На Запад!

– Понял, Андрей Иванович, – кивнул тот. – Тогда я готовлю их к речному переходу. Нужно будет в ладьи и боевой припас для них загрузить. На каждый онагр по четверо саней еще плюсом нужно рассчитывать, чтобы все, что положено, перевезти вместе с тем припасом и боевым расчетом.

– Все верно, – подтвердил мысли орудийщика Сотник. – Три онагра на особых грузовых санях и с ними еще двенадцать обычных. Ладей пять больших вам точно нужно будет готовить. Я Бояну Феррапонтовичу скажу, он тебя позовет, чтобы подобрать годные. Кого старшим для такого серьезного дела думаешь поставить?

Старший орудийщик почесал затылок и уверенно произнес:

– Шуйгу я старшим поставлю. Воин он серьезный, сам из бывших дружинных. Ногу ему немного покалечило на службе у Ярослава, так он пару лет в охране караванов ходил, а потом вот к нам попросился. Его расчет на онаграх у меня самый крепкий, да и у других орудийщиков он в большом уважении. В кулаке всех будет держать. Ему бы еще с полсотни воев охраны придать нужно, всегда ведь хорошо, когда орудийщиков прикрывают пешцы.

– Будь по-твоему, – согласился Андрей. – Три дюжины твоих людей из дальнобойной орудийной рати и еще полсотни воинов для прикрытия пойдут под началом Шуйги. Полусотню придадим из ладейной охраны, все равно им обратно из Полоцка рекою не раньше середины мая выходить. Старшим над ладейщиками я Фрола поставлю, боевитый и опытный он уже воин, хоть и молодой. Зайдете все ко мне с утра, хочу вас с Назаром познакомить, он к нам от литвинов не так давно пришел, хорошо знает те места, где ребятам скоро воевать придется. Вот и потолкуете. Кстати, вместе с твоими онаграми и он с пятеркой пластунов тоже отправится обратно в Вильно. Так что хороший у них попутчик будет. * * *

До вечера оставалось еще часа три, и, посмотрев, как на большом воинском полигоне перед усадьбой оттачивают свой боевой навык старшие курсы ратной школы, Андрей заехал в бумажную мастерскую. Подмастерья, сверяясь с листочками, выкладывали свинцовые буквы литеры, а рядом на специальных столиках переплетали уже отпечатанные и собранные книги опытные мастера.

– Вчера последнюю книгу «Арифметику» отдали, – делился итогами своей работы главный бумажный мастер Чеслав Твердилович. – С теми пятью десятками «Азбуки», что мы до этого сладили, у нас уже ровно сто их вышло. Вот теперь как только совет академиков новый учебник для школы одобрил и мне его передал, так и мы сразу же в работу запустили. Как я ранее подсчитал, на сто страниц у нас эта третья книга выходит, и название у нее такое мудреное – «Естественная история», вот как она называется. Первую пробную-то мы уже распечатали, вон Кирилл ее уже начал переплетать и сшивать, – кивнул он на работающего за переплетным столом мастера.

– Всего ли хватает вам, Твердилович? Может, краски или материалов каких есть нехватка? – поинтересовался Андрей. – Ты говори, не стесняйся, дело-то у тебя зело важное, без этих книг ни о какой грамотности говорить не приходится. А без нее нам никак нельзя жить дальше, мы с тобой об том уже не раз разговоры вели.

– Всего нам хватает, Андрей Иванович, – покачал головой старший мастер. – Времени вот нам только нужно побольше. Дело это весьма кропотливое, и суеты и спешки оно очень не любит. Чуть только ты поторопишься – и все сразу испортишь. Вон, при печатанье этой самой азбуки сурьмы мы лишнего в свою краску добавили. Чернила с того густые получились, и с полсотни листов я опосля на печатном прессе испортил. Теперь-то, конечно, умнее наперед уже буду. Но ведь до всего нужно через свои шишки дойти. А как по-другому? Скажи, Иванович, а сколько еще тех книг у нас для печати будет?

– На твой век, Чеслав Твердилович, я полагаю, уж точно хватит. Думаю, что не менее пары сотен еще будет, – с улыбкой сказал Андрей и засмеялся, увидев округлившиеся глаза собеседника. – Сейчас каждый наш академик особое личное задание получил: за полгода он должен изложить свои знания на бумаге и подготовить эту свою новую научную дисциплину к печати. Вот подожди, еще немного времени пройдет – и я ведь до тебя тоже доберусь. Через пару лет ты, как и все остальные, будешь вечерами пером по бумаге скрипеть и передавать все хитрости вот этого своего бумажного и печатного дела потомкам. А пока вот от Мартина Горста мы такую науку, как литье стекла, ждем. От греческого каменного зодчего Александра – архитектуру, а от моих Марты и Эрика – латинский, немецкий, шведский языки, и даже еще вдобавок античную историю. Главный наш поместный затравщик Томила Завидович вместе с пороховым мастером Добрилой Воятовичем тоже над книгой «Элементы и вещества природы», или, если ее по-другому назвать, над «Химией», совместно корпят. Один лишь только Кузьма от этого важного дела отбивается, все никак не может он свою «Механику» начать. Мы и у архиепископа новгородского уже прошение испросили, дабы приступить к печати Библии и Закона Божьего. Ответа нам пока на это прошение не дали, как видно, священники думают: а нет ли тут чего-нибудь греховного? Я, признаться, и сам даже две книги начал писать, называются они «Тактика ведения войны» и «География». Правда, вот времени работать с ними у меня нет, всегда что-нибудь да отвлекает.* * *

К середине сентября, несмотря на непогоду, подготовка к дальнему походу в поместье стала видна и невооруженному глазу. Чинилась и проверялась лошадиная сбруя и все походное имущество. Из войсковых амбаров развешивался и распределялся по седельным сумам дружинный провиант длительного хранения и овес для коней. Воинские подразделения проводили боевое слаживание на полигонах и на учебных выходах.

Ладейщики отобрали пять больших судов и готовили их к дальнему переходу к Двине. Двадцатого сентября первый онагр подкатили к поместной пристани. Началась неспешная погрузка имущества того каравана орудийщиков, что уходили к Полоцку.

– Василий, после ухода вашей конницы к литвинам, примерно через полтора месяца, и остальная часть бригады по льду на запад пойдет. К концу декабря, самое большее к началу января, вы должны будете освободиться у Миндовга и выйти к Западной Двине. С ними или же самостоятельно, но, главное, не позже середины января, вам нужно прийти к Пскову. Запомни. К этому времени мы вместе с новгородским ополчением должны будем освободить этот город от немцев и потом выступить по направлению к Дерпту. Вот тут-то и нужна будет помощь твоей конницы и дружины князя Ярослава. С ним мы грамотами уже обменялись, и он все эти планы по зимней войне одобрил. До осени Всеволодович должен будет управиться со своими делами в Переяславле, во Владимире и в Чернигове, а потом он придет со своей дружиной в Ливонию. Сейчас там, в центральной Руси, большая свара идет, дело даже до междоусобной войны дошло, но вроде бы Михаил Черниговский в итоге уступил Ярославу, а мятежников новгородских он от себя погнал. Вот они всей сворой-то в Псков и устремились. Гремучая смесь образовалась теперь в этом городе: традиционная псковская вольница, новгородские склочники и лихоимцы, да еще и плюс немцы, причем от Ордена меченосцев и епископа дерптского. Такую заразу только лишь каленым железом выжигать, чем мы и займемся этой зимой.

К стоящим у пристани командирам подходила сотня парней из последнего выпускного курса. Во главе своего взвода вышагивал Славка.

– Подтянись! – донесся крик сотенного. – Курс, смирно! Равнение налево! – И грязные, уставшие после ратных занятий на учебном полигоне курсанты, зажав в руках длинные пики, лихо топали по грязи.

– Вольно! – козырнул Сотник, рассматривая проходившие мимо шеренги.

– Глянь, бать, как княжич-то вымахал, – кивнул Василий на Славку. – Ну, вылитый ведь отец. Статью, лицом шибко он на Давыда похож. Учителя говорят: прилежный парень, и дядьки-воспитатели его хвалят. А ведь такая тютя раньше была, вся прямо разбалованная и слезливая. А сейчас-то вон – мужчина, воин!

– Да-а, возмужал парень, – кивнул Сотник. – Скоро выпустится, к отцу в Торопец в помощь уйдет. Небось, не забудет там наше учение. Его курсу в эту зиму тоже в походе участвовать. Я у Мстиславовича уточнил: может, говорю придержать Славку, лучше в крепости его оставить? А он мне отвечает: «Не вздумай даже! Пусть все и дальше, как у вас положено, идет. Тем более вон, в командиры взводные он вышел, за ребят своих теперь отвечает». Но все равно мыслю я, что ребяток поберечь надо, – словно разговаривая сам с собой, произнес тихо Андрей. – Молодые еще, кровь играет, лезут напропалую безо всякого опасения, а немец – он воин серьезный.