10000 лет во льдах

– Именно сейчас, – сказал профессор, спускаясь со своего кресла, после того, как прикрепил второй провод к стержню в верхней части колокола, – проявляется тонкость нашего эксперимента. У меня были эти изолированные провода с завода компании электрического освещения, которые были доставлены в мои апартаменты, чтобы сэкономить время и силы при зарядке моего колокола, операция, утомительная для выполнения, вырабатывая электричество с помощью пластинчатого устройства обычным способом. Тем не менее, большая скорость и сила, с которыми ток генерируется и передается по этим проводам, требуют особой осторожности при манипуляциях. Слишком большое напряжение может привести к самым серьезным последствиям для любого заключенного внутри. Тем не менее, на первом этапе эксперимента нет опасности, и, если соблюдать строгую осторожность, на втором тоже.

С этими словами профессор подошел к колоколу с электрометром и, отсоединив от него провода с резиновым покрытием, аккуратно вернул их в соответствующие изоляторы.

Теперь стало очевидно, что, пока мы разговаривали, Эшли закрыл глаза и теперь откинулся на спинку стула, по-видимому, в глубоком сне, его руки все еще сжимали ручки телеграфных проводов, которые проходили внутрь колокола.

– Это первый эффект умеренно сильного заряда статического электричества в организме человека, – объяснил профессор. – Это вызывает сильное напряжение нервов, которые, в свою очередь, воздействуют на нервный узел мозга, который, в свою очередь, снова реагирует через дуплексную серию нервов на провод, удерживаемый в левой руке, что приводит владельца в связь с любым объектом, привлекающего его внимание во время транса. Эксперимент – это, по сути, ясновидение, сведенное к искусству, месмерический транс, достигаемый научными средствами и обусловленный признанными и принятыми законами электротехники. Ваш друг сейчас, как я искренне верю, находится в прямом духовном общении с той, кто дороже всего его сердцу – с последним объектом, который владел его душой до того, как его охватил месмерический электрический транс. Я свяжусь с ним и выясню.

Затем профессор обошел колокол с той стороны, где провода входили в стекло, и приложил указательные пальцы обеих рук к отверстиям. Когда он это сделал, Эшли заметно вздрогнула. Его глаза, однако, все еще оставались закрытыми.

– Вы видели ее? – спросил профессор нарочитым тоном, устремив взгляд своих глаз за очками на Эшли. – Где она? Что вы видите?

– Я вижу огромное здание – группу огромных зданий. Я вижу толпы людей, ярко одетых, входящих и выходящих из них и прогуливающихся по красивой территории, которая их окружает. Это напоминает мне выставку, посвященную столетию 76 года.

– Он, очевидно, в Новом Орлеане, – заметил мне профессор. – Я не сомневаюсь, что мисс Рэдклифф там. Вы видите даму? – продолжил он, обращаясь к моему другу.

– Дa! Вот она! – с воодушевлением откликнулся Эшли. – Вот Джулия со своими отцом и матерью, и подождите!.. там есть еще один – высокий, красивый мужчина, который только что подошел к ним. Он снимает шляпу и кланяется. Он подходит к Джулии. Она немного съеживается, когда он приближается. Мистер и миссис Рэдклифф улыбаются, когда он протягивает руку. Они идут дальше. Он склоняется над Джулией и разговаривает низким, страстным тоном. Он говорит ей, что любит ее. Она слушает его, как во сне. Он еще яростнее что-то шепчет. Они оставили или потеряли ее отца и мать в толпе. Теперь они одни в маленьком мавританском павильоне. Он наклоняется и целует ее, и хотя она вздрагивает, она не отстраняется. Милосердные небеса! – и, вздрогнув, Джеральд Эшли очнулся.

Профессор спокойно посмотрел на него.

– Вы удовлетворены? – спросил он.

На лбу Эшли выступили крупные капли пота. Он выглядел взволнованно.

– Вы были там духом, – сказал профессор. – Вы узнали и оценили положение, в котором находится ваша любовь. Вы бы вернули ее? Вы бы сохранили ее для себя? Осмелитесь ли вы появиться рядом с ней в телесном облике и привести ее сюда с собой, вырвав ее у нового любовника, который получил власть над ней, и с которым, если ты сейчас замешкаешься, ты очень скоро будешь бессилен соперничать? Доверяете ли вы моему искусству? Поверьте мне, я сочувствую вам и помогу вам, если смогу, – и профессор спокойно и уверенно посмотрел в глаза человеку внутри колокола.

– Я готов пойти на любой риск, – ответил Эшли, – чтобы вернуть любовь моей невесты. Что я должен делать?

– Просто сожмите ручки, – спокойно сказал профессор. – Фиксируйте свое внимание, как и прежде, и вы сейчас окажетесь в павильоне выставки в Новом Орлеане, но не в духе, как минуту назад, а в реальном, физическом теле. Когда вы окажетесь там, я предоставляю вам самим вернуть привязанность вашей суженой. Предоставьте мне привести вас обоих сюда. Однако будьте осторожны, не ослабляйте хватку на ее руке, когда на проводе прозвучит призыв вернуться. Идите, и да сопутствует вам удача.

Эшли снова взялся за ручки проводов с решимостью на лице, которая означала, что он понял и оценил каждую деталь совета профессора. Последний подошел несколько более быстрым шагом, чем обычно, к изоляторам, где лежали провода компании электрического освещения, и продолжил устанавливать их на соответствующие места на колоколе, как и раньше. Вскоре голова Эшли откинулась на спинку стула, как и до этого, и его глаза закрылись. Профессор достал часы, несколько нервно посмотрел на них, время от времени подходил к колоколу со своим электрометром и шагал взад и вперед по комнате.

– Мой прибор основан, – объяснил он мне, – на моей собственной шкале Цельсия. Потребуется некоторое время, чтобы колокол такого размера, который вы видите перед собой, полностью зарядился током, даже с помощью моих проводов, которые я доставил почти прямо из штаб-квартиры, и пока колокол не будет полностью заряжен, эксперимент не может быть завершен.

Мы терпеливо ждали еще несколько минут, Эшли тем временем бормотала: "Новый Орлеан; павильон; я вижу ее; я вижу его, но я не могу подойти к ней; ее отец и мать с тревогой ищут ее в других частях выставки.

Вскоре мой друг замолчал. Профессор снова, в пятый или шестой раз, подошел к колоколу и применил свой прибор.

– Внимание! – сказал он. – Напряжение в колоколе сейчас быстро увеличивается. Еще немного времени, и мы станем свидетелями успешного завершения нашего эксперимента.

Пока он говорил, я заметил перемену, происходящую в Эшли. Сидя там, как он сидел, откинув голову на спинку стула, его руки сжимали электроды, я отчетливо видел, как его форма стала тонкой, пленочной и прозрачной. Мгновение за мгновением он становился все более тонким, пленочным и прозрачным, пока ослабление не стало таким, что даже контур был едва виден. Из всех частей тела только руки сохранили что-то от своей первозданной материальности.

– Он ушел, – прошептал профессор со сдержанным волнением. – Теперь мы должны оценить время, пока мы не сможем обоснованно предположить, что он достиг своей цели, вернув свою невесту, и принять меры для их возвращения – возвращения обоих, потому что, если он будет без нее, то будет мало толка. Она, несомненно, снова, как только ухаживающий за ней покинет ее, станет послушной тому, кто получил власть над ней в отсутствие ее первоначального любимого, и чье превосходство будет восстановлено.

– Но как… как… – запнулся я, – как это можно объяснить? Что стало с моим другом, который сидел там всего минуту назад?

– Самая простая вещь в мире, мой дорогой сэр, – серьезно ответил профессор. – Вы желаете знать, почему исчезло тело вашего друга. Задали бы вы тот же вопрос, если бы это тело подверглось воздействию сильного тепла? Вы отвечаете, нет, потому что вы говорите, что самые тугоплавкие вещества – камень или металл – сначала плавятся, а затем улетучиваются при нагревании. Тепло, по сути, расширяет и разрушает массу и расщепляет атомы всех известных веществ. Статическое электричество, которым заряжен этот стеклянный колокол, в некотором смысле коррелирует с теплом, и, в другом, коррелят физической энергии, которую мы называем духом. Поэтому удивительно ли, что интенсивной силы, с которой нагружен этот колокол, должно быть достаточно, чтобы произвести эффекты, которые вы сейчас наблюдаете? Нет ничего удивительного, мой дорогой сэр, в любом химическом процессе, каким бы непостижимым и необъяснимым он ни был. Вы видели, как твердый кусок льда мгновенно образовался в раскаленном тигле и вылетел из него. Является ли то, что сейчас делается, более непонятным, чем это?

– Скажем, что человеческое тело, которое вы недавно видели перед собой, улетучилось, распалось на свои первичные элементы, а затем, благодаря присутствующей в нем психической силе, было передано в то место, в которое эта психическая сила хотела попасть больше всего, по обычным телеграфным проводам, которые соединяют нас с этим местом. Звуковые волны могут передаваться таким образом по телефону, световые волны подчиняются тому же закону – почему же тогда этот закон не должен применяться к материи, которая была эфирной в той же степени, что свет и звук? Это всего лишь подведение предмета к его законному завершению. Но внимание! Тише! Вот они идут!

Пока профессор говорил, я увидел, что внутри колокола формируется неясная и темная фигура. Когда она обрела форму, я различил, с каким чувством благоговения можно себе представить, что была не одна фигура, а две. Медленно, но постепенно тусклая форма приобрела более телесный и четкий вид. Через несколько секунд я осознал, что фигуры, стоящие передо мной в колоколе, были фигурами Джеральда Эшли и его невесты, Джулии Рэдклифф. В этом не могло быть никаких сомнений. Там они стояли в четкой телесной форме, но все еще с растерянным, мечтательным видом, как будто только что пробудились ото сна.

– Мы одержали победу! – тихо сказал профессор, забираясь на стул, чтобы отсоединить изолированный питающий провод от стержня в верхней части колокола, в то же время показывая мне, чтобы я сделал то же самое с другим проводом. Я продолжал делать это так быстро, как только мог, как вдруг перед моими глазами пронеслась ослепительная вспышка, и в ушах прозвучал грохот, похожий на пушечный выстрел. Последнее, что я помню, что видел, это большой стеклянный колокол с Джеральдом Эшли и Джулией Рэдклифф внутри, и профессором Вером, стоящим на стуле рядом с ним, вся эта сцена осветилась ярким светом электрической вспышки, а фасад Маркет-стрит был отчетливо виден через окна квартиры.

* * * * *

Неделю спустя, когда ко мне вернулась чувствительность, я выяснил несколько вещей. Во-первых, этот профессор Вер покинул город, директор отеля "Палас" поклялся, что никогда не примет другого ученого или не позволит другому частному проводу из компании электрического освещения войти в здание. Во-вторых, этого доктора Джеральда Эшли никто не видел с той богатой событиями ночи, которую я только что описал. В-третьих, в тот самый день, когда мисс Джулия Рэдклифф исчезла из Нового Орлеана. В последний раз она была замечена в определенном павильоне на территории Выставки с мистером Артуром Ливингстоном, хотя этот джентльмен утверждает, что видел, как к ней подошел какой-то незнакомец, который заявил, что знаком с ней, и с которым она вскоре исчезла в толпе. Когда мистера Ливингстона попросили описать джентльмена, о котором идет речь, мистер и миссис Рэдклифф сразу убедились, что это не мог быть никто иной, как доктор Джеральд Эшли и, с грустью обвиняя его в таком поспешном и необдуманном шаге, как побег с их дочерью, не сомневались, что пара появится, когда это станет целесообразным.