Лицо войны. Военная хроника 1936–1988

«Мы не маленькие мышки»

Май 1985 года

Своим чрезвычайно проникновенным, бархатным голосом президент Рейган объясняет, что Никарагуа – «коммунистическая тирания». Контрас – нанятые Америкой убийцы – «настоящие революционеры, которые борются за свободу». Очевидно, что правительство сандинистов должно уйти. Неважно, что никарагуанцы выбрали его на честных всеобщих выборах, первых в своей истории. «Судьба свободы» то ли висит на волоске, то ли поставлена на карту – не помню, какое именно выражение он использовал. Здесь пожилой, но по-мальчишески задиристый президент может быть прав, но не в том смысле, какой он вкладывает в свои слова.

В марте я бродила по Никарагуа и разговаривала с незнакомцами. Это несчастная страна; столица Манагуа заросла кое-как построенными домами, городки поменьше грязны, деревни еще грязнее, местные смуглые люди ходят истощенными, в изношенной одежде, на горах вырубили деревья и так и не посадили новые, на огромных пустых пространствах пасется немногочисленный скот. Никарагуа выглядит измученной страной, из которой вытянули все соки. И все-таки она очень плодородна, а земли хватает всем, включая даже богачей. Размером Никарагуа с половину Великобритании, но живет здесь всего 3 200 000 человек, половина из которых моложе 16 лет. Все, что нужно никарагуанцам, чтобы нормально жить, – нормальное правительство. И сейчас у них наконец-то появился шанс на такую жизнь.

В пятнадцати километрах от Матагальпы, вдали от атак контрас на севере страны, бесплодный ландшафт сменяют горы, похожие на баварские Альпы, только в тропиках. Для кофейных плантаций нужна тень, так что прекрасные деревья тут пощадили. Неприветливая, хорошо одетая женщина – потомственный кофейный магнат – владеет отелем в этом живописном месте.

– У меня не было никаких проблем с Сомосой. И с этими сандинистами у меня нет проблем. Конечно, я не голосовала. Никто не голосовал.

Никто из таких, как она, – возможно, но в Национальной ассамблее заседают 29 депутатов, представляющих три правые партии.

Земля этой женщины производит больше сотни тонн кофе:

– Приходится продавать правительству по низкой цене. – Три месяца в году она нанимает сотни сезонных работников, кочующих по стране, для сбора урожая. – Сейчас только женщины и дети. Мужчины служат в ополчении. Работать никто не хочет.

– Откуда приходят эти женщины и дети?

– Кто знает? – она пожала плечами. – Когда они заканчивают работу, то возвращаются к себе. Фермеры не хотят ничего продавать правительству, они выращивают продукцию только для себя. – В придорожных лавках фермеры продают сочные фрукты и овощи втридорога; то же самое в Манагуа. – В любом случае они опасаются приезжать в город, потому что боятся, что их призовут в армию.

– А попасть в засаду на дорогах они не боятся? – спросила я. За последние шесть месяцев 1984 года погибли 129 мирных жителей и 69 были ранены в результате атак контрас; это может случиться когда угодно и с кем угодно. – Или что их похитят? – Похитили за тот же срок 163 мужчин; странный способ вербовки «настоящих революционеров». Но даму беспокоит только страх потерять землю. Всю собственность клана Сомосы и их приближенных конфисковали, землю раздали крестьянам.

– У кого-нибудь из ваших друзей отобрали собственность?

– Пока нет, – и это за пять с половиной лет правления сандинистов. – Но продажа кофе теперь не приносит прибыли, зарабатываю я только на отеле.

– Наверное, раньше у вас были более богатые гости? – спросила я.

– Богатых людей и сейчас хватает. Промышленники. Они делают деньги, у них все очень хорошо.

Мой собеседник – молодой человек, которому свойственна бледная красота, ошибочно приписываемая поэтам, он сильно хромает. Мы говорим в маленьком мрачном офисе Сандинистского фронта национального освобождения, правящей политической партии. У молодого человека искривлена правая нога, она короче другой на десять сантиметров – результат увечья, которое он получил еще студентом, сражаясь здесь, на улицах Матагальпы, против гвардии Сомосы.

– Мы бегали с ружьями и бутылками с бензином, толком не зная, что делаем. Но сейчас наша армия все время совершенствуется. Ребята проходят трехнедельную подготовку. Контрас могут каждый день вредить людям, но победить не смогут. Что делаем мы? Ходим по домам, выслушиваем жалобы, объясняем, чем вызван дефицит, рост цен, почему мальчики должны записываться на военную службу, почему мы сейчас не можем сделать больше и быстрее. Люди знают, что идет война, но они ее не видят, только чувствуют экономические трудности. Но если Рейган вторгнется в нашу страну, ему потребуется много времени, чтобы перебить всех нас.

В Манагуа трущобы, старые и новые, называются barrios. Старые – узкие темные дома, похожие на туннели, построенные основательно, с цементными полами. Новые – неустойчивые однокомнатные коробки из досок и гофрированной жести, пол в них грязный, тут живут беженцы из районов, где идут боевые действия. Две веселые женщины средних лет сидят на ступеньках соседних домов в старых трущобах. Они двоюродные сестры, живут здесь уже 20 лет, каждая шьет по 12 рубашек в день за 180 кордоб – это говорит кое-что о состоянии капиталистической системы в Никарагуа. Кордобы – совершенно бессмысленная валюта; короткая поездка на такси стоит 300 кордоб. Но бедных защищают фиксированные цены на продукты на государственных рынках. Кроме того, процветают частные рынки и мелкие торговцы, которые продают товары, выпавшие из грузовиков.

Когда Сомоса, видимо, прощаясь с народом, приказал бомбить и обстреливать Манагуа, пуля из пулемета раздробила пожилой женщине ногу. То было прошлое, а будущее – это ее шестнадцатилетний сын, который в следующем году пойдет в армию. Она неожиданно спросила:

– Война во Вьетнаме была ужасной?

Иностранцы должны знать всё.

– Очень, – ответила я, потому что ничего не забыла.

– Рейган здесь хочет устроить то же самое.

Из-за контрас жить тяжело, «но теперь мы живем своим умом, мы больше не маленькие мышки».

В новых трущобах на жаре худая женщина – почти беззубая, босая, в серовато-черных лохмотьях – лепит лепешки и поджаривает их на дровяном огне на листе железа. Продавая тортильи, она помогает держаться на плаву своей семье – старому больному мужу и двум маленьким детям. Все они беженцы с коста-риканской границы.

– ARDE похитили моих сыновей, двух парней двадцати двух и двадцати четырех лет. Избили их, связали и увезли.

ARDE – это силы вторжения на юге, ЦРУ их вооружает, но, в отличие от контрас, не тренирует.

– С контрас все понятно, это люди Сомосы. Но ARDE – настоящие предатели! Они были на нашей стороне, а теперь нападают на нас. Ходят с пачками долларов, чтобы показать, что они богатые, а мы бедные. Приходят в деревни и забирают все, что хотят: животных, кур, мебель. Убивают людей, а потом бегут в Коста-Рику. Предатели! Во имя нашей страны мы должны бороться с ними. Мы ушли ночью, взяв, что смогли унести. Молюсь о том, чтобы снова увидеть своих сыновей, – они построили свое скромное убежище, вырыли отхожее место, как и все здесь. – Через дорогу есть место с водопроводом. Дети ходят в школу. Рядом есть больница. Правительство мне помогает – тесто очень дешевое.

Эта женщина не жалуется.

Сандинистские чиновники слишком заняты, чтобы принимать случайных посетителей, но у их врагов есть время для общения, и говорят они свободно. Ситуация не очень-то похожа на «коммунистическую тиранию»: капиталисты сохраняют свои капиталы, всячески ругают правительство и публикуют едкие критические статьи в большой ежедневной газете. Получается, президент Рейган лжет – и либо осознаёт, что лжет, либо нет, но любой вариант не сулит ничего хорошего.

В фешенебельной штаб-квартире COSEP, никарагуанского аналога CBI[148], обаятельный промышленник сказал мне:

– 95 % никарагуанцев поддержали сандинистов, когда те пришли к власти. Сомоса был препятствием для развития. Он должен был уйти, – уход Сомосы стоил жизни 60 000 других людей. – Налоги и прибыль нас не волнуют, но нам важно сохранить свободу.

На сегодняшний день в Никарагуа 60 % экономики находится в частных руках, но стоило правительству принять пять законов для регулирования экономики в военное время, как COSEP осудил их за посягательство на свободу. Ведь свобода – это свободная рыночная экономика.

Влияют ли эти законы на его бизнес?

– Нет, у меня небольшое химическое предприятие, в Никарагуа все небольшое. Они считают меня ценным предпринимателем.

А на бизнес его друзей?

– Пока нет, но мы не чувствуем себя защищенными.

COSEP не собирается инвестировать в экономику или сотрудничать с правительством, они сидят сложа руки: новая форма саботажа – пассивность.

– А если бы вы получили власть, какой была бы ваша политика по вопросу социального обеспечения? – спрашиваю я. Сандинисты, к примеру, реализуют кампанию по борьбе с неграмотностью, строят сеть больниц для бедных в стране, где очень широко распространен туберкулез.

– Конечно, социальное обеспечение… – сказал обаятельный мужчина. – Нельзя построить процветающий бизнес с бедными людьми.

Тем временем к концу 1984 года деньги американских налогоплательщиков пошли на убийство 3954 безобидных мужчин и женщин и 3346 детей, выселение 142 980 человек, ставших беженцами, уничтожение 137 благополучных небольших центров для младенцев, клиник, школ, кооперативов, которые сандинисты построили для крестьян. Если бы американские налогоплательщики увидели фотоотчет о проделанной работе, почувствовали бы они, что их деньги потратили с пользой? А план президента Рейгана по дестабилизации Никарагуа движется дальше: потоком льется пропаганда, страну душат экономическим бойкотом, по самым выгодным ценам поставляют в нее смерть и разрушения. Если план Рейгана сработает и Никарагуа погрузится в хаос, подходящие никарагуанцы получат власть на блюдечке от американского президента – что можно считать традицией.

В 1823 году Доктрина Монро[149] постановила, что у США есть задний двор и право его контролировать. С 1909 года, когда США свергли популярного президента Никарагуа, американское правительство активно отстаивало свои собственные кандидатуры на эту должность – при необходимости с помощью морской пехоты[150]. Тиранию клана Сомоса – долгую и настоящую, в отличие от той, которой пугает Рейган, – не осудил ни один американский президент.

Никарагуа на собственной практике доказывает, что бедный народ может отвоевать право самостоятельно выбирать свое правительство. Этим Никарагуа подает плохой пример остальной Латинской Америке. Пьянящая идея национального самоопределения может распространиться на других бедняков в этом регионе. Судьба свободы воистину висит на волоске.

Единственный путь к свержению сандинистского правительства – прямое военное вмешательство США. Возможно, осуществить этот сценарий будет легче, чем во Вьетнаме, но кровь все равно прольется. И в чем же тогда заключается тончайшее нравственное различие между вторжениями Советского Союза в Венгрию и Чехословакию, нацеленными на сокрушение воли обоих народов, и вторжением США в Никарагуа?