Незваный. Книга 3. Посередине

— А теперь, безродный, выкладывай все, что знаешь. Я хочу знать совершенно все. И как сраный уборщик дерьма стал боярычем, и как тебя потом угораздило стать боярином, и какого черта от тебя все сейчас нужно, — брюнет ухмыльнулся парню в лицо. — Еще обязательно расскажи, как Марину трахал. Очень уж мне любопытно…

Александр ощутил, как по спине побежал холодок. Все шло к тому, что его сейчас просто на просто выпотрошат, как рыбу. Причем, чувствовалось, что делать это будут долго и с особым удовольствием. Брюнет явно имел к нему личный счет, похоже, непосредственно связанный с Мариной. Только еще отвергнутого влюбленного не хватало. Таких как раз хуже всего просчитывать. Невозможно предугадать, что такой человек, у которого в крови гуляют гормоны, сделает через несколько минут: может плакать начнет, а может с ножом бросится.

— Мне всегда было интересно, почему наша прекрасная Мариша так неровно дышит к такому уроду? Что в тебе такого особенного? Может харизма слишком крупная? — заржал мужчина, вытаскивая из рукава небольшой стилет. Тонкое голубое лезвие тут же запорхало в его руках, выписывая в воздухе изящные восьмерки. — Кстати, помнишь того парня, что ты недавно застрелил? Он еще вызвал тебя на дуэль. Так вот, это был мой родной брат.

С этими словами брюнет резко воткнул стилет в плечо парню. Чуть подождал и медленно провернул его в ране, стараясь причинить больше боли. При этом с совершенно искренней радостью заглядывал Александру в глаза.

— Так, на чем мы остановились? — брюнет сделал вид, что задумался. Но через секунду вновь ударил стилетом в тоже самое место, заставив парня снова застонать. — А вспомнил! Ты хотел мне что-то рассказать. Давай, рассказывай, — свой приказ подкрепил новым проворотом стилета в ране.

Раздался новый стон, в этот раз прозвучавший особенно жалостливо. Да и сам парень казался совершенно разбитым, жалким: тряслись губы, лицо побледнело, в глазах застыли слезы. Знал бы довольно улыбающийся брюнет каких неимоверных усилий стоило Александру поддерживать этот образ жалкого размазни. Его так и подмывало вскочить с места и головой разбить мучителю хохочущую харю. Наручники бы не стали помехой, так как уже трещали на его запястьях. Сорвать их было бы делом одного мгновения. Однако, нужно было дождаться нужного момента. А пока следовало говорить и слушать, говорить и слушать. Ведь слова могут быть оружием пострашнее пистолета и магической силы. Вопрос лишь в грамотном ее использовании.

-...Я расскажу, обязательно расскажу, только больше не бей нас. Что хочешь услышать? Может про деньги? Да, да, конечно нужно рассказать про деньги. Ведь, это я вывел со счетов корпораций рода все средства! Я! Сам! Знаешь сколько там было?! Сотни и сотни миллионом рублей! — заметив, как заблестели глаза у брюнета и тяжело задышал его громила товарищ, Александр удвоил усилия. Как и всегда, именно деньги оказались самым универсальным средством манипуляции: так было в древние времена, так осталось и сейчас. — Это было проще простого. Понимаешь, у меня же сохранились все пароли доступа к счетам. Двумя — тремя нажатиями клавиш я и вывел все средства на специальный тайный счет, который знаю только я один.

Нужно было как можно сильнее разжечь в нем пламя алчности, чтобы оно перевесило все: и страх перед старейшинами, и жажду личной мести более удачному сопернику, и просто садистское наслаждение чужой болью. Александр щедро раскидывал, словно сеятель зерно, особые фразы маркеры, на которые подсознание мучителей реагировало особенно чутко: огромное богатство, тайный счет, никто не узнает, жить королями и некоторые другие.

— Только скажи и я сразу же переведу все эти деньги на твой счет. Куда? Какой банк? Эту транзакцию совершенно невозможно отследить! Сразу же придут миллионы рублей! Я все точно рассчитал, поэтому старейшины меня и не смогли поймать, — парень продолжал умело рисовать очень соблазнительную картину, где главными героями — невероятно богатыми людьми — были его мучители. Он предлагал им шанс совершенно безнаказанно оставить все эти деньги себе. Кто перед таким сможет устоять? Лишь каменная статуя, но никак не человек. — В сети не останется никаких следов. Я в этом хорошо разбираюсь. А можно для надежности раскидать все эти деньги на десяток — другой счетов, чтобы с гарантией их не смогли найти. Ты только скажи, что мне делать? На какой счет перевести почти полмиллиарда рублей?

Все фразы им строились с полным соответствием законом психотехники так, чтобы у реципиента не оставалось никакого выбора. Словно тот уже все решил и совсем с этим полностью согласился. Тем более предлагалось нечто поразительное, превосходящее все возможные и невозможные представления о счастье. У мучителя просто не было шансов.

Он видел, что брюнет почти уже «поплыл». Его взгляд остекленел, напоминая глаза загипнотизированного человека. Еще немного и из него можно будет «веревки вить».

Но вдруг подал голос громила, тут же разрушивший весь этот наведенный словесный «морок».

— Э-э, братан, слышь? А нам яйца потом за такие бабки не отрежут? — здоровяк оказался совершенно приземленным, что называется «от земли». Он тоже любил деньги, но его потолок был в две — три сотни рублей, а тысяча, вообще, представлялась для него чем-то заоблачным. Вдобавок, был немного туго соображал, поэтому-то на него и слабо подействовали все эти словесные кружева. — Что-то гонит он, думаю.

Брюнет почти сразу же пришел в себя. На губах вновь появилась злорадная ухмылка, из глаз пропал жадный блеск.

— Ах ты, сука! — прорычал он, со всего размаха всаживая стилет в ладонь парня. Затем еще раз, и еще раз. — Поиграть со мной вздумал! — со скоростью швейной иглы дырявил он руку парня. — Сейчас я еще твоим старикам кровь пущу, чтобы мозги тебе вправить!

И с совершенно недвусмысленным намерением поднялся и пошел в сторону других пленников, которые, видя это, в ужасе заскулили.

— Подожди, подожди, брюнетик! — Александр облизнул закушенную губу, с которой лилась струйка крови на подбородок. Похоже, ему нужно было заканчивать со всем этим. Эта игра могла не довести до добра. — Что же ты такой быстрый? Я же тебе про Мариночку не рассказал! Или уже не хочешь послушать?Очень уж много «сладкого» я знаю, — при этом, как можно, сладострастнее улыбнулся. Мол, я такое знаю, что «закачаешься».

Брюнет замер и почти сразу же обернулся. Взгляд совсем бешенным встал. Осталось его еще чуточку «подогреть», чтобы он начал совершать ошибки.

— Однажды мы прямо в ванной начали. Она уперлась руками в зеркало и чуть выгнула свою попку в мою сторону. Ее трусики натянулись, почти ничего не скрывая. Узенькая полоска просто провалилась между ее аппетитными булочками. Я подошел ближе и медленно прижался к ней. А знаешь где были мои руки, пальцы? — Александр по-свойски подмигнул брюнету и с чувством причмокнул. — Прямо там...

А вот теперь стало совсем горячо. Брюнет вот-вот потеряет над собой контроль и бросится на него с кулаками. Вон даже про пистолет забыл, как будто бы его и нет. А потом со здоровяком разберусь…

-//-//-

— Наконец-то, этот гаденыш вылез из своей берлоги! — было первой реакцией императора, когда ему передали сообщение. Он аж лицом просветлел, пока слушал главу службы имперской безопасности. — Я знал, что рано или поздно он приползет ко мне на коленях. Ты ведь понял, что он делает? — вопрос был скорее риторическим и не требовал ответа, но безопасное все равно кивнул. — Его похоже хорошо прижали. Вот он и хочет натравить меня на своих врагов. Каков, наглец! Хорош!

Мужчина даже обозначил аплодисменты. Мол, признает все изящество задумки. Стравить своих врагов, а самому выйти сухим из воды.

— Хм, неужели он нас совсем за дураков держит? — недоуменно протянул император, в задумчивости коснувшись подбородка. — А если поломать твои планы и нам просто понаблюдать за всем этим?

Молчавший до этого, безопасник недовольно покачал головой. Явно был не согласен на с этим предложением:

— Технология производства этого препарата может изменить весь расклад сил.

Он прямо намекал на недавние выкладки имперских аналитиков о том, что бесконтрольный выброс в свободную продажу такого средства обернется совершенно непредсказуемыми последствиями. Если препарат окажется с тем же эффектом, о котором они думали, то может со временем разразиться полноценная социальная катастрофа. Ведь, если для одних препарат был лекарством от недугов, то для других средством для воплощения самых потаённых и мерзких фантазий. Учитывая, какие число людей имеет скрытые душевные отклонения, можно было ожидать появление на улицах миллионов психов с возможностями средних магов. Не учитывать эту угрозу никак нельзя было.

Кроме того, аналитики совершенно определенно предупреждали об усилении того, в чьих единоличных руках окажется технология производства этого средства. Произведенный в отношении рода Скуратовых расчет показал, что только за пол года общие активы рода могли увеличиться в восемь раз.

— Знаю, помечтал немного. — хмыкнул император, махнул рукой. — Именно поэтому ты сейчас же свяжешься с этими старыми хрычами и поставишь их перед выбором: или они забудут о препарате, или о них никто больше не вспомнит. Так и передай, что я их додавлю окончательно. Благо, все именно к этому и идет. Их счета пусты, ка карманы у нищего. Один раз стукнуть и они встанут на колени.

Главный безопасник молча кивнул и уже хотел уходить, но был остановлен. Император что-то еще хотел добавить.

— И передай им, что судьба этого урода меня не волнует. Важна лишь технология производства препарата. Все, иди, — махнул он в сторону двери, за которой через несколько минут и скрылся его гость.

После того, как кабинет опустел, мужчина еще долго неподвижно сидел в своем кресле. С остекленевшим взглядом смотрел куда-то вдаль и медленно выстукивал пальцами какой-то незамысловатый ритм.

— А ведь все могло было быть иначе... И сын бы остался жить.

Вдруг его пальцы застыли в воздухе, но через мгновение с нечеловеческой силой вцепились в деревянный подлокотник. Сразу же жалобно скрипнула древесина мореного дуба, крошившаяся на глазах. Окутанные голубоватым маревом пальцы с легкостью сминал дерево, словно это был самый обыкновенный пластилин.

— Сын бы жил... Не-ет, судьба этого подонка меня волнует. Очень даже волнует. Я хочу, чтобы он тоже страдал, как мой сын.