Маленькие камчатские истории

Он также присоединялся к мнению о необходимости отправки женщин и детей «вглубь страны», где оно могло находится в безопасности. «Рассчитывать на гуманное обращение не только макак (так презрительно Тюшов называл японцев — С. Г.), но и наций просвещенных во время войны не полагаю возможным. Война — война и есть. Оставить здесь из женщин можно только желающих, остальные будут только помехой».

По всеобщему убеждению, наиболее подходящим местом для эвакуации населения являлось Мильково. Сюда и следовало свезти все запасы продуктов, казенные деньги и ценности, в том числе и церковные. Кроме того, признавалось, что «каждый человек должен озаботиться сохранением своего достояния или отправкой внутрь страны, или сокрытием где-либо здесь же в окрестностях Петропавловска».

В ходе обсуждения оборонных мероприятий высказывались предложения в случае прихода в Авачинскую губу японского судна сжечь стоявшую здесь шхуну и имевшиеся в складах Морского ведомства на мысе Сигнальном запасы угля для пароходов. В случае же, если представитель русской власти должен будет отправиться к японцам на переговоры, ему советовали одеться не в парадную форму, а в домашний костюм (тужурку), дабы показать этим свое презрение к врагу.

Священник Н. Комаров, принявший активное участие в выработке мер по подготовке уезда к обороне, рекомендовал не делать этого. 27 апреля он записал: «На мой взгляд, приведение такой меры в исполнение, не принеся ровно никакого вреда для неприятеля, который, несомненно, если придет, то имея с собою транспорт с углем и провиантом, а не будет рассчитывать на чужой предполагаемый уголь, может, однако, принести громадный ущерб нам же самим. С одной стороны — это приведет японцев в страшное раздражение, и тогда, разумеется, о белом (парламентерском) флаге не может быть и речи, и от Петропавловска не останется камня на камне, с другой — вслед за японским судном может придти наше русское, которое, будучи осведомлено о запасе угля в Петропавловске, может придти без своего угля…

В случае прихода неприятельского судна имеется, кажется, в виду поездка на судно для сдачи Петропавловска представителя административной власти. Такое намерение, на мой взгляд, не может быть оправдано ни с точки зрения международного этикета (ведь мы считаемся культурным европейским народом), ни по своей конечной цели — показать презрение к японцам, но тогда лучше, безусловно, совсем не ездить на судно».

Упоминающиеся Комаровым слова «белый флаг» и «сдача Петропавловска» следует понимать не как рассуждения о предстоящей капитуляции, а как реакцию на возможное предложение противной стороны вступить в переговоры об этом. Имеющиеся материалы говорят о небывалом патриотическом подъеме и единодушном желании всего камчатского населения постоять за Отечество, да и весь последующий ход событий не позволяет предположить противное.

Священник, учитывая «тягостную неизвестность», в которой находилось все камчатское население, предлагал подготовить к плаванию и отправить стоявшую в Петропавловске шхуну «за известием хотя бы в Аляску, где есть телеграфное сообщение с миром. Такое сношение могло бы быть, по мнению моряков, окончено при благоприятной погоде и, принимая в соображения господствующие в настоящее время ветра, в две-три недели, тем более, что в Петропавловске есть опытный моряк, разумею А. П. Кантор, который, вероятно, не откажется послужить общей пользе. Такое применение шхуны мне казалось бы полезнее ея сожжения».

Шхуна действительно была снаряжена и вышла в море, но позже и с другой целью.

Наиболее вероятным способом захвата Петропавловска мог стать десант, высаженный прямо в Авачинской губе или на прилегающем к ней побережье. В связи с этим, особое внимание следовало уделить наблюдению за морем с Петропавловского маяка и ближайших мысов. Здесь в пределах видимости предлагалось установить сигнальные мачты. Местами их размещения могли стать мысы Бабушкин, Раковый, Сигнальный, «каковые пункты и служили пятьдесят лет тому назад» (подразумеваются события 1854 г.).

Передача сигналов посредством мачт была возможна только в ясную погоду. Наступающий же сезон обычно отличался обилием туманных дней. Поэтому смотритель маяка Косачев считал более надежной «шлюпочную сигнализацию». Для ее организации он просил отдать в его распоряжение две парусных шлюпки с экипажами.

Неизвестное судно с маяка можно было обнаружить за 20—25 миль. Это расстояние оно могло преодолеть не менее, чем за два часа. В случае его появления, с маяка в Петропавловск тотчас же отправлялась бы первая шлюпка с известием об этом. Дойти до ковша она могла за два часа при ходе под парусами и за два с половиной — на веслах. Вторая шлюпка высылалась бы после того, как была определена национальная принадлежность судна.

Помощник Сильницкого штабс-капитан В. Р. Векентьев разделял мнение Косачева о том, что в туман «шлюпочная сигнализация» будет более полезна, чем любая другая. Ее недостатком был тихий ход шлюпок, особенно в бурную погоду. К тому же в сильный туман эти суденышки, не имевшие компасов, могли заблудиться. Туман, окутывавший мысы, мешал передавать с них сигналы и посредством «береговой сигнализации». Правда, оставалась надежда на то, что в непогоду противник не рискнет входить в Авачинскую губу, опасаясь напороться на прибрежные камни.

Передача сигналов с мыса на мыс длилась не более двадцати минут. Векентьев предлагал предусмотреть три их разновидности (днем подаваемых дымом, ночью — огнем). Первый сигнал обозначал, что на горизонте появилось японское судно, второй — русское, третий — под любым другим флагом. На каждом из трех передаточных постов следовало разместить по три человека с палаткой, теплой одеждой и запасом продуктов. Сменять их можно было через каждые пять суток.

Заведующий Петропавловским городским училищем Л. Л. Роберт соглашался с Комаровым и высказывал «свою искреннюю просьбу к Петропавловской администрации что в случае прибытия в Петропавловск японцев или представителей другой какой-либо враждебной нам нации, никакой враждебности к ним не выказывать. Это будет самое лучшее, что в данном своем положении мы только и может сделать».

Ответом на мнения Комарова и Роберта, так же как и прочих лиц, стал приказ начальника уезда населению № 238 от 30 апреля 1904 г.

Дальнейший ход событий излагается в его послании усть-камчатскому частному командиру. Оно было оглашено на общем сходе жителей Усть-Камчатска 30 мая 1904 г. «Весть о войне России с Японией достигла Петропавловска 21 апреля около десяти часов вечера. Молебен. Формирование дружины из камчатских казаков, чинов запаса. Дружина 77 человек. Это кадр поголовного ополчения страны, прекрасных охотников, искусных стрелков численностью около 4 000 душ. Розданы ополченческие кресты, сделанные из жести местными мастерами. Раздача крестов сопутствовалась прекрасным словом благочинного Комарова, моим посыльным приказом. Слово читалось в церквах и часовнях, приказ — на полевых сходах.

Боевые и продовольственные припасы передвигает во глубь страны горный инженер Симонов, вооружает население доктор Тюшов. Организует дружины, устанавливает их службу, в зависимости от вероятных и даже несомненных случаев нападения на Камчатку вооруженных японских хищников, — Векентьев.

Установлена сигнализация с маяком. Желающие женщины и дети из Петропавловска вывезены. Из прочих береговых селений, по случаю отдаленности от якорной стоянки, вывоз женщин и детей воспретить. Принять строгие меры по сохранению обычной жизни страны в отношении торговли, занятий и промыслов населения. Назначить смотрителей хозяйствами камчадалов».

Естественным союзником камчатских жителей в предстоящей борьбе с японцами должна была стать природа. «Неисчерпаемые дары местной природы, рыба, птица… олени, зверь, особливо медведь, огромное количество рогатого скота на западном берегу и по долине реки Камчатки, надежда на хороший урожай картофеля и прочих огородных овощей, старые запасы соли и муки… обеспечивают продовольствие страны на любое время. Сколько бы врага не появилось на Камчатском полуострове, откуда бы он не появился, будем его бить во славу Царя и Отечества без всякого милосердия, и, глубоко убежден, победим, потому что наш союзник — дикая и величественная природа девственной, бездорожной, гористой, лесистой и болотистой Камчатки, и враг, кто бы то он ни был, сильнее нас в том только случае, если у него есть пушки…».

При появлении японских кораблей в Авачинской губе Сильницкий намеревался оставить Петропавловск, ибо защищать его было нечем. «…Вот эти-то пушки и есть единственная причина, что я оставляю Петропавловск, если на его рейде появится неприятельское судно, вооруженное артиллерией».

В 1904 г. враг к городу не подходил. Боевые действия шли на западном побережье Камчатки. 6 мая в устье реки Озерной высадился японский отряд численностью 150 человек, занявший село Явино. 16 июля русские дружинники разбили его. Затем последовали неудачные попытки японцев высадить десанты возле Калыгиря, на Командорах и острове Карагинском. Они обошлись им, в общей сложности, в две сотни жизней.

Весной 1904 г. КТПО решило снабдить Командоры и Камчатку товарами и продуктами из Сан-Франциско. 4 мая 1904 г. в Петропавловск пришел зафрахтованный обществом пароход «Редондо». Судно доставило «полный груз всяких товаров». Часть его оказалась подмочена из-за значительной течи корпуса. На «Редондо» прибыл доверенный КТПО барон Н. Е. фон Брюгген. Тенденциозно поданные им новости с театра военных действий, из которых следовало, что русская армия и флот разгромлены, ошеломили Сильницкого и Векентьева, но не повлияли на их решимость оборонять полуостров.

«Наша защита — беспредельная преданность всего населения Камчатки Обожаемому Монарху Николаю II, вере православной и горячо любимой Родине, и полная готовность каждого камчатского жителя, без всякого исключения, стоять за честь России, как стояли отцы и деды с 17 по 24 августа против англо-французской эскадры. И братская могила, и памятник Славы, что в Петропавловске, да будут порукой совершенной истины моих слов, идущих из глубины души верноподданного… Прошу глубоко верить, что на Камчатке ни при каких условиях не будет нарушена так дорогая всякому верноподданному честь Русского имени…».

На «Редондо» были переданы адресованные российскому консулу в Сан-Франциско «подробности всех наших камчатских действий по войне». 9 мая пароход ушел.

Сильницкий, ожидавший, что после начала войны снабжение Камчатки прекратится, решил отправить на западное побережье с продовольствием и подкреплением для ополченческой дружины, противостоявшей высадке на полуостров японского десанта, стоявшую в порту шхуну «Мария». Судном, конфискованным у японцев в 1903 г., командовал бывший старший штурман пароходства КВЖД Ц. Жаба, его экипаж состоял из трех человек. Шхуну с большим трудом удалось подготовить к выходу в море, часть снаряжения и якоря для нее позаимствовали со складов КТПО. В середине июня 1904 г. судно вышло в море. По пути в Тигиль на него напала большая японская шхуна. Завязавшаяся между ними перестрелка закончилась для русских удачно, никто из них не пострадал.