Один человек и один город

Часть 3.1

«Ввиду истечения стабилизационного периода можно говорить о коренном изменении тенденций в приросте и убыли населения по отдельным территориальным зонам. В частности, необходимо особенно отметить тот факт, что регионы с традиционно высоким уровнем рождаемости, превышающим смертность более, чем вдвое, к настоящему моменту в большинстве своем перешли к обратному принципу. Разумно предположить, что в ближайшие десятилетия — в течение нескольких поколений — следует ожидать дальнейшего снижения плотности населения в перечисленных странах, возможно до минимального значения, оставляющего государству право быть признанным. Не в последнюю очередь такому положению дел способствует физическое ограничение ареала обитания с невозможностью расширения границ, однако более действенным в данном случае выступает фактическое отсутствие свободы перемещения при публичной декларации соблюдения прав человека.

Северным территориям продолжает требоваться рабочая сила, но в ближайшее время экономические факторы вряд ли приведут к принятию соответствующих политических решений, поскольку слишком высока вероятность нового глобального переселения народов, а вместе с ним и неизбежного перераспределения зон влияния, в чем не заинтересована на настоящий момент ни одна из сторон.»

(Из специального отчета Комиссии по демографии при ООН)

Проектирование зданий и сооружений — какая-никакая, а все же наука. Прочность, надежность, долговечность, всякие инженерные заморочки на тему того, как бы потратить меньше, а получить больше. Эффективности, в первую очередь. Ну и денег тоже. Куда же без денег? Но помимо технических условий строение должно удовлетворять требованиям эстетики и… Этики. Обязательно. Непременно. А если последним пренебречь, может возникнуть весьма неудобная ситуация.

Для политика тактичность — средство производства, а не свойство характера или результат воспитания. Никто из людей, занимающихся государственными делами на высшем уровне, не страдает укорами совести на предмет подслушивания и подглядывания. Я тоже, хотя такого эффекта не добивался. Ни осознанно, ни подсознательно. Поэтому когда изгибы коридора донесли до меня эхо разговора, уши затыкать не стал.

— Что скажете, сеньора? Или следует представить это предложение руководству?

— Ну зачем же… Не стоит отвлекать занятых людей. Я вполне могу принять решение сама. Компетенции хватит.

«Сеньорой» была, конечно же, Долорес. Правда, с доселе незнакомыми мне интонациями. Смесь робости, гордости, осторожности и настороженности — не тот букет, которым встречают, к примеру, работников. Значит, в кабинете присутствовал гость особого свойства. Вот только голос этого человека слишком уж напоминал…

— Пока не могу гарантировать постоянный контракт, но думаю, и разовые заявки будут полезны вашей конторе. В плане набора репутации, прежде всего.

— О да, репутация! Она стоит дороже денег, в этом вы правы.

— Вот перечень объектов, которыми вы могли бы заняться. Если согласитесь, поставьте в известность. Нет, не меня, диспетчера: его номер указан в каждой заявке. Да-да, тут внизу.

— Но в случае необходимости я могу сослаться на…

— Это было бы нежелательно. Думаю, вы понимаете, о чем я?

— Разумеется. Никаких проблем! А если в самом крайнем случае?

Ответа не последовало. Наверное, собеседник подмигнул Долорес или сделал какой-то другой знак, потому что прощальные слова толстушки прозвучали вполне удовлетворенно:

— Всего доброго, сеньор! Как говорится, заходите ещё!

Эстебану Норьеге понадобилось секунд десять, чтобы добраться до того участка коридора, где я подпирал спиной стену. И ещё секунды три, чтобы пройти мимо, сделав вид, будто мы не то, что незнакомы, а и вовсе живем в разных вселенных. Впрочем, оно и к лучшему: представитель муниципалитета в строгом костюме и при галстуке был совсем не похож на того бесноватого Эсту, который периодически донимал меня революционными идеями. Холодный, чопорный, глубоко чужой и чуждый.

Наверное, до сих пор дуется. Из-за своей подружки.

— К вам можно, сеньора?

Долорес подняла на меня взгляд от пачки листов. Видимо тех самых, врученных Норьегой. И посмотрела, надо сказать, весьма многозначительно. А потом откинулась на спинку кресла.

— Какие люди! Уж и не чаяла снова тебя увидеть, парень.

— Это ещё почему?

— Думала, сбежал наконец-то. Не обижайся, но с твоими задатками работают не у мусорных баков, а в посте… Там, где чисто, мягко и жарко.

Ага. Раздевалка не прошла даром? Понимаю. И даже вправе оскорбиться, но… Имея в родословной такого человека, как мой отец, легко забыть о стыде. Сразу и навсегда.

— Да мусор тоже скучать не дает, знаете ли. Жары и при нем хватает.

Справка из полицейского управления легла на стол перед Долорес и была изучена с неподдельным интересом. Впрочем, уточняющих вопросов не последовало: синяя печать вкупе с невнятным «участвовал в следственных действиях» отбивала любопытство самым успешным образом.

— Так-так… Значит, не прогуливал? Славно. Дисциплинированный работник — мечта работодателя.

— Я хочу работать.

Хотя бы для того, чтобы быть сытым: возвращение домой в очередной раз поставило меня перед фактом пустых полок кухонного шкафа. И новой батареей опустошенных бутылок. А ведь теперь на моей шее висит ещё и… Нет, пусть сама тоже зарабатывает. Чем-то же она жила до встречи со мной?

Стук пальцев по столу. Монотонный и слегка угрожающий.

— Сеньора?

— Помнится, я просила называть меня по имени. Ну да так даже лучше. Дистанция ещё никогда и никому не вредила.

Это ещё что за тема? От толстушки требовалось только принять к сведению полицейскую бумажку и отправить меня разгребать очередные авгиевы конюшни, а не сидеть вот так, с таинственным видом, и вести туманные разговоры.

— Я ведь ещё тогда задумалась, в самый первый раз: что такому парню делать в мусорной конторе? И оказалась права.

— В чем, сеньора?

Она пододвинула ко мне стопку листов.

— Знаешь, что это такое?

— Не имею представления.

— Это взятка. Самая натуральная. Муниципальный заказ. За него обычно борются, а не получают в подарок.

Объекты, о которых говорил Эста?

— Это… — она снова постучала пальцами, только уже не по столу, а по бумаге. — Это — путь к новым вершинам. Для конторы, по крайней мере. И чтобы кто-то вот так просто, буднично, по-свойски вдруг пришел сюда с дарами волхвов… Уж извини, не поверю.

В этой сфере я всегда «плавал». Во время учебы, имею в виду. Никак не удавалось уяснить, в чем разница между правами и возможностями частных предпринимателей и государственных учреждений. Конституция Экваториального союза декларировала равенство, сотрудничество и взаимопомощь, а в реальной жизни возникали невероятные, неестественные, но страстно любимые обеими сторонами переплетения интересов, вводящие меня в ступор на каждой лабораторной работе.

Есть закон. Есть правила, написанные на гербовом листе, одобренные и принятые к исполнению всеми участниками игры. Так почему же параллельно и перпендикулярно возникают все новые и новые игровые поля и фигуры? Так не должно быть. Любое усложнение процесса — лишний шанс краха системы.

— Не знаю, насколько мои догадки близки к истине, да и не хочу знать, но… Ты, парень, оказался здесь не случайно: это я буду помнить твердо.

И что делать прикажете? Развернуться и гордо уйти восвояси? Было бы красиво. И правильно, наверное. Только жрать хочется сильнее, чем сохранять мнимое достоинство. А если усилиями Эсты я сегодня буду лишен законного обеда…

— Думайте, что хотите, сеньора. Я пришел работать.

— Я хочу много разных вещей, — сухо ответили мне. — И знаю, что если отказываться от всего, что предлагают, может быть, однажды прослывешь святым. Только на небесах и без меня народу хватает.

Заманчивое предложение, да? И хочется, и колется?

— А поскольку от грешной земли до ада ближе, чем до горних дорог… Вот что я сделаю!

Ну, для начала она сделала все-таки паузу. Торжественную.

— Я возьму все эти заявки: негоже добру пропадать. И обеспечу их выполнение. Твоими силами!

Хм. Решение и впрямь удачное. Почти гениальное.

— Твой приятель из муниципалитета что-то затевает? На здоровье! Но пусть имеет в виду: ты всегда будешь рядом. В том же котле.

Эсту стоило бы убить. Самым жестоким образом. Чтобы больше никому и никогда не испортил жизнь.

— Завтра явишься утром, — от теории заговора Долорес перешла к делам насущным. — К девяти.

Это что же получается? Я ведь в шесть только закончу. Ни сна, ни отдыха?

— Сеньора…

— Я же сказала, что обеспечу выполнение. А вы после полной ночной смены ног таскать не будете, так что радуйтесь: сегодня отработаете только половину. До перерыва. И чем быстрее справитесь, тем раньше отправитесь отдыхать.

Стоп. Почему во множественном числе?

— Напарника своего не забудь порадовать тоже. Только учти: драк на дворе не позволю. За воротами сколько угодно, а тут ни-ни!

Насчет драк она была права. Скорее всего. Потому что когда я подошел к машине, Хозе непримиримо повернул голову в сторону. Обратную от меня.

— Как жизнь?

— Я тебя не знаю.

Следующие пару минут мы молчали. В принципе, я мог бы держать язык за зубами и гораздо дольше, а вот у напарника, видимо, за прошедшие дни накипело слишком многое: прошло ещё секунд тридцать, и мне обвинительно сообщили:

— Ты предатель.

Громко сказано.

— Сбежал. Оставил меня одного.

Допускаю, что внешне все так и выглядело.

— Думаешь, эта толстая стерва кому-нибудь когда-нибудь делает поблажки? «Ничего не хочу слышать… Вот пройдет положенный срок, тогда и пересмотрю график…»

Ясно. Парень делал двойную норму. Есть, с чего злиться. А когда услышит от меня новые «благие вести», совсем расстроится. Главное, к кабине его не подпускать. К ящику с инструментами, то есть.

— Я справку принес. Долорес покажет, если хочешь. В полиции был. Слышал про аварию автобуса?

— Кто ж не слышал! Даже видел, что от него осталось: как раз когда на работу шел.

— Ну вот. А я в нем ехал.

На меня все-таки посмотрели. Соблаговолили.

— Прямо в нем?

— Ага.

— До последней остановки?

— И немного дальше. Мне, наверное, ещё от врача справку бы дали, если бы попросил.

— Ого! А как там все было-то?

Трепать языком всегда веселее, чем работать. А ещё это здорово помогает коротать время от одного мусорного короба до другого.

Хозе оказался вполне благодарным слушателем: подбадривал и воодушевлял рассказчика многочисленными, правда, не всегда внятными восклицаниями и наводящими вопросами. В какой-то момент история даже вышла за пределы достоверного, и, признаться, мне стоило трудов вернуться к действительности: сам не ожидал, что так увлекусь. Дешевая популярность, как её называют? Ну, по крайней мере, достигается она и впрямь не самыми дорогими средствами.

Впрочем, в придуманных «воспоминаниях» о произошедшем проскочило и одно вполне реальное. Тогда я принял его за обычные мурашки, взъерошившие волоски на теле, но теперь засомневался. Больше походило на прикосновение. Обволакивание. Омывание. Словно струи чего-то среднего между воздухом и водой скользнули по моей коже и, кажется, чуток под ней, а потом унеслись прочь. Все равно как пятно света от фонарика двигается по земле, на мгновение слепя всех, кто попадается на пути, но исчезает быстрее, чем успеваешь привыкнуть к новым ощущениям или возненавидеть их…