Полет миражей

— Ты никогда не любил сопротивляемость.

— Просто не доверяю тому, что нельзя подсчитать или измерить.

— Тогда я вынужден буду тебя разочаровать, — вдруг обернулся Ффо, показав собеседнику красные от недосыпа глаза.

— Разочаровать в чем?

— В этом деле необходима обстоятельность, — слегка улыбнулся Ффо, — И никакой поспешности.

— Валяй, — прыснул Фальх, уже начавший задумываться над тем, чтобы выпить виски после вина.

Просторная комната освещалась плохо. Несмотря на то, что одна стена отсутствовала, прозрачное стекло практически не пропускало солнечные лучи. Рассеянный свет лениво рассекал пространство, изредка озаряясь возникающими где-то вдалеке небесной выси разноцветными всполохами. Густой ковер пушистых облаков застилал выступающие скалы. Обволакивающий здания легкий туман не обошел и академию. Природный фильтр из водяной взвеси кое-где подмерзал, образуя на стеклах причудливые ледяные узоры. Сегодня ничего, кроме обволакивающей, спокойной загадочности вершин разглядеть было нельзя.

— Тебе налить? — услужливо задал вопрос Фальх, который, руководствуясь всеми правилами приличия, должен задавать хозяин.

— Нет, спасибо.

Взяв бутылку крепкого виски с заваленного канцелярией стола, Фальх начал искать глазами подходящую емкость. Прозрачный стакан, стоявший рядом и явно неоднократно использовавшийся, оторвать от заляпанной чем-то сладким поверхности он так и не смог.

В углу замерла парочка казенных фикусов. Видимо, они давненько не поливались, ибо один из них уже успел засохнуть. На простеньком столе среди ячеек памяти затерялись парочка бумажных книг из местной исторической библиотеки. На белых страницах чернели аккуратные печатные буквы.

— Тех данных, что ты мне предоставил — недостаточно, — сказал Анноэф, глядя, как книги все больше увлекают внимание собеседника, — Я должен лично встретиться с каждым из землян.

— Сейчас гон. Они недоступны, — Фальх протянул руку и кончиками пальцев дотронулся до белоснежной страницы большого двухтомника, — Я не всесилен, когда речь идет о Высших.

— Ведешь себя так, будто тебе все равно, — Анноэф со звоном поставил чистый стакан прямо перед носом Фальха и удалился к дальней стене.

— Не люблю нервничать там, где связан по рукам и ногам. Это бессмысленно.

Опустившись на кушетку, подозрительно близко прильнувшую к массивной прозрачной стене, Анноэф блаженно потянулся. Разноцветный вязаный плед торчал из-под тощего жилистого тела, практически полностью валяясь на полу. Длинные ноги временника не умещались на кушетке, свисая с его края, словно две обутые в тапочки кочерги.

Последовав примеру Анноэфа, Фальх плюхнулся в мягкое кресло, стоявшее рядом со столом. Чудом не расплескав наполненный виски стакан, он размял шею. Последнее время выдалось напряженным. Ученый всегда чувствовал дискомфорт, когда попадал в поле зрения Азари.

Широкие картины безразлично взирали на усталость тихого вечера с серо-голубых стен. На вполне осязаемых полотнах раскинулись вовсе не Марсианские красоты. Даже человек, далекий от ботаники и геологии сразу мог заметить, что на них была Земля. Это читалось в изгибах гор, взглядах животных и цвете моря. Бирюзового моря.

— Тогда будем работать с тем, что останется, — Анноэф положил руки за голову, — Не боишься, что с гона может кто-то не вернуться?

— Шоу бизнес слишком жаден, чтобы убить всех.

— Хватит и того, что он может убить одного. Но именно того, кто нужен.

— Я же сказал — волноваться бессмысленно.

— Оптимизма тебе не занимать, — усмехнулся Анноэф, — Начнем с того, что это не простой прыжок в прошлое на пару десятков годочков. Четыреста лет — это не шутки.

— Я все понимаю. Нюансов много…

— Нюансов? — изумленно выдохнул Анноэф, — Нужно будет рассечь не только время, но и пространство. Это требует очень много энергии.

— Что-то мне подсказывает, и не только ее…

— Думаешь, у нас есть право на ошибку? Отправить в прошлое того, кого Марс не выбирал — очень рискованное предприятие.

— Я надеялся, что ты мне в этом поможешь, — голос Фальха стал немного скрипучим.

— Боюсь, я не смогу выступить в качестве транзитера, — Анноэф, сгорбившись, сел на кушетку и скрестил длинные костлявые пальцы, — Марс был благосклонен, но даже этого недостаточно. Двести семьдесят четыре года вспять. Это — мой предел.

— Земных?

— Конечно.

— Эх! — Фальх откинулся на спинку кресла и посмотрел на усеянный треугольными лампами потолок, — Ты убиваешь во мне всякую надежду.

— Не спеши опускать руки, — покачал головой Анноэф, — У меня есть кое-какие идеи.

— Это ты про посиделки у костра вместе с планетой? — рассмеялся Фальх.

— Я предпочитаю называть это научными разработками. Только не говори, что ты из один из тех, кто называет временников ушлыми бездельниками.

— Он самый.

— И зря. Я смогу уговорить планету пропустить землян. Правда, на это потребуется время. Очень много времени.

— Означает ли это, что подойдет любой? — взболтав виски в стакане, Фальх заинтересованно посмотрел на Ффо.

— А ты пораскинь мозгами, — пожал плечами Анноэф, — Прыжок в прошлое происходит по линии жизни. У каждого есть подходящий временной след. Мы надеемся на перелет, а это значит, что нужно смотреть родственные связи.

— Если б они были у меня, я бы отправился сам.

— Но перед этим вытряс из меня всю душу…

— Родители Ашеры Гловшессинг какое-то время жили на Луне, — тяжко вздохнул Фальх, распластавшись по креслу. — К колонии так и не применились гравитаторы из-за риска изменения траектории движения спутника. Если мы перескочим дату рождения Ашеры и двинемся по линиям жизни ее родителей, то есть риск попасть прямо в безвоздушное пространство.

— То же самое касается и детей, — утвердительно кивнул Анноэф, — Но все же они зачаты на Земле, хоть были и рождены в космосе. Значит, есть точка соприкосновения с планетой. Это, кстати, хорошая новость.

— Я полагаю, единственная на сегодня?

— Не исключено.

Трудно сказать, настоящая ли дружба это была или просто длительное сотрудничество. С Анноэфом Фальх был знаком уже около двадцати лет. В свое время ученый спас незадачливого контрабандиста живых душ от руки правосудия, и с тех пор держал его на коротком поводке. Золотая клетка открыла для Анноэфа множество возможностей, от которых он просто не в силах был отказаться. Временник получил все, о чем только мечтал: статус, деньги, возможность заниматься наукой. Хотя, изучение хитросплетений судьбы наукой многие не считали. Включая самого Фальха. Может быть, из-за того, что в ней содержалось слишком много неизвестных переменных, а может быть потому, что отрицалась сама возможность общения с планетой. Но ученый на своем собственном опыте убедился в способностях Анноэфа, за множество лет так и не найдя скользящего лучше, чем он. Все знания Фальха о времени не выходили за рамки учебников и довольно ограниченных возможностей приборов. Он уже давно уяснил, что некоторые вещи открываются только скользящим. Поэтому ему было совершенно не важно, какие инструменты использовал Анноэф в своих исследованиях. Важен был только результат.

— Ты отключил фильтры? — подозрительно прищурился Фальх, внимание которого привлекли разноцветные всполохи в тоще тумана.

— Ага, — беспечно отозвался Анноэф.

Всполохи в стратосфере начали набирать силу. Сквозь серую мутность густой пелены начали прорываться сияющие полосы света. Стройная стая адриатических попугаев разорвала высь, увлекая за собой свои пышные хвосты. Описывая причудливые линии, они плавно извивались в практически безвоздушном пространстве.

Вопреки собственному желанию, Фальх встал, вплотную приблизившись к плотному стеклу. Горячее дыхание оставило мутное пятно на плотном стекле и тут же начало замерзать. Аккуратный, геометрически правильный узор распластался по холодной поверхности. Словно загипнотизированный, Фальх замер: он даже не задумался о том факте, что все происходящее — нереально. И и том, что размер птиц в десятки раз превышает их нормальный размер. На поверхности остекленевших глаз начало проступать физическое отражение иллюзии. То, что существовало лишь в воображении смотрящего, начало воплощаться в реальность. Его реальность.

— Прости, — извинился Анноэф, врубив двойной фильтр, блокирующий воздействие полета миражей, — Это мое упущение.

Полет миражей внезапно исчез. Виски Фальха на мгновение пронзила резкая боль. Мотнув головой, он с вожделением стал всматриваться туда, где несколько секунд назад проплывали величественные создания. Печальный взор встретила только холодная, молчаливая стратосфера. Опасная очарованность иллюзией начала потихоньку спадать. Прикоснувшись лбом к холодному стеклу, Фальх облегченно выдохнул:

— Ты когда-нибудь доиграешься.

— Я никогда не довожу до пика.

— А мне и этого хватает…

— Я понял.

Повисло неловкое молчание — отключение автоматических фильтров было преступлением. Наблюдение за полетами миражей преследовалось законом, и даже Олимпийцы боялись его преступить. Но не потому, что боялись властей. Встреча лицом к лицу с визуальным обманом обычно имело печальный итог. И чем сильнее был этот обман, тем больше была вероятность лишиться жизни. Скользящие имели некоторую устойчивость к природному феномену, и поэтому иногда позволяли себе лишнего. Анноэф понимал, что многие считают его наркоманом. Впрочем, так оно и было. Правда, род его зависимости носил характер периодический и особо никому не мешал.

— Четыреста лет — слишком тяжкий груз для сознания. Даже моего… А я — тертый калач, — сказал Аннэф, — Выправления искажений все равно не избежать.

— И сколько у меня будет времени?

— Блокирующие обратный прыжок симбионты появились на Марсе около ста лет назад. На Земле их не существовало. Значит, продлить пребывание не получится. Период жизни земноводного лет десять, — ответил Анноэф, — Это если учитывать мои последние разработки… Но у нас речь идет о землянах — неокрепшей зелени, у которой из всех подходящих параметров только временной след. Так что максимум, что я могу тебе гарантировать — это года два.

— Мало, Анноэф. Этого очень мало!

— Я всегда открыт предложениям.

— А если носитель умрет?

— Ты знаешь, что будет, если носитель умрет, — нахмурился Анноэф, — Канал будет закрыт и время не выправится. Ты готов на убийство?

Ответа не последовало. Фальх сразу почувствовал, что сказал лишнего. Скользящие весьма трепетно относились к себе подобным. После многолетних переговоров с планетой Анноэф бы никому не простил убийства собственного протеже. Даже Фальху.

— Знаешь, я не считаю, что жертвовать чей-то жизнью ради собственных желаний — адекватная цена, — сдержанно сказал Анноэф.

— Я не стремлюсь запачкать свои руки кровью.

— Твои вопросы говорят об обратном.

— Обрубать путь к отступлению — плохая идея. Я хочу иметь возможность вернуться.

— Что ж, разумно, — настороженно ответил Анноэф. — Тогда тебе придется задуматься о клонировании симбионта в прошлом. И о спасении Земли.