Поговорим о детях. Причём начистоту

Вы все так активно вместе выступаете, так уверенно и напористо говорите… Я даже засомневался… Наверно, я действительно где-то допустил неточность… Может, даже будет правильнее даже сказать — ошибку сделал… И я даже вижу, где.

Я должен вас поблагодарить. Вы помогли мне найти ошибку. Я признателен вам. И возьму свои слова назад. Надо же такое сказануть — эксперимент принёс огромный вред миллионам детей.

Исправляю ошибку. Это я неправильно сказал. На самом деле эксперимент принёс огромный вред десяткам миллионам детей. Вот так будет правильно.

Детский сад в его нынешнем виде — это ненормально. Это самое настоящее издевательство над детьми. Для большинства детей садик — это психологическая пытка. Или вы думаете, я зря привёл воспоминания множества людей об их детсадовском детстве? Можете их перечитать, если вам мои слова кажутся неубедительными.

Одновременно соглашусь — хватает и таких детей, которым в садике нравилось. Таких детей явное меньшинство, но они есть.

Как это влияет на моё мнение? Да никак. Детские сады должны исчезнуть.

Что такое детский сад? Фактически это колония. Разница только в возрасте заключённых и в длительности заключения.

А я вам, автор, сообщу следующее. То, что вы предлагаете — утопия. Садики нужны. Вы клоните к тому, что родители должны воспитывать детей дома. Это невозможно. Не у всех по разным причинам это получится. Ну да, некоторые захотят сами, или бабушки-дедушки, или там нянь найдут. Но остальным то деваться будет некуда, и поэтому садики нужно оставить. Другое дело, что их нужно улучшить.

%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%%

А ещё некоторые дети сами хотят в садик. Им там хорошо. Сами же про них рассказывали.

Хорошо сказано. Опять согласен. И с тем, что некоторым людям деваться некуда. И с тем, что есть дети, которым мало семьи, и им нужно больше общения с другими детьми. И с тем, что нынешние садики нужно улучшить.

Рекомендации специалистов: при уходе за ребенком до 3 лет у одной воспитательницы должно быть не более двух-трех малышей

Отдельная тема — в какой мере детсады у нас отвечают потребностям детской психологии. Карл Бриш, немецкий профессор, заведующий клиникой детской психосоматики и психотерапии Мюнхенского университета, говорит: «При уходе за ребенком до 3 лет соотношение должно быть, по возможности, 1:2 или 1:3, то есть когда одна воспитательница ухаживает не более чем за двумя-тремя младенцами, а оптимально даже за одним. Во время привыкания должна быть постоянная воспитательница, этот период нужно долго планировать, и он не должен быть коротким. У воспитательниц не должно быть собственных психологических проблем, и они должны получить возможность самопознания в индивидуальных и групповых занятиях; кроме того, должна быть организована регулярная внешняя оценка их работы».

Рекомендации Карла Бриша в наших условиях кажутся фантастичными. Они нисколько не похожи на реально существующую обстановку детских садов. Одна воспитательница на двух-трех детей, а лучше на одного — это не детсад, каким мы его привыкли представлять, а почти персональное гувернерство! Впору недоумевать, какой смысл может быть в существовании учреждения, где на одну мать, освобожденную от повседневных хлопот с ребенком, приходится по одному человеку, занятому тем же самым в порядке исполнения «служебного функционала». При этом факт остается фактом: семья при большом количестве детей сохраняет потенциал органических связей и обеспечивает каждого ребенка чувством необходимых поддержки и безопасности; но формальная общность детсада не дает возможности взрослому одновременно «обогреть» больше одного-двух малышей.

По достижении трехлетнего возраста ребенок уже более зрел, но не настолько, чтобы распространенный у нас тип детских учреждений с группами по 20–25 и больше детей, с постоянной текучестью кадров смог отвечать критериям «экзистенциальной дозарядки» ребенка от значимого взрослого.

**************************************************************************************

«На данном этапе (с 3 до 6 лет) также требуется соответствующая длительная стадия привыкания в присутствии основного лица, с которым у ребенка установились отношения. Высокое качество ухода за ребенком должно, в зависимости от возрастной группы, характеризоваться максимальным соотношением 1:6–1:8, то есть 6–8 детей на одну воспитательницу. Воспитательницам в детском саду также нужна высокая степень внутреннего эмоционального присутствия, участия и чуткости к сигналам их воспитанников. По возможности следует обеспечить, чтобы у детей были постоянные воспитательницы. Следует избегать неожиданных расставаний и прощаний».

Автор сетует на переполненность немецких детских садов, в которых, по его словам, «случается даже, что одна группа состоит из 16 детей». Но что скажем тогда о российских детских учреждениях?! Они похожи на заводские цеха или аграрные фермы, где индустриализованным методом налажено выращивание «растительной продукции» или изготовление «промышленных изделий». Это нисколько не напоминает среду, приближенную к домашней!

«Воспитательницы из последних сил стараются как-то удовлетворить хотя бы физические потребности детей, для реагирования на эмоциональные сигналы младенцев и детей младшего возраста у них остается слишком мало времени; как правило, его нет вообще», — констатирует автор. Им подвергается критике концепция пребывания ребенка вне семьи в больших группах в течение целого дня. Будучи детским врачом, руководителем клиники, Карл Бриш настаивает на ограничении в 20 часов в неделю времени, проводимого ребенком без матери. За этим порогом отношениям наносится непоправимый ущерб. Ребенок не успевает перестроиться и живет как бы «на два дома». Причем время основной активности приходится на детсад. Дома дети пробуждаются, завтракают, собираются в группу, ужинают, проводят краткий вечерний досуг и спят.

Отметим еще раз: максимальный показатель для малыша — это 4 часа в сутки, тогда как большинство детей находятся в группе по 9 и больше часов, с 8 утра до 17–18 часов вечера — в продолжение всего трудового дня мамы и папы.

Пока что слова профессора действительно выглядят фантастикой. Но. Похожие садики, в которых детям хорошо и интересно, уже есть. Конечно, они вовсе не идеальны, у них есть слабые места. Но такие садики есть. Жаль только, что не в Беларуси.

Например, в Ирландии.

Яна — беларуска, которая живет в Дублине, рассказала про тамошние детские сады: «Отдала своего карапуза в сад. Двери здесь всегда закрыты, ребенок самостоятельно не может выйти за пределы садика. На ребенка не могут ни кричать, ни ударить, за это воспитателя могут посадить, а садик лишить лицензии на работу. Если ребенок не хочет есть то, что готовят в саду, то можно приносить свою еду — она будет разогрета к тому времени, когда детки садятся обедать. Со сном то же самое: если ребенок хочет спать, то его укладывают, если не хочет — продолжает заниматься и играть. В группе нашего сада 10 детей и 2 воспитательницы. Во дворе никаких железных игрушек, все только пластиковое, легкое, земля выстлана матами, так что, упав, ребенок не рискует содрать коленки. На каждого ребенка в конце дня выдается бумажка, там написано, что он ел, сколько спал, был ли активен, чем занимался и так далее. Нам недавно дали кучу бумажек заполнять: согласны ли мы, чтобы нашего ребенка фотографировали другие родители, чтобы его фото висело в холле садика, разрешение на то, что, если с ребенком что-то случится, персонал садика мог сам принимать какие-то меры, если не сможет дозвониться родителям, и т. д. Полностью все согласуют с родителями».

Или Дании.

Будучи аспиранткой, Ребекка проходила практику в «лесной школе» в западной части Дании. Это заведение для детей от трех до шести лет располагалось на краю леса; с другой стороны оно граничило с маленькой морской бухтой.

Как-то зимой, когда тусклое северное солнце едва выглядывало из-за верхушек деревьев, воспитатели с группой отправились к морю. «По дороге дети мечтали о том, чтобы искупаться, и учителя только улыбались в ответ», — рассказывает Ребекка. Никто не пытался переубедить малышей, никто не запрещал им подходить к воде и не говорил, как опасен тонкий лед.

Ребята собирали камни и ракушки; когда одна девочка заявила, что хочет залезть в море, учительница сказала: «Для этого нам придется сначала пробить лед. И у нас с собой одно маленькое полотенце». Девочка кивнула и начала раздеваться. Некоторые дети последовали ее примеру. Учительница молча наблюдала за происходящим.

«Мы разбили лед возле берега, чтобы дети смогли зайти в воду. Они смеялись, визжали, а я стояла с полотенцем наготове, — улыбается Ребекка. — Никто из них не полез дальше в море, и они точно запомнили, что купаться зимой — не лучшая идея. После дети говорили, что чувствовали себя суровыми викингами, а меня, признаюсь, впечатлила их смелость».

В «лесной школе» воспитанники часами играли на открытом воздухе в любую погоду. На природе они чувствовали себя как рыбы в воде и не боялись исследовать окружающий мир. «Дети были крепкими и здоровыми. А еще обходились без игрушек и сами придумывали, чем заняться, используя то, что дает природа, — с восторгом рассказывала Ребекка. — Не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда (это высказывание я не раз слышала от скандинавов)».

В Германии.

Мне самой довелось посетить немецкую «лесную школу» на окраине Дюссельдорфа. В первые мгновения меня поразила царившая здесь тишина; ее нарушало лишь пение птиц, треск веток под ногами и шелест ветра в кронах высоких деревьев. Потом вдалеке послышались негромкие голоса и смех.

Подойдя поближе, я увидела около пятнадцати детей трех — шести лет и нескольких взрослых. И те и другие были одеты в плотные куртки с капюшонами, на ногах непромокаемые ботинки. Все необходимое для занятий: книги, инструменты и прочее — хранилось в небольшом трейлере, рядом с которым стояли столы и стулья.

День начинался с того, что все рассаживались на бревнах кружком на поляне и пели под гитару. После пения дети слушали какую-нибудь историю. Когда «круговое» время подходило к концу, дети бежали играть. Одни копались в земле, другие возились в песочнице, третьи забирались подальше в лес; они оставались в поле зрения воспитателей, но при этом были предоставлены самим себе.

Один из воспитателей, Вольфганг, подвел меня к «качелям» — свисающей с дерева веревке, к которой был привязан крепкий сучок. Дети все сделали сами, даже отпилили сучок нужной длины. Удержаться на такой тарзанке было непросто, но это и вызывало восторг.

«Веревка качается, и детям приходится прикладывать больше усилий, чтобы удержаться. Они учатся управлять своим телом, — объяснил Вольфганг. — В отличие от обычной детской площадки у нас нет заданности. Дети сами придумывают себе занятия».

В лесной школе учитель не говорит: «А давайте-ка сегодня сделаем качели!». Взрослые помогают воспитанникам воплотить идеи в жизнь, но инициатива всегда идет от детей.

Всего в Германии около семисот «лесных школ», и их число растет. Немцы считают, что дети должны проводить на улице как можно больше времени. Им полезно быть ближе к природе, и ничего страшного, если в результате они возвращаются перепачканные с головы до ног.