. Но конечно, если желаете помучиться…

Он сделал вид, будто убирает инструмент назад, и я вздохнул.

— Да ладно вам, доктор! Это ж шутка.

— Лично я считаю, что в делах жизни и смерти юмор неуместен.

— Ага, он у нас серьезный, — в разговор снова встрял здоровяк. — Все делает без улыбки. Зато на совесть.

Я потянул рукав вверх.

Скорее всего, снотворное. Так проще. Убивать же не требуется: скинут снова в отстойник. А, забыл, там сейчас все перекрыто полицией. Значит, на самом деле отправят в плавание. С грузом. И пожалуй, рыбы справятся с телом не хуже, чем химикалии.

Тишина. Ни плеска, ни вздоха. Неужели я ошибся в своих выводах? Тогда, наверное, ещё не поздно свалить восвояси. Если позволят.

— Пройдите сюда, под свет. Здесь удобнее.

— Конечно, конечно, доктор.

Шаг. Второй. Третий.

— Стойте!

Капля пота сорвалась с брови. На щеку. Соленая и холодная.

— Это не тот человек.

Изо всех возможных гостей он был самым логичным. И самым неожиданным. Вернее, она.

— Как не тот? Он знал, куда идет, точно говорю.

— Должна быть девушка.

Платок, в который закутаны плечи, спускается почти до самого подола юбки. Темный, под цвет береговой ночи. Если поднять его край на голову, фигура совсем сольется с окружающим миром, а сейчас светлые волосы солнцем сверкают под фонарем.

— Да какая разница?

— Должна быть девушка.

Каблуки постукивают по доскам причала. Мелко и нервно.

— Он не поедет.

— Не вам решать, сеньорита. Есть срочный заказ, а заказы надо выполнять. Желание клиента превыше всего.

— Я сказала: нет.

— Вы плохо понимаете? Босс ждет. И если не дождется…

— Я сама принесу то, что нужно.

С подельниками Глория разговаривала сухо, без единого намека на эмоции. Наверное, поэтому парочка, переглянувшись, согласилась с предложенными условиями.

— Ну смотрите, сеньорита. Наше дело маленькое, можем и отойти в сторону. Только потом не жалуйтесь, что не справились!

Ушлепали. На твердую землю. Вокруг снова стало тихо.

— Я не ошиблась в тебе.

Чувства в голос пока ещё не вернулись.

— Она, конечно, не могла удержаться и не рассказать, а ты, едва понял, какой шанс идет в руки, не стал медлить.

Зябкое движение плеч под платком.

— Все же жаль, что мои планы нарушились. Я хотела посмотреть, как настырная девица сдохнет, но…

Ну да, состряпать досье на Лил и подсунуть его сенатору было парой пустяков. Тем более, Джозеф ясно давал понять, что следующая «лотерея» вот-вот состоится.

— Отдай мне конверт. Ты же слышал, его должен получить… заказчик. Иначе у всех нас возникнут проблемы.

Гордый профиль, смягченный лунным светом. Равнодушный и бесстрастный.

— Я достану тебе новый. Если захочешь. И если…

Шагнула ко мне. Подняла голову.

— Я хочу быть с тобой, Франсиско. И поверь, ты не останешься внакладе.

— О чем вы говорите, сеньорита?

— Есть деньги. Много денег. Не так много, как я рассчитывала, он ведь все такие жадные… особенно те, кто и пальцем о палец не хочет ударить. Но нам с тобой хватит. Здесь — на целую жизнь. Или уедем, хочешь? Нужно только немного подождать, пару месяцев, и у нас появятся такие конверты. На двоих.

Смотрит так, будто хочет что-то найти в моих глазах. Настойчиво. Беспощадно.

— Ты умный парень и никому ничего не скажешь. Я ведь не ошибаюсь?

Странно. Я уже знал, приходя сюда, кто и в чем замешан, но слушать живое признание как-то… жутковато, что ли. И разрушительно. Для светлых мыслей об окружающем мире, по крайней мере.

— Нам будет хорошо, обещаю.

С холодной скользкой змеей в постели может быть хорошо? Не уверен.

— Глори?

Она дернула головой, но не повернулась.

— Глори, это ты?

— Все замечательное однажды заканчивается. Знаешь, почему, Франсиско? Потому что любые решения надо принимать вовремя.

То, что ткнулось мне в живот, явно было оружием. Пистолетным дулом.

— Тебе, как всегда, не спится по ночам, Эстебан? — она почти проворковала эту фразу, в отличие от предыдущей, сухой, как галета.

— А что ты здесь делаешь?

Он не должен был выходить на причал. Договаривались, что не станет вмешиваться. Правда, и я не рассчитывал на то, что в сценарий вдруг введут женскую роль.

— Дышу морским воздухом.

— Это не лучшее место для прогулок молодой женщины. Можно встретить опасных людей.

— Разных людей.

Глория, и так стоявшая почти вплотную ко мне, ещё немного подвинулась. Вперед. Вдавливая металл все сильнее и сильнее.

— Я часто приглашал тебя на набережную. Помнишь?

Она усмехнулась, по-прежнему глядя на меня.

— И ты каждый раз отказывалась.

Улыбка стала шире. И заметно кривее.

— Я начал думать, что ты просто не любишь море.

— Или не люблю тебя.

По лицу Эсты трудно было сейчас что-нибудь прочитать: оно застыло. Натурально, как будто все мышцы разом свело. И наверное, сеньорита Толлман уже праздновала победу. Но Норьега поступил так, как обычно и делают хорошие парни в правильных фильмах.

— Теперь понимаю, в чем было дело. Ты не хотела бывать там, откуда другие отправлялись на смерть.

Улыбка осталась приклеенной к губам Глории, зато взгляд помрачнел.

— Скольким людям ты подписала смертный приговор? Десятку? Может, сотне?

— Хочешь знать точную цифру? Можешь посчитать сам. По спискам пропавших. Но их ведь никто не искал, правда, Эстебан? Их не стало, словно и не было. Никогда.

— Зачем ты это делала, Глори? Зачем? — В голосе Норьеги тоже не слышалось чувств, одно только гулкое эхо горечи. — Они и без того были несчастны, чтобы умирать вот так, обнадеженными и обманутыми.

— Они умирали счастливыми. Веря, что отправляются в рай. А не оставались прозябать тут, в нищете и бессмысленности.

— Тебя послушать, так получается, что ты их облагодетельствовала?

— Почему нет?

— В нищете, значит? Разве они ехали за деньгами? Им просто хотелось стать…

— Такими же, как богачи со склонов Сьерра-Винго. Да, я знаю.

— Ничего ты не знаешь! — Он чуть ожил. Лицом. — Я вспомнил одного из твоего списка. Мы разговаривали, наверное, с полгода назад. Он мечтал изменить жизнь, но не свою. Он хотел помочь всем. И когда выпал этот чудесный шанс… Представляю, с какими чувствами несчастный мальчик шел сюда.

— С теми же, что и все остальные.

— Ты видела его?

— Какое это имеет значение?

— Ты ходила на причал каждый раз?

Хорошо, что он не видел лица своей возлюбленной. А с другой стороны, тогда никаких вопросов не потребовалось бы.

— Чтобы убедиться, да?

Она вздохнула. С ленцой и скукой.

— Ходила. Когда поняла, что задумал сенатор. Я ведь сначала ничего не знала. Мне поручили важное задание, и я была горда этим. Очень горда. А потом, в библиотеке, мне случайно встретилась девица, имя которой стояло в списке, представленном нашему щедрому благодетелю. Она искала информацию. Конечно, как умела, а умела плохо. И обратилась за помощью. Ко мне. Думаю, ты догадываешься, что за статьи ей были нужны.

Вот все как просто, оказывается. Счастливый случай. Вернее, несчастный.

— Главного она не сказала, но это было уже не обязательно. По её глазам, по лицу… И любой дурак понял бы: что-то нечисто. К тому же она торопилась. На какую-то вечернюю встречу.

Интересно, если бы та девушка узнала, что её невинная просьба привела к гибели стольких людей, что бы она чувствовала?

— Я и в тот раз стояла на причале. В тени, конечно, не высовываясь. И смотрела, как эта нищенка, радостная и сияющая, уплывает прочь. В лучшую жизнь.

— Уверена?

Она снова улыбнулась. Снисходительно.

— У меня имелись все данные, которые нужны для слежки. И немного денег, чтобы заплатить детективу там, куда уплыла яхта. Он рассказал про операцию, про банковский счет и все остальное. И мне стало обидно. До боли обидно.

Оно и понятно. Если бы я в свое время узнал про сенаторские причуды, это стало бы убийственным. Может, для меня, но скорее — для него. Да, я не вынашивал бы планы мести или что-то подобное, а просто пришел бы и начал задавать вопросы. И постарался бы получить ответы. Всеми силами.

— Блаженны сирые и убогие, ибо их ждет царствие небесное… Библия оказалась права. Но разве это можно считать справедливым?

— Это не повод лишать жизни тех, кому повезло.

— Для тебя? Пусть так. Но не для меня.

— Глори, то, что ты говоришь…

— Пугает? О да! Я даже слышу, как ты дрожишь. Вон, причал раскачивается из стороны в сторону… И потом, Эстебан, не ты ли все время твердишь, что каждый человек заслуживает лучшего? Разве я не вхожу в число этих «каждых»?

М-да, а раньше лекции по психологии казались мне занудными и никчемными. Теперь понимаю, почему: иллюстраций не было красочных.

— Заслуживает, да. Но я не говорил о том, чтобы отнимать у одного и отдавать другому.

— Удачи никогда не хватает на всех.

— Это мерзко, Глори. То, что ты сделала… Я не знаю подходящих слов.