Поговорим о детях. Причём начистоту

Глава 33.

Богатым родителям.

Дети богатых родителей… Хотя нет. Лучше мы начнём с детей бедных родителей.

Они в зоне риска.

Дети бедных родителей с первых лет усваивают мышление своих родителей. Привычки. Отношение к тем или иным вещам. Итог?

Им редко удаётся стать богатыми. Да, есть много примеров, когда бедный мальчик, родившийся в бедной семье, стал богачом. Миллионером, например. Или мультимиллионером. Или миллиардером. Есть такие примеры. Их много. И одновременно — мало.

Десятки примеров. Сотни примеров. Тысячи примеров. Видите? Это много.

И одновременно — очень мало. Потому что эти тысячи разбогатевших приходятся на миллиарды людей, которые так и остались бедными.

Бедными были их родители… Бедными остались и они сами. И уже дети их детей попадают в зону риска. Рискуют тоже остаться бедными.

Но ведь дети богатых родителей тоже в зоне риска.

Иногда родители это понимают.

Как миллиардер Джон Д. Рокфеллер учил своих детей ценить деньги:

Джон Д. Рокфеллер-младший думал совсем не о том, чтобы сэкономить средства, когда решил выплачивать довольствие своим пятерым сыновьям. Вот что рассказывает его сын Нельсон:

«Мы получали 25 центов в неделю, остальное нам приходилось зарабатывать самостоятельно». Для того чтобы заработать часть денег на свои нужды, он растил овощи и разводил кроликов. «Мы всегда работали», — говорит Нельсон. От мальчиков требовалось вести личные книги ежедневного учета расходов и доходов. При этом они были обязаны жертвовать 10 % своих доходов на благотворительность, сберегать 10 % и полностью отчитываться за остаток. Каждый месяц они должны были сводить баланс в своих приходно-расходных книгах и уметь отчитаться за каждый заработанный ими цент. Нельсон впоследствии стал губернатором штата Нью-Йорк, а затем и вице-президентом Соединенных Штатов, достигнув на том пика своей карьеры. Один из братьев, Дэвид Рокфеллер, ныне председатель правления Chase Manhattan Bank, рассказывает: «Это было для нас хорошей школой — особенно в том отношении, что мы научились по-настоящему ценить деньги».

Интересно. Можно было бы ожидать, что он мальчиков, росших в роскоши, не требовалось бы заботиться о таких вещах, как бухгалтерия. Но Рокфеллер хотел, чтобы они научились понимать природу денег. Он учил их распоряжаться деньгами, следуя конкретной схеме. Массу мудрых выводов можно вывести для себя из того, чему он учил своих детей.

В дополнение к тому, чтобы ценить деньги, Рокфеллер учил своих детей распоряжаться своими деньгами.

Да, очень интересно. И помогает понять, а что же представляет из себя так называемая «золотая молодёжь».

Если в трёх словах, то это — умственно ограниченные дебилы.

А сейчас я приведу одну цитату.

Есть такое знаменитое правило Даннинга-Крюгера, суть которого заключается в том, что люди, имеющие низкий уровень квалификации, делают ошибочные выводы, принимают неудачные решения и при этом неспособны осознавать свои ошибки в силу низкого уровня своей квалификации.

Всю суть этого эффекта мне как-то за бутылкой буквально в двух словах изложил один близкий товарищ. Причём сделал это так изящно, что я не могу этим не поделиться:

— «Эффккт Даннинга-Крюгера», — сказал он, — это когда дебилы не могут понять, что они дебилы.

Потому что они дебилы.

А теперь посмотрим, что представляет собой эта самая «золотая молодёжь». Это особи, которые умеют тратить деньги. И всё.

А как понимают жизнь эти самые особи?

Если вы, читатель, вдруг подумали нечто вроде: все проблемы решают деньги, то вы ошиблись. Представители «золотой молодёжи» понимают жизнь иначе. Их девиз: «Все проблемы решаются тратой денег».

Представители «золотейшей молодёжи» великолепно умеют тратить деньги. И это, по большому счёту, единственное, что они умеют делать.

Одновременно данные особи глубоко и искренне уверены в своём глубочайшем превосходстве над всеми остальными людьми. Которые своим скудным умишком не доросли до гениальной идеи, что проблемы решаются тратой денег. Любые проблемы. Просто в зависимости от величины проблемы будут разные траты.

Откуда у них деньги, хватит ли этих денег на следующие годы и десятилетия, как решать проблемы, если денег нет — на эти и подобные вопросы ответа у представителей «золотой молодёжи» не найдётся.

Умственная ограниченность во всей красе. И о чём это говорит?

Дети богатых людей — в зоне риска.

Давайте вместе попробуем понять, что представляет собой «золотая молодёжь».

Тот день начался весьма удачно. Я, как обычно, встал около двух часов дня и, перекусив, укатил к Ягужинскому. С отцом мне увидеться не удалось. Дворецкий сказал, что рано утром князь уехал по делам и собирался вернуться только к вечеру. Меня это устраивало. Неделю назад, изрядно напившись, я разбил свою «Феррари», подарок родителей на восемнадцатилетие, и при этом здорово помял чей-то «Ситроен». Прибывшая полиция составила акт, и спасибо нашему адвокату Морозову, что я не остался без прав на год или даже больше. Отец устроил мне тогда страшную головомойку. Да и сейчас все еще сердился. Лишний раз выслушивать его нотации у меня не было никакого желания. Впрочем, я знал, что старик отходчив, и рассчитывал уже через пару недель подкатить к нему насчет деньжат на новую тачку. На «Феррари» рассчитывать не приходилось, но получить спортивный «Мерседес-купе» я надеялся.

До Сержа Ягужинского добирался на такси. Водителем был флегматичный негр, ехавший весьма неспешно и строго по правилам. Как я ни подбивал его поддать газу, пойти на обгон или проскочить на желтый, он не реагировал. Терпеть не могу неспешную езду. Пока мы доехали до Литейного, где квартировал Ягужинский, я весь извелся.

Сержа я застал с дикой головной болью. Мне-то хорошо. Когда перепью, меня просто рвет, и потом я как стеклышко. А Серж, бедолага, каждый день головой мучается. Мы тут же заказали пива в близлежащем магазине, и Ягужинский с ходу высосал две бутылки. Когда ему полегчало, мы пошли в ресторан «Палкин» пообедать, а после обеда пора уже было ехать на стадион «Петровский», где в этот вечер выступали «Ролинг Стоунз».

Концерт был великолепен. Мы с Сержем отрывались по полной: орали во всю глотку, танцевали (если танцами можно назвать безумную тряску, в которую мы ударились), сосали «Совиньен» из горлышек прихваченных с собой бутылок. Ближе к концу высмотрели в беснующейся у сцены толпе двух классных девчонок. Обе высокие, стройные, длинноногие, в мини-юбках, просвечивающих блузках и туфлях на высоких каблуках. Одна длинноволосая блондинка, другая брюнетка с короткой стрижкой.

Мы подошли и представились. Услышав наши фамилии, девушки просияли, и мы поняли, что нас ожидает бурный вечер и не менее бурная ночь. Я сразу нацелился на блондиночку, а Серж принялся клеить брюнетку.

После концерта мы поехали в «Метрополь», заказали ужин, вино дамам и водку себе. Вечер сулил множество приятных развлечений. Девчонки обворожительно улыбались нам, громко смеялись. Я приобнял блондинку и украдкой ощупал ее пониже спины. Серж тоже начал украдкой лапать брюнетку.

Внезапно мы обнаружили, что рядом с нашим столом стоит какой-то мужчина во фрачной паре, лакированных туфлях и белых перчатках и зудит, что мы-де непристойно себя ведем, слишком громко разговариваем и мешаем отдыхать господам за соседними столиками. Мы послали его подальше, но он пригрозил полицией. Это стало последней каплей. Серж оторвался от брюнетки, поднялся из-за стола и с размаху залепил зануде кулаком в челюсть.

Девушки завизжали. Сообразив, что из «Метрополя» пора сматывать, я бросил на стол две сторублевки, поднялся и дал знак девчонкам следовать за нами. Кто-то схватил меня за левый рукав. Повернувшись, я увидел армейского полковника: вцепившись в меня как клещ, он орал что-то о нашей наглости. Я со всей силы двинул ему в глаз и, схватив за руку почему-то упиравшуюся блондинку, рванул к выходу. За мной устремился Серж со своей девицей.

На лестнице нас перехватила полиция. Почувствовав, как защелкнулись наручники на запястьях, я закричал, что я Александр Юсупов, что полицейские будут иметь дело с моим отцом и что им лучше уже сейчас отпустить меня. Когда нас вытащили на улицу, я предложил офицеру взятку. Ротмистр лишь брезгливо поморщился и не сильно, но умело ударил меня в солнечное сплетение.

Уже в полицейской машине я понял, что с надеждами на феерическую ночь придется расстаться, да и спортивного «Мерседес-купе» мне, пожалуй, еще месяца два не видать как своих ушей.

Выпустили меня только после полудня. В участок за мной, как обычно, заехал наш адвокат Морозов. Когда железная решетчатая дверь, отделявшая меня от Морозова, открылась и полицейские вернули мне часы, деньги и студенческий билет, я спросил адвоката:

— Залог или штраф?

— В этот раз при задержании полиция допустила несколько серьезных процессуальных нарушений, — сухо ответил Морозов. — Ваше освобождение стоило дешевле, чем обычно.

Вместе мы вышли на Гороховую, где прямо на отгороженной стоянке для полицейских автомобилей стоял «Мерседес» Морозова с включенной аварийной сигнализацией. Адвокат сел за руль, я плюхнулся на пассажирское сиденье рядом с ним.

— Батюшка сильно сердится? — осторожно поинтересовался я, когда машина свернула на Большую Морскую.

— А как вы думаете? — вопросом ответил Морозов.

— Может, мне лучше уехать на лето в какое-нибудь имение? — предположил я.

— Я думаю, так было бы лучше для всех, — согласился со мной адвокат.

Весьма привлекательный молодой человек, не правда ли?

На минутку представим, что его отец разорился. Что будет делать данный Александр?

У меня ответа нет. Я просто не могу себе представить, а что толковое он сможет в этой ситуации сделать?

Бестолковое — это да. Этого он сможет сделать сколько угодно.

А теперь давайте посмотрим на ещё одного сына весьма богатого человека. Его зовут Алан Йорк.

И тут же, словно по сигналу, все боли в моем разбитом теле ожили и слились в одну мучительную, дергающую боль. Я хотел сделать, глубокий вдох, но сломанные ребра выразили яростный протест. Это была невеселая минута, ничего не скажешь. Я закрыл глаза.

— Что с ним? — тревожно спросил мой отец.

— Ничего, не беспокойтесь, — ответил доктор Митчем. — Очевидно, начинают сказываться переломы. Я сейчас дам ему болеутоляющее.

— Завтра я встану, — сказал я. — Я и раньше падал. И ключицы тоже ломал. Это ненадолго. — А про себя с грустью подумал: чертовски неприятная история.

— Завтра — нет, и не думайте даже, — услышал я голос доктора Митчема. — Неделя полного покоя, у вас сотрясение мозга.

— Я не могу неделю валяться в постели, — запротестовал я, — я буду слабее блохи, а мне надо скакать в Ливерпуле.

— Когда это? — подозрительно спросил доктор Митчем.

— Двадцать четвертого марта, — сказал я. Наступило короткое молчание — они обдумывали мои слова.