На Запад!

Глава 8. Бескровная победа

В городе шли волнения, его будоражили слухи.

– Немцы выгребают все зерно из амбаров и вывозят его обозами в Дерпт и в Ригу, – шептались соседки, стоя на улицах возле дворов.

– Опять хотят голод нам устроить! – горланили подвыпившие ремесленные, сидя за длинными столами на питейном дворе. – А бежавшие сюда из Новгорода и Чернигова Внезд Водовик и Борис Негочевич со своей чадью и людьми им во всем этом потакают. Пригрели мы у себя змей! Ох, не зря их от себя новгородцы погнали!

– В этом году урожай хороший был, а вот цены на хлеб так и держат высокими! – орали на торгу людишки. – Чего нам и дальше с голодухи тут пухнуть?!

– А вы знаете, что епископ дерптский Герман намедни свиток прислал, а в нем указание для посадника Паскала, чтобы с православных храмов поборы в двойном размере брать? – вопрошал братию монах Ануфрий.

– Немцы насильно повсюду латинскую веру насаждают и у нас в городе тоже по весне побоище устроят для всех тех, кто свою веру не оставит! – шумели толпы на площадях. – А местная власть им во всем потакает! Гнать посадника с тысяцким! Не о народе эти псы пекутся, а о себе!

Люди тысяцкого Николы Сыркова попробовали было отловить самых рьяных горлопанов и даже схватили на торгу двоих, но были сильно биты толпой. В немецкую полусотню, пришедшую на помощь стражникам, полетели камни. Те обнажили мечи и ринулись рубить люд. Неожиданно сбоку, из малой боковой улочки по ним вдруг ударили из самострелов, и, воспользовавшись замешательством, на воинов бросились со всех сторон простолюдины с дрекольем. Потом у людей вдруг появились копья и мечи, и оставшийся в живых десяток бежал к детинцу.

– Немцы народ бьют! – неслись с криками толпы по улицам.

В городе начался мятеж!

– Нужно слать гонцов к епископу за подмогой! – принял решение на малом совете рыцарь Готтлиб. – У меня здесь только лишь три сотни воинов, а все остальные под Дерптом гоняются в лесах за вирумцами.

– У нас две сотни верных людей есть, – проскрипел Внезд Водовик. – Было и больше, но многих князь Ярослав побил.

– Из моей тысячи едва ли треть за нами пойдет, – вздохнул псковский посадник. – Люди зело озлоблены, надо с ними договариваться и увещевать, иначе худо будет. Может, все-таки откроем для всех амбары? Это хоть на время толпу угомонит.

– Нет, никаких уступок мятежникам! – стукнул по столу кулаком Готтлиб. – Почувствуют один раз слабину – потом постоянно силой для себя все будут выдирать! Если мы сейчас вырежем в городе самых буйных, то с дурной вольницей на будущее будет покончено! Нужно срочно слать гонцов к епископу!

Ночью тайно из крепости выехал десяток всадников и поскакал по дороге в сторону Дерпта.

Город в серой рассветной мгле просыпался под тревожный рев сигнального рога. Била в колокол та воинская сотня, что дежурила на крепостных стенах. Позабывшие про недавние распри и пролитую кровь горожане лезли наверх и смотрели, как к городу подходят несколькими потоками воинские рати.

– Ярослав, это князь Ярослав вернулся, вон его стяги реют! – шумели люди, вглядываясь в дружинное конное войско. – А вот и Андреевские с косым крестом. С севера Новгородское ополчение пешком топает.

Конные тысячи остановились, не доехав с полверсты до главных городских ворот. Три сотни пеших воинов прошли дальше всех и остановились, немного не доходя до рва.

– Мечите стрелы! – кричали посадник с тысяцким, пробегая через боевые ходы стен со стоящими там стрелками. – Бейте во вражью рать из самострелов!

– Дэк не достанут же они. Чего припас-то понапрасну тратить? – отвечали крепостные сотники. – Вон ведь как встали они разумно: на самой границе подлета замерли их ряды. Да и не лезет никто вперед, смирно все стоят, и никакого осадного припаса у них при себе нет. Может, сказать чего они нам хотят?

– Люди добрые, граждане боголюбивого Пскова, слушайте меня! – раздался крик от стоявших перед рвом пеших сотен, и вперед вышел немолодой воин в хорошей дружинной броне. – Я Мартын, по батюшке Андреевич, сам защищал ваш город и град Юрьев вместе с князем Вячко от немцев. Отстаивал от них Изборск, ходил с вашим ополчением на Медвежью голову и к столице меченосцев крепости Феллин за озеро Выртсъярв. А теперь вот пришел вместе с вашей родней, с соседями и друзьями, с теми псковичами, что стоят за моей спиной, для того чтобы выбить чужаков-иноземцев из родного нам города. Не дело это – править им православным и свободным людом! Не место им здесь!

– А чего столько войск-то понавел сюды, Мартынка?! – выкрикнули насмешливо со стен. – Вона, все предместье аж ратниками забито. Тебя-то мы вроде как знаем, а про какую еще родню ты нам тут толкуешь? Моя родня у меня вроде как вся здесь вон, за стенами. О каких еще псковичах ты речь ведешь, дядька?

– Дык войска-то те не супротив вас пришли, а против немца, – ответил с достоинством ветеран. – Выбивать их с русской земли время настало. А насчет псковичей – так вот же они за моей спиной все стоят. Не пожелали они под немцем жить и в Нарву ушли. Там ныне большая часть из ваших земляков обретается. Да вы и сами, поди-то, знаете. Сколько уже туда люда псковского уехало! Многие с женами и с детьми, а кто и просто так. Жизнь-то у вас в граде несладкая нынче под прислужниками иноземцев.

– Шеломы снимите, братцы, пускай видит народ, что не обманываю я их! – крикнул он, обернувшись к своему строю. И три сотни пешцев обнажили свои головы.

– Батюшки святы, Якимка, Ванька, вы ли это?! – закричали со стен. – А вон Ефимка, столяра Наума сын. Третьяк, Третьяк, гляди, брат твой пришел, вон он в первом ряду стоит, живой!

– Где-е?! – закричали на стене.

– Да вон же он, вон, в самой середке, прямо за Мартыном, такой же, как и ты, рябой!

– Варлампий, михрютка ты сиволапая! Когда три векши долга отдашь?! Думал, что коли в Нарву ушел, так я забуду?!

– Месток! Пошли сюда, чего ты под стеной-то стоишь, мед-пиво пить будем!

– А ты калитку иди отрывай! Каравай с хлебом-солью и хмельными медами приготовил, а, балабол?! – откликнулся из воинских рядов сотенный пересмешник. – А то ты, Кондратка, за чужой счет-то вечно любишь гулять! Где компания честная сидит, туда и ты бочком втискиваешься!

Со стен послышались смешки, и покрасневший мужик спрятался за чужие спины.

– Вижу, что признали своих! – крикнул, глядя вверх на стены, Мартын. – Старший в нашем войске – князь Ярослав Всеволодович. Просил он вам передать, что зла на люд Пскова за прошлые обиды не держит и предлагает запустить его войско в град по-доброму, по-свойски. Спрос у него только лишь с нынешнего тысяцкого и с посадника, что вас супротив него и Руси настраивали, ну и, конечно же, с немцев. Выдайте их нам всех, и мы дальше на Дерпт пойдем. Хотите, так к нам присоединяйтесь, а коли нет у вас желания с нами заодно идти ратиться, так воля ваша, мы и сами с немцем справимся. Вон сколько нас пришло, поглядите! – и обвел рукой все заполненные воинами предместье. – Ждем ответ от вас завтра здесь же поутру!

Войска союзников отошли на версту и расположились большим лагерем.

Город бурлил. Драли горло на каждом перекрестке улиц, в торговых рядах и на площадях. Мнение жителей, как им быть, разделилось. Большая часть была за то, чтобы поклониться Ярославу, но были и такие, которые боялись его гнева, зная твердый и властный характер князя. У кого-то были руки, замаранные кровью от расправы с его сторонниками. Кто-то опасался ссоры с немцами, справедливо указывая, что они, дескать, вот, рядом, за озером, а князюшка уйдет после набега в Переславль, а потом латиняне с Пскова по полной спросят, также как в свое время и с Юрьева, где весь православный люд был вырезан под корень. Многие боялись утратить городские вольности. Единого мнения не было.

– Не можно нам Ярославу выдавать своих людей для расправы! – орали особо горластые и весьма умелые в спорах люди. – Сейчас вы им нашего посадника с тысяцким вместе с беглыми новгородцами выдадите, а ведь это его только раззадорит, и он начнет потом среди простого люда виновных искать! Многие ведь добро от порушенных подворий по своим дворам растащили! Чего теперь, каждого, что ли, за это казнить?! И немцев нельзя нам забижать, пущай вот он сам с ними на их земле ратится, чтобы не на нас их кровь была!

Утром подошедшему к воротам Мартыну было оглашено далеко не единогласно принятое решение городского веча. Псков готов поклониться князю Ярославу и просит от него на княжение одного из сыновей, дабы он с дружиной во граде стоял и был бы твердым гарантом того, что придет вдруг какой враг к стенам, то и отец его поспешил бы на помощь. А те все вольности, что у горожан есть, сохранились бы, и чтобы крови виновных перед ним Ярослав бы не возжелал. А дал бы он уехать из града всем тем, кто не захочет под ним быть. И безо всякого зла бы он их отпустил.

– Условия они мне тут ставят! – горячился Всеволодович. – Ох уж эта мне псковская вольница!

Однако, посоветовавшись с ближниками, он согласился с тем, что тратить время на осаду огромного города и лить в нем кровь было бы неразумно. Все равно ведь Псков и так возвращался в его владения и выходил из сферы влияния дерптского епископа и Ордена меченосцев. А поставив на ключевые места своих людей, его можно было бы затем контролировать.

Под вечер из распахнувшихся ворот начали выходить все те, кто не захотел оставаться при новой власти. На запад в сторону Дерпта шли три немецкие сотни, две новгородских мятежников Внезда Водовика и Бориса Негочевича и еще около четырех от смещенного посадника и тысяцкого Пскова. За ними катил большой обоз. В нем увозили семьи и то добро, которое успели собрать.

– Ничего, мы уже совсем скоро увидимся, – процедил сквозь зубы Ярослав, пристально разглядывая длинную колонну.

Наутро под ликующие крики толпы он вступил в город во главе своих войск. Псков ему удалось вернуть бескровно.