Один человек и один город

Часть 3.12

Они исчезли точно так же, как и появились. Беззвучно. И конечно, бесследно. Можно было спорить, что те двое подельников Глории тоже давно уже повязаны и доставлены. Куда следует. Да, отнюдь не в полицию.

— И это все? — разочарованно спросил Эста у воды, плескавшейся где-то под ногами.

— А чего ты хотел? Оркестра и салюта? Забудь. На высшем уровне все дела делаются именно так, тихо и точно.

— Тебе виднее.

— Снова за старое? Хватит уже. И кстати… — Вот удобный момент, чтобы раз и навсегда отвадить Норьегу от фантазий о моем происхождении. — Это же были люди сенатора, верно?

— Надо думать!

— Тот здоровяк вообще его сопровождает везде, на каждой фотографии найдешь, если захочешь.

— К чему клонишь?

— Если бы я был… Если бы и впрямь раньше жил там, где ты думаешь, он бы меня знал. Согласен?

— Ну, он мог и притвориться.

Прозвучало неуверенно. Слава Господу, получилось!

— Ты видел его лицо?

— Видел.

— Вопросов больше нет?

Он фыркнул:

— Тебе это так важно?

— Что?

— Не оказаться кем-то гораздо большим, чем…

— Нет никого большего.

Норьега вздохнул. Посмотрел на меня, перевел взгляд на воду. Вздохнул.

— А вопрос все-таки был. Один. Только смысл в нем пропал, когда ты сцепился с тем амбалом.

Повернулся вполоборота, поднял воротник куртки.

— Ты в самом деле держал бы её. Столько, сколько нужно.

— И это твой вопрос?

— Нет, это ответ. Твой.

Думал, домой мы отправимся вместе. Может, по пути заглянем в какое-нибудь ночное кафе, выпьем по стопке горького рома… Но нет, так нет. Догонять не буду. Постою, подышу ароматами рыбы и йода, заодно попробую угадать, занят водолаз поисками или уже их закончил.

— Эй, полегче!

Она выскочила на причал, чуть не сбив уходящего Эсту с ног. А когда добежала до меня, без паузы, на одном выдохе выпалила:

— Никогда так больше не делай!

И взмахнула рукой.

Это должна была быть всего лишь пощечина. Звонкая, но девчоночья. Я уже получал от Лил такие, и в другое время даже не стал бы уворачиваться.

В другое. Не в эту минуту.

Её лицо выглядело примерно как в те минуты, когда разговор заходил о лоа и колдовстве. Одержимо. Пугающе? Нет. Скорее, с силой, которая вдруг стремительно надвинулась на меня, не хотелось сталкиваться. И мы не столкнулись.

Доски причального настила были мокрыми: водолазы, да и Глория, задержанная при попытке к бегству, оставили свои следы. А очередные сандалии не сумели удержать свою хозяйку на скользкой поверхности.

Бултых!

Крупные брызги взметнулись вверх, орошая причал, и вода тут же забурлила.

— Держи!

Прыгать за девчонкой? Вот ещё. Сама виновата, в конце концов, привыкла, чуть что, руки распускать. И так вытащу.

— Слышишь меня?

Барахтается. Молча. Наверняка, обиженная насмерть.

— Эй, не хочешь за руку брать, потяну за волосы!

Лежать, упираясь животом в кант настила, не слишком приятно. Можно сказать, больно. А высматривать во взбаламученной темноте Лил — гиблое занятие. Ей-то меня видно намного лучше, к тому же, судя по бултыханию, держаться на воде девчонка умеет. Не утонет, в общем. Если сама не захочет.

— Долго будешь упрямиться?

Она словно ждала подобного вопроса: вдруг прекратила шевелиться. Совсем.

Связки я слегка потянул. Не мог не потянуть, свисая с причала. Пальцы одной руки и пятка — вот все точки опоры, что мне оставались.

От воды волосы Лил закрутились тугими кольцами, надежно запутывая все, что в них попадало. В том числе и мою руку.

— Пусти!

Отплевалась и забарахталась с новой силой.

— Вылезай давай.

— Не буду!

— Ну, тогда…

— Ай-й-й!

— Или по-хорошему, или по-плохому. Выбирай.

Она думала недолго. Обхватила мою руку, как удав, и притихла, больше не мешая себя вытаскивать.

Когда поднялся на ноги и выпрямился, спина отозвалась нытьем. Слабым, но ясно ощутимым. Оставалось надеяться, что к утру все пройдет.

— Может, одолжишь рубашку?

Она — главная. Всегда и во всем. В любой ситуации, от идиотской до смертельно опасной. Только так, а не иначе.

— Как пожелаешь.

А ветерок-то свежий. Слишком. Надо погреть мышцы, пока не застыли.

— И мясом зря не крути, я тебя не боюсь.

Выскользнула из своего сарафана и закуталась в рубашку. Надо сказать, платьице получилось куда длиннее предыдущего. Пристойнее уж точно.

— Не подглядывай!

Было бы, на что смотреть. Кожа да кости.

— Я просил не ходить за мной?

Угрюмое сопение.

— Не слышу ответа.

— Ну, просил.

— И видимо, эта просьба показалась тебе совершенно невыполнимой?

— Вот пристал… Да только полный дурак за тобой не пошел бы!

— Ты хорошо все видела?

— Угу.

— Это было опасно, Лил. Понимаешь? Если бы тебя заметили…

— Мне надо было знать.

Ну да, конечно. Убедиться, что я никуда не сбегу, особенно в далекий край-рай, где буду жить припеваючи.

— Теперь знаешь?

Она посмотрела на гладь воды, уходящую к горизонту.

— Я бы умерла?

— Не в этот раз. Но… Могла бы. Хорошо, что сенатор все-таки спохватился.

— Он добрый человек.

Он дурак. Полный и абсолютный. Ладно, даже если оставить в покое его идею с облагодетельствованием, все остальное никакой критики не выдерживает. Нашел, кому довериться! Неужели нельзя было отбирать участников лотереи иначе? Действительно, наугад? Просто проходя по улице, тыкать пальцем в первый попавшийся дом? Нет, придумал схему, которая быстренько превратилась в преступную!

А ведь все эти трупы на вашей совести, сеньор Линкольн. Были и останутся. Навсегда. Каково вам жить дальше с таким грузом?

— Доброта закончилась.

— И больше не будет тех карточек?

Неужели расстроилась? Точно.

— Что, трудно расставаться с мечтами?

— Да я даже не успела ещё… помечтать.

Врушка. Наверняка всю прошлую ночь напролет представляла, как бы жила по-новому.

— Ладно, неважно. Все равно, пора забыть. И чем скорее, тем лучше.

— Зачем забывать? Это же… Это было здорово! Как в сказке.

— Дело твоё.

— Забыть — просто, — уверенно заявила Лил. — Р-раз, и отрезало, как не было. Только резать надо себя. По кусочкам. Если все подряд забывать, ничего не останется. Вот тут.

Растопыренная ладонь легла на плоскую грудь.

Резать, говоришь? Может, мне придется так и поступить. Однажды. Вооружиться ножиком поострее и начать строгать что-то где-то внутри. Потому что помнить становится все бесполезнее и бессмысленнее.

— Почему ты так сказал? Там, с этой женщиной?

— Что сказал?

— Про свою жизнь. Что не будешь жалеть.

— Потому что это правда.

— И… и обо мне? И обо мне тоже жалеть не будешь?

Всхлипнула. Сорвалась с места, хлопая сандалиями по дощатому настилу.

Топ-топ-топ, все дальше и дальше в ночь.