На Запад!

Глава 4. Речной путь к Полоцку

Пять андреевских ладей, груженных онаграми и орудийным припасом, прошли вниз по Поломети, затем по реке Поле до Ильмень-озера, и уже с него они выгребли в Ловать.

– Поднажмем, братцы, веслами поработаем, а совсем скоро по правому борту возле Юрьевского селища большой выгон покажется! Вот как раз там-то мы на ночевку и встанем! – крикнул Фрол, подбадривая гребцов. – Почаще меняемся – потуже гребем!

– Ну, ты чего, ладейный, хороший ведь здесь берег, – не согласился с ним Шуйга. – Вона, глянь, вокруг дерево для костра есть, вода совсем рядом, а бережок пологий. И чего людей-то тяготить, когда три сотни верст весельного пути еще впереди? Вдосталь еще намашутся, поди!

– Старшой, отойдем-ка мы с тобой вон туда? – кивнул на корму ладьи Фрол. – Поговорить мне с тобой нужно.

– Ну, пойдем, пойдем, ладейный, – усмехнулся орудийщик. – Чего бы с хорошим человеком да с глазу на глаз не поговорить?

– Шуйга Третьякович, тебя командир бригады поставил старшим в боевом, в ратном походе, так? – спросил его, прямо глядя в глаза, Фрол.

– Ну, так, – усмехнулся тот. – А дальше-то что?

– Вот и потерпи ты до него, до этого самого похода. Через три седмицы, Бог даст, мы в Полоцк придем и выгрузимся там, вот тогда ты и принимай командование над всем отрядом. А пока мы здесь, по ладейной водной дороге идем, давай уж я постаршинствую? Как-никак уже ведь с дюжину раз тут проходил. И ратился я здесь не единожды, и даже тонул, а один раз так и стрелу от вражины схлопотал. Так что эта дорожка обильно моей кровью и потом полита, чай, уж знаю, что говорю. Вот ты кричишь: «А ну, приставай к берегу!» А знаешь ли вообще, что это за берег? А тут ведь ежели с полверсты вглубь пройти, то большое болото под названьем Дрябь начинается. Вот высадимся мы в таком гнилом месте и будем потом все мучиться. Вокруг ведь все сырое, вода здесь худая, костра хорошего не разжечь для обогрева, один лишь дым с тех вот дров. Мучение у нас здесь получится, а завтра ведь опять целый день веслами грести. И как вот такое да с устатку? Сейчас ведь уже осень, летом-то еще поприветливее эти места, а вот ныне и не каждый берег нам подойдет. Ну и чего думаешь, старшой, будем мы здесь приставать или же маненько дальше пройдем?

Шуйга молча постоял, оглядывая неприветливый берег, и махнул рукой.

– Рыжая голова у тебя, Фролка, и сам-то человек ты бедовый, но вот речь разумную ведешь. Будь по-твоему. Коли уж у тебя опыт в таких вот речных походах богатый, так, значит, быть по сему – главенствуй по ладейному пути аж до самого Полоцка, а уж потом я сам в старшинство встану. – И пошел с кормы.

– При чем здесь рыжая голова и с чего это я бедовый? – пожал плечами подпрапорщик. – У меня вон уже семья, сын. Да успокоился я давно. А-а-а, – махнул он рукой. – Слушай мою команду, робята: новая смена гребцов, на весла, старая пока отдыхает! Еще пара смен – и место нашей стоянки откроется. – И сам же подскочил к шестому веслу по правому борту. – А ну-ка, Стерля, слазь со скамьи, дай теперь я сам разомнусь! Шуйга, а ты бы задал нам ритм! – крикнул он, озорно подмигнув орудийщику. – Поглядим вот, какая смена у нас крепче.

«Раз! Раз! Раз!» – пронеслось над водой. Весла дружно вспенили мутную воду реки, двигая ладью на юг. А вслед за ней споро заработали и на других четырех.

Погода начала портиться. Зарядили дожди. В начале октября речной отряд подошел к укрепленному городу Холму. Воевода Ратибор встретил андреевцев самолично на пристани.

– Здравы будьте, воины славные! – крикнул он, стоя на причальных бревнах. – Мои дозорные нас еще загодя предупредили, что на ладьях ваш флаг полощется. Для бригадных у нас всегда здесь уважение и почет.

– Здрав будь, дядька Ратибор! – крикнул Фрол, махая рукой с носа подходящей ладьи. – Хорошо у тебя дозорная служба поставлена, мы вон еще вдали веслами машем, а ты о нас уже тут знаешь.

– А по-другому здесь никак, Фролка, – подкручивая седой ус, усмехнулся воевода. – Крепость-то почитай что порубежная, в Пскове нонче немец стоит, литвинам у нас доверия нет, а в окрестностях вон снова разбойничьи ватаги хозяйничают. Так что сторожко мы тут держимся. Принимайте концы да крепите ладьи лучше. Вона какой ветерок-то порывистый, – кивнул он стоящим наготове с баграми людям. – Небо с заката все черное, как бы непогода не разыгралась.

Три дня пришлось пережидать в городе-крепости речному каравану. Воевода оказался прав: задул сильный ветер, и по реке шли с пенными бурунами волны.

– Не спешите, передохните маненько здесь, вам ведь до Усвятских волоков еще почти что сотню верст вверх на веслах идти, – предложил старшим каравана Ратибор. – Потом уже, как волна сойдет, и самим ведь будет легче грести.

– Переждем, – согласился с крепостным воеводой Фрол. – Вот сорвет ненароком какое дерево али бревно с берега утащит, и не больно-то его заметишь в таких вот волнах. А скажи-ка мне, дядька, неужто опять разбойные расплодились на волоковой дороге? Всего ведь пять лет прошло с той поры, как мы здесь «волков» и «медведей» угомонили. Выходит, что опять взамен им новые злыдни появились?

– Ну да, появились, а чего нет-то? – проговорил, нахмурившись, воевода. – Время ведь худое пришло, страшное и голодное время. Торг плохой был, а вот купцов мало в эти годы волоками ходило. Свое жито в полях у мужика не вызрело. Мор страшный в округе пошел. Ладно хоть ваши хлебные ладьи к нам заходили. У меня в крепости, небось, пол-округи эти два года на вашем зерне пересидели. Если бы не оно, то… – и он перекрестился на образа. – А так пусть хоть и в голодухе, но ничего, как-то вот всем миром и пережили лихолетье. Это-то лето все уже обратно в свои селища разбрелись, отсеялись присланным семенным зерном. Нонче вот мы уже со своим урожаем зимовать будем. Скотинки только мало, поели ведь ее всю. Но и это поправимо. Купеческие караваны-то обильно теперь пошли, небось, навезут нам все потихоньку. Стоим же мы на оживленном, на самом что ни на есть торговом пути. А вот с разбойными да, тут худо. Расплодилось их много вокруг. Кого-то мы все же сумели побить, я вот пару раз выскакивал на ближние волоки с конной полусотней. Князюшка полоцкий Святослав Мстиславович присылал туда сотню, и у него ведь тоже доход сильно падает с уменьшением прохода караванов. Дружинные полоцкие многих лиходеев в округе посекли, но вот ушла княжья сотня – и они опять из своих нор повылезли. За пару седмиц до вашего прихода до нас весть худая дошла, что они одинокую ладью на Усвятах разбили и всех, кто в ней там был, посекли. А так время от времени щиплют купеческие караваны, подходят к купцам и за большие деньги безопасный проход предлагают. Коли те отказываются, так стрелами их осыпают и даже волоковые артели бьют за проводку несогласных.

– Эх, времени у нас мало, – вздохнул Шуйга. – Было бы его побольше, то подчистили бы мы тут округу. А так нам нужно до волоков дойти, потом по ним проскочить и еще вниз по Западной Двине идти. А уже совсем скоро лед начнет появляться. А нам ведь еще и до Полоцка рекой плыть.

– Да я понимаю, – махнул рукой Ратибор. – У вас дело ратное, чего уж, не вижу, что ли, я, как вы боевито идете? Ничего, помаленьку и мы сами подчистим здесь лиходеев. Сейчас народ к ним уже так идти не будет, как ранее. Зачем ему кровушку лить, коли он и мирным трудом себя прокормить сможет? Так, если только остолбени какие или балмошные. Сами мы здесь с ними управимся. Лишь бы набегов от литвы да от немцев на нас не было.

– Да уж не будет более, – с прищуром проговорил Шуйга. – Первых-то угомонили давно, Бог даст, и до вторых тоже совсем скоро дотянемся. А Андрею Ивановичу мы доложимся по волокам, глядишь, и пришлет он сюда на пару месяцев сотню пластунов. А чего? Пускай ребятки порезвятся. Ты, воевода, подумай о другом: совсем скоро через тебя большая воинская рать пройдет, может, и вы захотите к военному походу примкнуть? Сам вот только что рассказывал, что у тебя, окромя крепостной, еще и полусотня верхоконных для дальних выходов имеется. А может, и в ополчении боевитые пешцы есть?

– А на кого, мил человек, та рать-то пойдет? Чай, с литвинами у нас крепкий мир после Усвятского побоища, – спросил с прищуром Ратибор. – Никак, дружинные, вы немца воевать будете?

– А у тебя голова на плечах есть, вот ты сам и додумай все дальше, – улыбнулся Шуйга. – Не вправе мы о таком говорить. Да ты, я вижу, и сам догадливый. Только вот раньше времени о своих догадках никому не рассказывай.

– Хм… Понял я тебя, – хмыкнул воевода. – Поглядим, поглядим, можа, и правда сходить с дружиной. А то засиделись мы тут за стенами, обленились и даже брюшком начали обрастать. А доброму воину – это ведь как и волку: ему бегать нужно.

Холмская крепость пропала в пасмурной дымке за кормой. Выходили от ее пристани с попутным ветром под парусами, и целую седмицу гребцы были без работы. Уже перед озерами Сиверс и Ордосно пришлось немного и им поработать. Самый короткий Воробьевский волок прошли быстро. Срядились с артельным старшиной, и первую ладью умелые мужики подтянули ко взводу, к двум здоровенным утопленным в воду бревнам.

– А ну, пошли, родимые! – и два тягловых быка потянули ее за толстые гужевые постромки. С боков пристроилась дюжина артельных, и ладья медленно, со скрипом пошла по гладким бревнам. Выйдя из воды, судно скользнуло уже на жирно смазанные салом бревенчатые хода, в конце которых ее ждали здоровенные дроги. Перевалив на них ладью, запрягли десяток лошадей, и пошла сухая волоковая дорога, или, как ее еще здесь называли, бечевник. Все пять ладей держались кучно. Рядом шла во всеоружии воинская полусотня и ладейные команды.

– Не боись, старшой, – окинув взглядом весь караван, обратился к Фролу старшина артельных. – С такой-то вот боевитой охраной вам никто уже здесь не страшен. Не полезут на вас лиходеи, чать, уж не дураки ведь они – на булатную острую сталь голым пузом кидаться.

– Береженого, Никодим, Бог бережет, а вот разинь и бестолковых смерть пасет! – ответил ему ладейный старшина андреевцев. – Не боимся мы, просто привычка у нас такая.

– А-а, ну-у, так-то да-а, – протянул дядька уважительно. – Ежели привычка, то тогда оно конечно. А так-то у нас на Воробьевском не больно-то уж сейчас озоруют. Это вот на большом, на Усвятском, там да-а, там вот сторожко нужно будет держаться. А что, не шутки, целых двадцать верст ведь все же бечевником идти.

– Дядька Никодим, а есть ли на нем артельный старшина Ухват? – спросил его Фрол. – Помню, лет эдак пять назад знались мы с ним.

– Да, а чего нет-то? Конечно, есть, – усмехнулся тот. – Почитай, что его артель как раз-то и есть на Усвятах самая крепкая. У многих работу он там перебивает. Даже разбойные не больно с ним связываются, потому как у Ухвата людишки подобрались все боевитые, и оружие у них, пожалуй, что даже не хуже, чем вон у ваших людей, – кивнул он на разбившийся на боевые десятки отряд. – Сам-то он в последнее время не так уж часто на бечевник встает, стрелу в ногу в прошлое лето получил, вот и прихрамывает. За него сейчас все больше сынок его старшенький, Васятка, теперь по волоку ходит, ну а Ухватушка – он больше на своем подворье заправляет. А подворье-то у него хорошее, крепкое, там и для отдыха купеческих гостей места много, и для умельцев, что ладьи чинят, да и так всяких амбаров да сараев понастроено в избытке. Разжился мужик. А все у него в гору пошло с того самого времени, как он с нужными людьми подружился, с теми, которые с ватагами Семена «волка» и Гришки «медведя» на Усвятах покончили. Он вон даже в голодное время всех своих людей сохранил и даже достаток приумножил.