Лицо войны. Военная хроника 1936–1988

На следующий день мы меняли дислокацию, и так каждый день подряд – очень весело, будто мы цыгане или бродячий цирк. Длинная колонна ползла по дорогам, сирены бронемашин вопили на каждом повороте, а пыль укрывала нас, как шатер. Мы разбивали лагерь в полях, и стоило нам встать, как бурную работу начинали наши отряды снабженцев – их задача состояла в том, чтобы успеть купить местных гусей, уток или кроликов до того, как они достанутся другим солдатам. И, разумеется, вино. Один итальянский крестьянин предложил нам купить пяток гусей, если мы приедем в его деревню – всего-то четыре километра отсюда. При чуть более подробном расспросе выяснилось, что его деревня по-прежнему под контролем немцев, так что от затеи отказались. В тот вечер мы устроили прекрасный, даже расточительный ужин, который ели, сидя на стоге сена, – ничего общего с обычными нашими ужинами из консервированных пайков рациона «B». Но все были так расстроены новостями из Польши, что ужин не удался. Все уланы думали о своих семьях, переживших – или нет – почти пять лет немецкой тирании, и с отчаянием гадали о том, что же им придется вытерпеть от русских.

Ранним утром мы на пяти машинах отправились на разведку, руководил предприятием Эмиль, командир второго эскадрона. Он проинструктировал нас, привстав в своей машине. Я не поняла ни слова, зато уловила его очаровательно веселый тон и учтивый поклон, с которым он закончил речь. Мы сидели на крышах разведмашин, наслаждаясь солнцем, воздухом и окружающими красотами. На эту прогулку мы выдвинулись, чтобы найти пути, где бронемашины смогут двигаться по пересеченной местности, вне дорог. Мы проезжали мимо дворов небольших ферм, где сонно бродили крестьяне в мятых шелковых пижамах и халатах. Трудно представить себе что-то более странное посреди войны, и мы с фермерами одинаково пристально смотрели друг на друга. Мы купили у них уток и вина, а когда вернулись, узнали, что эскадроны Поппи и Джорджа пошли в атаку на немцев. Внезапно опустился туман войны.

Никто не мог найти майора. А он, столь же любознательный, сколь и храбрый, опередил наступающие войска – и бронемашины, и пехоту – и помчался на своем джипе на окраину города, который мы, видимо, собирались взять. Майор был совершенно один, но несколько точных выстрелов немецкого миномета убедили его, что лучше не вести войну в одиночку. Он вернулся в штаб около часа дня с информацией о позициях немцев и в приподнятом настроении.

После обеда мы вернулись на фронт и застали остальных в патовой ситуации. Пехота залегла на позициях, немецкие противотанковые орудия работали, солнце жарило нестерпимо, и ничего не менялось. Вокруг валялось огромное количество недавно выкопанных мин: противотанковые похожи на дрянные сундуки для инструментов, противопехотные смахивают на дрянные же сигарные коробки. Вокруг позиций эскадрона Джорджа ходили солдаты с острыми альпенштоками, прощупывая поля, чтобы обнаружить побольше мин, а Джордж сидел во главе длинной вереницы бронемашин и ждал. Эскадрон Поппи попал под обстрел. Нас слегка обстреляли накануне вечером в нашем лагере – в целом все выглядело так, будто все возьмут паузу и дадут поработать артиллерии.

День вышел беспокойным, хотя линия фронта никак не изменилась. Потери были незначительными, лишь несколько машин повредило во время обстрела. Дальше полк получил приказ отступить и передать позиции пехоте. Видимо, так выглядит война в бронетанковом полку: в первый день происходит очень много всего, во второй ты сидишь в стогах сена, а на третий тебя вдруг выдергивают с фронта. Уланы были довольны первой за три недели возможностью отдохнуть, так что мы вернулись на место, где уже стояли лагерем, и весь полк тем вечером пытался помыться в переносных холщовых рукомойниках или с помощью итальянских оросительных труб.

На следующее утро солдаты пришли на службу в церковь, и каждый выглядел безупречно. Если пятеро мужчин прожили в броневике достаточно долго, он постепенно становится для них чем-то вроде туристического трейлера. Это и бар, и холодильник, и сундук, и туалетный столик, а еще резвая стальная машина, из которой торчат пулеметы. Капеллан Джонни – ему лет тридцать, и ему нравится быть солдатом – отслужил мессу довольно робко, будто чувствовал себя не в своей тарелке. На службу пришли и деревенские: старушки и молодые женщины с кружевными косынками на головах и четками в руках. В церкви над алтарем висела очаровательная картина: волхвы видят Вифлеемскую звезду, и пес рядом с ними тоже задрал голову и смотрит на нее.

На службе чистые загорелые лица поляков спокойны, почтительны и немного печальны. Среди них стоял майор – немцы помиловали его, и ему приходилось сначала прислуживать фельдфебелям, а потом работать на огромной ферме вместе с другими рабами-поляками. Он сбежал оттуда, и еврейская подпольная организация тайно вывезла его из Польши через Чехословакию и Венгрию. Он не знал, где его жена, и не получал никаких вестей от нее уже пять лет. Рядом с майором стоял Майк, его заместитель, очень молодой, светловолосый и одинокий – с тех пор как его брат погиб в Италии этим летом. Майк с братом бежали в Японию через всю Россию по Транссибирской магистрали, выдавая себя за студентов, которые едут к какой-то выдуманной богатой тетушке в Токио, и сумели вернуться в Египет и в свой полк за неделю до битвы у Тобрука. Был здесь и боксер Хростек, квадратный и крепкий, как дерево, его работой было обнаруживать и обезвреживать мины, чтобы расчистить путь бронемашинам. Недавно ему давали двухдневный отпуск, чтобы он женился на польской медсестре, которая вступила в Польский корпус после четырех лет пребывания в русском трудовом лагере. Первую невесту Хростека убило гестапо, а перед этим ее пытали, чтобы она рассказала, что знает о подполье. Все они стояли здесь, на службе: офицеры и рядовые, друзья и товарищи, – у каждого за плечами собственный длинный путь, и впереди тоже ждет долгая, неясная дорога.

В конце службы они спели свою национальную молитву. Музыка приятна и нетороплива, их голоса уносились через открытую дверь церкви в солнечную, полную мух деревню.

«Боже, долгие века Ты заботился о нашей стране и сохранил ее великолепной; щитом любви Твоей Ты защищаешь нашу родину от несчастий, постигших ее; к Твоему алтарю мы приносим наши молитвы и просим Тебя благословить нашу страну и освободить».

Сильные печальные голоса умолкли, и в церкви воцарилась тишина. Солдаты вышли под жаркие лучи солнца, чтобы отдохнуть и провести субботу в мире – а потом снова сражаться, километр за километром на длинной дороге домой.