Полет миражей

Глава 16. Сквозь призму отчаянья

Трава доставала до пояса. От нее пахло влажным ароматом лета. Настолько густым, что кружилась голова. Цветы яркими пятнами плыли перед глазами. Вдалеке маячили толстые стволы деревьев, сливаясь в сплошной плотный лес.

Болезнь набирала силу. Медея дышала глубоко и прерывисто. Прохладный ветерок обдувал пылающие щеки, только заставляя усиленно кутаться в куртку. Идти становилось все трудней. Высокая трава казалась непреодолимой. Девушка упала на колени. Под лихорадочный стук сердца она вытащила из внутреннего кармана оставшиеся лекарства. Перед тем, как реальность окончательно поплыла, она успела проглотить их всех разом. По телу мгновенно прошлась волна нестерпимой мышечной боли, смешанной с сильной тошнотой. Не в силах больше держаться, девушка окончательно свалилась. Жесткие стебли адриатической осоки разошлись от сжавшегося тела Медеи, словно несгибаемые острые стрелы.

Наверху послышалось верещание роя камер, усиленно производящих поток удачных кадров. Выскочила грустная мордочка зайца, плачущего крупными бирюзовыми слезами. Зрители затаили дыхание, прильнув к экранам.

Сладкое забытье или безнадежная ловушка? Сон, несущий выздоровление, или все же смерть? Мгновенно организованный тотализатор заставил включиться в Гон даже тех немногих, кто к нему не проявлял ровно никакого интереса. Растущие с каждой секундой ставки полились в официальные и не очень источники. В воздухе повисло напряжение ценою в миллионы монеро. Это означало лишь одно: кто-то сегодня сказочно обогатится, а кто-то станет новым должником.

Глубокий стук взволнованного сердца не мог заглушить даже воющий ветер. Отголоски острого приступа глухими ударами отдавали в виски. Морган заглушил двигатель.

Ветер временами набирал такую силу, что, казалось, был способен сбить с ног. Под его жестким натиском по сплошному покрову степного ковыля ходили крупные, разрозненные волны. Если бы не жесткие порывы воздуха, то кружащийся вокруг пух облепил бы с головы до ног. Он лез в ноздри, рот, норовил попасть в глаза. Один неудачный вдох, и коварный пух застревал в горле, вызывая неудержимый кашель.

Степь Холден граничила с полупустыней. Терраформация в этих местах проходила не в полном объеме, и растительность формировалась как придется. Почва здесь оказалась недостаточна гостеприимна для более нежных растений, соседствующих с Северными Лесами Хейл и цветущими долинами Нереид. Даже мясистые суккуленты обошли Холден стороной, залежи тяжелых металлов в которой не оставили шансов никому, кроме стойкого ковыля. Тонкие, режуще-сухие стебли заканчивались вытянутыми распушенными колосками. Бесконечная, на сколько хватало глаз обнаглевшая флора заполонила всю местность, лишь изредка позволяя побороться за жизнь чахлой лакрице. Мягкие, белесые с небольшим желтоватым оттенком концы ковыля рассыпались под ногами в прах, прочно цепляясь за одежду.

Глубокий вздох. Морган фыркнул, пытаясь избавиться от пушинки в левой ноздре. Он стоял в нескольких десятках метров от цели и чувствовал, как успокаивается его сердце. Удачный исход главной части запасного плана вселил некоторую уверенность, а с ним пришло и спокойствие. Последствия панической атаки медленно отступали, несмотря на то, что действие транквилизатора уже заканчивалось.

Камеры над головой Жнеца заплясали, соревнуясь со множеством вопросительных знаков, сопровождающих его последние полчаса. Зрители жаждали знать, что он задумал. Растущее с каждой секундой любопытство достигло апогея, и, вопреки правилам Гона, возникла обратная связь. Которую, впрочем, Морган Алонсо старательно игнорировал.

Вопросы летели в наушники один за другим, транслируясь в общую сеть. Охотник мог начать диалог. С кем угодно. Когда угодно. В конце концов, зрители платили за это немалые деньги. Но Морган упорно отмалчивался. Тогда пространство заполонили вопросительные знаки, недвусмысленно намекая, что публика алчет, нет, просто требует подробностей. И неплохо бы озвучить их на камеру, сопровождая красочными описаниями и вычурными жестами. Мужчина знал, что ей вполне хватит очередного признания в любви. Что даже банальные, звучащие по тысячу раз в день из уст шоуменов слова вызовут неподдельный восторг толпы. Оправдать сумасбродство стремлением усладить взор аудитории пролитой кровью совсем не составляло труда. Марс жил этим, и насилие во имя благосклонности зрителей было тем единственным, что ему никогда не надоедало. Однако, сколько Морган не старался, переступить через себя так и не смог. Потому как шутом становиться не хотел. Даже несмотря на то, что это отсекло бы лишние вопросы.

Нечто похожее на огромный вольер для собак возвышалось над размашистым ковылем и имело вполне понятный вход, он же по совместительству и выход. Когда Жнец подошел ближе, обитатель небольшой клетки метнулся в противоположную от него сторону. На сплошном сером полу, без каких-либо выступов и зацепок, красной краской был очерчен круг. В его центре имелось отверстие, откуда подавалась вода и пища. Ее остатки как раз валялись в неглубокой тарелке рядом с бутылкой ядовито-зеленой газировки. Видимо, пленник просидел внутри довольно долго, ибо в углу угадывалась внушительная лужица. Морган посмотрел сквозь толстые прутья и криво улыбнулся. Приложив ладонь к счетчику ДНК, от отворил клетку. Лезть внутрь особо не пришлось. Узник заметался внутри, пытаясь выскользнуть из-под широкой ладони. Жнец ловким движением схватил за шкирку Фидгерта, не забыв хорошенько его тряхнуть.

— Дарова, щенок. Как сам? — ехидно поздоровался Морган, выволакивая мальчишку из клетки.

Тщетно мальчишка пытался хвататься за скользкие от недавно прошедшего дождя прутья — Жнец не терял времени и тянул сильно. Когда в горло уперся плотный ворот рубашки, Фидгерт чуть крякнул и тут же попытался пнуть обидчика. Маленькая ножка только рассекла воздух, так и не достигнув своей изначальной цели. В следующую секунду воздух рассекла уже ладонь Моргана, отвесившая мальчугану смачный подзатыльник. Тот ненадолго затих. Пока следопыт волок его по направлению к байку, то все время крепко держал за шиворот, будто других методов перемещения и не знал. Фидгерт начал плеваться. Пух попадал в рот, попутно облепив не только штаны, но и подол серой футболки.

— Стой, — сказал Морган, дотащив ребенка до байка.

Казалось, был отдан совершенно понятный приказ. Однако, его тут же успешно проигнорировали. Как только Жнец отпустил шиворот плотной рубахи, мальчик мгновенно дал деру. Тихо выругавшись, Морган сиганул за ним. Настиг беглеца он довольно быстро. Силы, мягко говоря, были не равны — мальчишку повалили на ковыль, окончательно вываляв в пуху.

— Я же сказал — стой! Че непонятного?! — громко закричал Морган, и даже пронзительный свист ветра не стал ему помехой.

Впившись зубами в руку Жнеца, Фидгерт окончательно вывел его из себя. Пара дисциплинирующих затрещин прилетели аккурат в правое ухо мальчугана. Тот, схватившись за голову, пару раз пискнул и снова затих. Вытащив из внутреннего кармана небольшой ошейник голубовато-стального цвета, Жнец обвил его вокруг шеи бунтовщика. Как только ограничивающий датчик, давая знать о своей активации, засветился слабым светом, по нему тут же был пущен ток. Фидгерта тряхнуло. Широко раскрыв рот, он истошно завопил. Через пару мгновений импульс исчез.

— Будешь делать, что скажу, и вот такого вот больше не будет, — глядя прямо в испуганные глаза мальчика сказал охотник, — Понял?!

— Понял! — впервые подал голос мальчуган, буквально сразу перейдя на визг.

«Вроде, не дурак», — подумал Морган, хотя выводы делать было еще совсем рано.

Мальчик встал сам. Уклонился от попытки в очередной раз схватить его за шиворот и направился к байку. Затем послушно остановился возле него и уставился куда-то вдаль, ничего не предпринимая.

— Че, как воспитательный процесс? — вдруг объявился в наушниках Хамфрид, снова усиленно что-то жуя.

Вообще, завидный аппетит друга Моргана несколько напрягал. Особенно если учитывать, что сам он незапланированно постился уже более суток. Жнец подозревал, что Хамфрид делает это специально.

— Больно дерзкий для заложника, — как-то отстраненно ответил следопыт, вводя окончательные настройки для ограничителя, — Но, в общем, продуктивно… Что там насчет информации, которую я просил?

— Кое-что поменялось. Теперь красные зоны в седьмом, третьем и восьмом секторе.

— Надолго?

— Никто не знает… Штука непредсказуемая. Предварительно — примерно пару дней.

— Значит, нужно успеть раньше, — задумчиво ответил Жнец. — Ближайший от меня сектор — восьмой.

— Морган, пик может задеть и тебя. Зрительные фильтры не рассчитаны на подобную силу миражей. В красных зонах будет такой ад, что туда лучше вообще не соваться.

— Я знаю, что делаю.

— Как всегда… — почему-то недовольно ответил Хамфрид.

— Чего ворон считаешь? — обратился Морган к Фидгерту, усиленно изучавшему что-то вдали, — Садись.

— Здесь нет ворон.

— Садись, говорю.

— Я хочу сзади.

— Сядешь спереди.

— Нет, хочу сзади.

— По току соскучился?

— Хочу сзади.

— Садись сзади, — поджал губы Морган, сдерживаясь, чтобы не отвесить еще один подзатыльник, — Только без выкрутасов, иначе я таким добреньким больше не буду.

Послушно усевшись на байк, Фидгерт вцепился ручонками в куртку Моргана и уткнулся лицом в его спину. Жнец усмехнулся: он был уверен, что не пройдет и получаса, как малец захочет пересесть. Впрочем, так и получилось. Вот только охотник совсем не спешил делать незапланированных остановок. Сначала Фидгерт сидел тихо, совсем не шевелясь, по большей части оттого, что боялся скорости. Потом он начал подавать тревожные знаки, отчаянно тряся куртку Моргана. После того, как его хорошенько подбросило на очередной кочке, Фидгерт вцепился в куртку намертво, крепко зажмурился и окончательно затих. Морган удовлетворенно отметил, что мальчишка был в процессе осознавания последствий своих неуместных капризов.

До лесов оставалось подать рукой. Времени оставалось вагон, несмотря на то, что по пути все же пришлось сделать несколько остановок. Скорость была явным преимуществом, и вдали уже маячили высокие верхушки деревьев. Чутье охотника просто не могло ошибиться. Четкий след вел по нужному маршруту, исключая все возможные ошибки.

Болезнь. Острая, свежая, яркая. Марсианскую лихорадку можно было почувствовать за километры. Отпадала всякая необходимость в повышенной концентрации и настройке силы. Отчетливый, жирный след недомогания более чем красноречиво выдавал нахождение гирру, перебивая все остальные метки. В которых, к слову, не оставалось никакой необходимости.

Кажется, прошел дождь. Трава стала мокрой и похрустывала от каждого движения. Ароматы свежего луга смешивались с запахом болотной сырости. В воздухе засуетились насекомые, почувствовавшие ласковость теплого солнца. В погоне за право на жизнь не уступали им и растения, начавшие раскрывать свои пестрые лепестки.