Лицо войны. Военная хроника 1936–1988

Готская линия

Сентябрь 1944 года

Разрушенная деревня, асфальтовая дорога и розовато-бурый холм – так выглядела Готская линия с того места, где мы стояли. К деревне, дороге и холму вела пыльная заминированная тропинка, на которой канадская пехота ждала сигнала к наступлению. Канадцы стояли колонной по одному, на большом расстоянии друг от друга, никто не разговаривал, даже их лица ничего не выражали. С холмов позади с непрекращающимся грохотом била наша артиллерия, но никто не обращал на нее внимания. Все слушали, как впереди, словно дятел, застучал немецкий пулемет, и смотрели на небо слева, где из-за разрывов снарядов повисли маленькие темные облачка.

Прямо перед нами работал бульдозер в свойственной бульдозерам манере – как бы не замечая ничего вокруг, по правилам собственного бульдозерного мира. Машина пыталась засыпать часть глубокого противотанкового рва, который немцы вырыли вдоль Готской линии. Бульдозер загреб широким стальным ковшом две мины; они взорвались, машину слегка тряхнуло, водитель снял пробковый шлем и выругался. Офицер пехоты что-то крикнул ему, и водитель повернул большую машину: теперь между ее ковшом и заминированной частью тропы осталось расчищенное пространство шириной примерно в полметра. В этот узкий зазор и пошла пехота. Каждый солдат казался очень одиноким, когда медленно и неуклонно двигался навстречу холмам, которых не мог разглядеть, навстречу любой опасности, которую они таят.

Великая Готская линия, которой немцы грозили с тех пор, как союзные войска прорвали линию Гитлера[52], в иных обстоятельствах представляла бы собой очаровательную горную гряду в Апеннинах. Вокруг ясная, располагающая к мечтаниям погода, какая бывает только на исходе лета; холмы изгибаются под небом, чья синева напоминает о море; жаркими безветренными ночами горы видятся лишь темными округлыми очертаниями под луной.

Вдоль Эмилиевой дороги, окаймляющей подножия холмов, немцы взорвали все деревни, превратив их в бесформенные груды кирпича, чтобы ничего не перекрывало линию огня. Перед уничтоженными деревнями они вырыли длинный противотанковый ров. Перед рвом вырубили все деревья, протянули колючую проволоку среди поваленных деревьев, на склонах берегов и на мелководье реки Фолья – а еще щедро рассыпали, словно семена, бесконечные мины в форме грубых деревянных коробочек, маленьких ржавых консервных банок, плоских металлических блинов – в Италии нет оружия примитивнее и смертоноснее.

На холмах, где начинается сама Готская линия, немцы выстроили и замаскировали бетонные пулеметные доты, теперь они опоясывают холмы и простреливают все подступы к ним. Они вкопали в землю танковые башни, оборудованные длинными тонкими 88‑миллиметровыми орудиями, чтобы никакие танки и бронемашины не прошли по холмам. Добавили еще мин. Взяв за основу творение природы, они превратили этот прекрасный ландшафт в шестикилометровую смертоносную полосу препятствий, где каждый шаг нашего наступления нарвется на сосредоточенный огонь.

И это ужасно – умирать на исходе лета, когда ты молод и уже долго сражался, когда всем сердцем скучаешь по дому и тем, кого любишь, когда знаешь, что немцы все равно проиграют. Только дурак или лжец будет отрицать, что это ужасно, так что в эти дни каждый погибший – еще большее горе, ведь кажется, что конец этой смертоносной трагедии так близок.

Канадцы прорвали Готскую линию, найдя слабое место в немецкой обороне. Мне стыдно писать это предложение, потому что нет слабых мест там, где столько мин, где пулеметы «Шпандау», где длинные 88‑миллиметровые орудия, и если вы хоть раз в жизни видели, как сгорает танк вместе с экипажем, рассуждать о слабости вам больше не захочется. Но если сравнивать с другими участками Готской линии, видимо, оборона немцев в этом месте была не настолько крепка – или это канадцы оказались покрепче, – так что они переправились через заминированную реку, миновали разрушенные деревни, прошли по асфальтовой дороге и вверх на холмы, направляли в образовавшуюся брешь все больше людей и танков, заливали немецкие позиции артиллерийским огнем, подавляли их бомбардировками с помощью ВВС – и через два дня вышли на другую сторону Готской линии на Адриатическое побережье. Но многое произошло перед этим.

Во-первых, основные силы Восьмой армии за три дня втайне от немцев переместились из центра Италии на восток, к Адриатике. И это снова звучит просто, когда написано одной фразой. А на деле это означало, что на три дня и три ночи извилистые объездные дороги через Апеннины и широкие шоссе, буквой V спускающиеся на юг от Флоренции и поднимающиеся обратно в районе Анконы, заполнило такое количество транспорта, какого большинство из нас не видело никогда в жизни. Грузовики, бронемашины, танки, самоходные орудия, джипы, мотоциклы, санитарные машины забили все дороги, и не было ничего необычного в том, чтобы ехать тридцать километров в течение четырех часов. Поток машин стер дороги в порошок, наносы пыли достигали полуметра в толщину, и всякий раз, когда удавалось чуть набрать скорость, пыль вскипала под колесами, как вода. Лица у всех были зеленовато-белыми от пыли, слепящим туманом она поднималась вокруг движущейся армии и застывала над землей густой коричневой мглой.

Дорожные указатели тоже выглядели фантастически, потому что более ста тысяч человек, не знавших итальянского, шли через незнакомую им страну, пытаясь отыскать места, которые нелегко найти даже на пустых дорогах и при отличном знании языка. Сами дороги отмечали придуманными специально для операции символами: изображениями животных или предметов. На указателях красовались кодовые номера каждого подразделения, информация о дорогах (взорванный мост, кратер, мины, трудные повороты), ориентиры, где расположены пункты первой помощи, бензоколонки, ремонтные станции, пункты содержания пленных… Особенно чудесным был знак, который придумали поляки, чтобы предупредить, что в районе свирепствует малярия, – большая зеленая голова мертвеца, а на ней сидит комар. Вдоль побережья все надписи были на польском и английском, а на одном перекрестке предупреждение о минах напечатали на польском, английском и хинди. Повсюду развевались грязные белые ленты, отделяющие безопасную землю от опасной, все еще заминированной. На главных магистралях стояли знаки «Обочины очищены» (то есть земля по обеим сторонам дороги полностью разминирована) или «Обочины проверены» (то есть землю по обеим сторонам впопыхах прочесали и вроде бы мин не нашли, а дальше поступайте по своему разумению).

Итак, эта огромная армия прошла поперек Италии и заняла позиции на фронте длиной в двадцать километров. Восьмая армия, готовая теперь наступать на последнюю немецкую линию укреплений (не считая линии Зигфрида[53]), сражалась, продвигаясь к этим горам, начиная с Египта. За два года, миновавшие с битвы за Эль-Аламейн, Восьмая армия прошла север Африки, Сицилию и весь Апеннинский полуостров. Все эти люди, представители множества народов и национальностей, чувствовали, что остался последний рывок – и они вернутся домой. Да, одним прекрасным днем они вернутся домой: в Польшу, Канаду, Южную Африку, Индию, Новую Зеландию, Англию, Шотландию и Ирландию, потому что в Восьмой армии сражаются люди из всех этих мест, и чтобы вас идеально понимали, неплохо бы говорить на нескольких индийских языках, канадском французском, польском, языке негров Басутоленда[54], а также на всех возможных диалектах английского. Но самое забавное, удивительное и прекрасное – как славно уживается вместе эта огромная человеческая смесь. Долгий путь, который они прошли вместе, песчаные бури пустыни Сахара и грязь итальянских зим, опасность, близость смерти и годы одиночества сплотили их всех и превратили в добрых соседей.

Битву за Готскую линию мы наблюдали с холма напротив, сидя в зарослях чертополоха и глядя в бинокли. Наши танки, похожие на коричневых жуков, вскарабкались на холм, проехали параллельно линии горизонта и скрылись из виду. Вдруг один из танков четырежды вспыхнул ярким пламенем, и другие танки покатились вниз с холма, ища укрытия на склонах. Авиагруппа ВВС – шесть самолетов, кружившихся в небе, словно косяк гольянов, – получила сигнал разбомбить вытянутый холм под названием Монте-Лура, и вот уже Монте-Луру закрыли клубы бурого дыма и столбы взлетевшей вверх грязи. Наша артиллерия молотила по Готской линии, так что повсюду на склонах расцветали клубы дыма, издалека похожие на хлóпок. Теперь уже наши снаряды разрывались, осыпая осколками немецкие позиции на Монте-Луре.

Молодой британский майор, направлявший огонь, сообщил по радиосвязи:

– Должен сказать, я считаю, что наша артиллерия справляется очень хорошо.

Бой, каким мы видели его издали, выглядел крошечным, игрушечным и очень простым. Но в танках были люди, и под деревьями, куда падали снаряды, и под бомбами тоже были люди. Стоял оглушающий шум – что-то подобное можно услышать разве что в кино.

Грохот продолжался весь этот день и следующий, он уже причинял физическую боль. Канадский генерал, командовавший бригадой, наступающей в этом секторе Готской линии, развлекал нас, сочиняя сценарий послевоенной вечеринки в саду, которую он надеялся однажды закатить. Ужин накроют на длинном деревянном столе, покрытом очень грязной белой скатертью; гости усядутся на скамейки, которые время от времени будут опрокидываться. Из одного угла сада механический голос бубнит: «Даю короткий сигнал настройки, принято, конец связи, победа, победа, победа», – непрерывно, весь вечер. В другом углу сада тракторы изображают танки: сначала заведут моторы на полную катушку, грохоча, будто наступает конец света, а затем будут ездить взад и вперед, визжа колесами. В еще одном углу какая-нибудь радиоаппаратура имитирует стрельбу шестидюймовых пушек – просто невозможно описать, насколько это чудовищный звук. В другой уголок сада генерал поставит пылевую машину, которую привезут из Голливуда, чтобы вываливать на гостей пыль итальянских дорог. Затем войдет официант с подносом и выпустит рой из тысячи мух. Что до меню, на ужин будет кусок холодной говядины (закуска), затем тоже не особо разогретое мясо с консервированными бобами (главное блюдо рациона британских войск) и сухарь. На десерт – еще один сухарь с джемом. Чай заварят еще с утра, чтобы к вечеру он был угольно-черным и чуть теплым, с мухами. Если гости будут вести себя хорошо и не привередничать, в качестве награды им нальют на палец порционного рома – напитка, который гарантированно выжжет любому нёбо. Мы сами в Италии ели все то же самое (правда, без рома), поэтому довольно посмеивались над выдуманными гостями бригадного генерала.

Позже, но не помню, когда именно, потому что время все больше запутывалось, мы пересекли реку Фолья и поехали по дороге, которую взяли наши танки, и там мы увидели то, что осталось после танковой дуэли. Американский «Шерман», в котором служил английский экипаж, лежал возле фермы; через дорогу от него догорал немецкий «Тигр» с оторванной задней частью. Башню «Шермана» прошил насквозь снаряд 88‑го калибра. Внутри башни валялись куски плоти и было очень много крови. Перед «Тигром» лежал труп немца, солома закрыла все, кроме двух почерневших рук со скрюченными пальцами, распухшей окровавленной головы и изогнутых ног. Запах пока шел не сильный. Мертвого немца окружили несколько канадских солдат, осматривавших местность, – удивительно, как быстро солдаты начинают осматривать, словно впервые, места, где они только что сражались, возможно, пытаясь узнать, что же на самом деле произошло.