Адольф Гитлер и его русские друзья

Легенда о «третьей силе»

Многие молодые эмигранты сделали выбор в пользу Гитлера еще до нападения Германии на Россию. Когда началась война, они не изменили своих взглядов.

Час НТС пробил 22 июня 1941 года. У солидаристов появился шанс отправиться в Россию и занять там какое-то место. В тот день многие из них, вероятно, искренне надеялись, что, разгромив Красную армию, немцы начнут искать национальные русские силы, способные переустроить Россию.

Члены НТС хотели быть на месте, когда немцы зададутся вопросом: кому доверить страну? Для начала они намеревались заняться вербовкой новых членов и организацией местного самоуправления на оккупированных территориях.

Но надежды НТС не оправдались. Гитлер и не думал отказываться от своей программы уничтожения русской государственности. Оккупационный режим нуждался только в подручных для грязной работы. Согласившись служить немецким оккупантам, члены НТС оказались соучастниками военных преступлений гитлеровского режима против русского народа.

Переводчиков, знавших русский, украинский и белорусский языки, немцы набирали с весны 1941 года.

«Требовалось умение быстро переводить письменно с немецкого на русский и обратно, — писал атаман Петр Краснов своему другу Евгению Балабину, — умение вести разговоры. Переводчики поступали в особые школы, где их обучали этой работе. Жалованье было приличное. Жизнь в казарме».

После нападения на Советский Союз появились и другие должности, на которые брали русских, — во вспомогательную полицию. Атаман Краснов пояснил, чем предстоит заниматься: «Борьба с бандитами и партизанами, скрывающимися в лесах, производство расправ с лицами, стрелявшими по немцам из-за угла… Содержание платят очень хорошее».

Некоторые историки говорят о том, что позиция вермахта в отношении будущего России отличалась от точки зрения партии и СС. Это неверно. Немецкие военные, готовясь к нападению на Советский Союз, точно так же ставили вопрос о массовых расстрелах — «все большевистские главари и комиссары должны быть незамедлительно обезврежены».

Начальник штаба оперативного руководства ОКБ генерал-лейтенант Альфред Йодль 3 марта 1941 года распорядился подготовить для Гитлера документ относительно поведения на оккупированных территориях. В нем говорилось и о возможной роли русских эмигрантов: «Бывшая буржуазно-аристократическая интеллигенция, если она еще и есть, в первую очередь среди эмигрантов, также не должна допускаться к власти. Она не воспримется русским народом и, кроме того, она враждебна по отношению к немецкой нации. Мы ни в коем случае не должны допустить замены большевистского государства националистической Россией, которая в конечном счете (о чем свидетельствует история) будет вновь противостоять Германии».

Адольф Гитлер открыл эмигрантам дорогу в Россию, вернее, в ту ее часть, которая была захвачена немецкими войсками. Ради материальной помощи и проникновения в Россию до августа 1939 года солидаристы сотрудничали с разведкой польского Генерального штаба. А после Второй мировой руководители НТС с той же целью переориентировались на Соединенные Штаты и Великобританию.

Функционеры НТС устремились в Россию вслед за наступающими немецкими войсками не для того, чтобы «быть вместе с народом», а для того, чтобы не дать другой силе заполнить вакуум власти, взять эту власть самим.

Какую власть несли солидаристы России?

Михаил Георгиевский писал в основополагающей статье «Вопросы программы»: «Пока эмиграция продолжает застарелый спор — монархия или республика, жизнь и современность выдвинули новую форму политического бытия — диктатуру. К ней одинаково пришли и монархическая Италия, и республиканская Германия. Для нас диктатура — не уклончивый ответ боящихся сделать решительный шаг. Диктатура для нас — сильная власть, единственный путь осуществить национальную революцию и установить твердый порядок».

Твердый порядок, новый порядок… Эту формулу Европа познала после начала Второй мировой войны.

НТС и после войны не отказался от концепции соли-даризма. Современный автор пишет в журнале «Посев»: «Солидарность общества — это здоровье общества. Оформление солидаризма в виде мировоззренческой концепции соответствует глубинным, исторически созревшим потребностям социума».

Но теперь идеологи НТС уже не говорят, что национальный социализм, фашизм — есть формы солидаризма.

Жизнь на оккупированных территориях была запретной темой для советской историографии, поэтому она мало изучена.

Можно верить или не верить мемуарам членов НТС, которые утверждают, что пытались облегчить участь советских военнопленных и жителей оккупированных городов и деревень России. Но как относиться к деятельности тех лидеров НТС, которые работали в министерстве по делам оккупированных восточных территорий, в пропагандистских ведомствах вермахта и помогали идеологически оправдывать оккупацию и действия оккупационных властей, повинных в невиданных преступлениях и осужденных после войны в Нюрнберге?

Одим из первых попытался объяснить кажущийся невозможным союз русских националистов и Гитлера, ненавидевшего русских и Россию, начальник пропагандного отдела власовской армии полковник Михаил Алексеевич Меандров. Он появился около Власова весной 1944 года.

Полковник Меандров вступил в войну начальником штаба 37-го стрелкового корпуса. 25 июля 1941 года его сделали заместителем начальника штаба 6-й армии — начальником оперативного отдела.

Судьба 6-й армии Южного фронта сложилась трагически. Командовал армией генерал-лейтенант Иван Николаевич Музыченко, выходец из Первой конной, бывший командир 4-й Донской казачьей кавалерийской дивизии. Армию он принял на четвертый день войны, 26 июня. Повоевать ему удалось чуть больше месяца. Армия была разгромлена.

8 августа тяжело раненный Музыченко попал в плен, но выжил и дождался освобождения. Он благополучно прошел через фильтрацию, 31 декабря 1945 года был восстановлен в кадрах армии и получил назначение начальником военной кафедры Томского университета. В 1946-м его перевели на курсы при Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова, на следующий год отправили в отставку по болезни и сразу же арестовали. Реабилитировали в 1954 году.

В плен попали и другие командиры 6-й армии. Командир 80-й стрелковой дивизии генерал-майор Василий Иванович Прохоров предпочел погибнуть в концлагере Флоссенбург, но служить немцам не пошел.

А начальник оперативного отдела полковник Меандров изъявил готовность служить немцам, помогал формировать диверсионные отряды, которые забрасывались в советский тыл. Он пожелал служить в Русской освободительной армии и стал заместителем Жиленкова по пропагандистской работе.

Власов произвел Меандрова в генералы.

В начале 1946 года, оказавшись в американском плену и борясь против выдачи русским, Меандров написал несколько открытых писем, в том числе «Записки отчаявшегося».

Меандров доказывал, что только Третий рейх, начавший войну с Советским Союзом, мог предоставить необходимую поддержку русскому освободительному движению. Он признавал, что русским пришлось идти на какие-то тактические компромиссы, но не соглашался с тем, что вынужденный союз с немцами, обусловленный неблагоприятным историческим положением, компрометирует движение, как таковое: «Мы готовились вступить в борьбу как третья сила. Немцам мы не помогали! В тот момент, когда мы собирали наши силы, им уже сам Господь Бог не сумел бы помочь».

Меандров ждал решения своей судьбы, боялся, что его выдадут Советскому Союзу, и выражал надежду, что Соединенные Штаты сумеют «отличить бандитов от идейных борцов и возьмут последних под свою защиту».

На вермахт работал Александр Казанцев, один из самых заметных русских солидаристов. «Ему суждено было много сделать для Русского освободительного движения», — писал историк Свен Стеенберг, автор книги «Власов». Сам Казанцев издал после войны книгу «Третья сила. История одной попытки» (первое издание — 1952 год, «Посев»), в которой защищал линию НТС на союз с Гитлером.

«Поход Гитлера на Восток, — писал Казанцев, — для нас не был неожиданностью. Начиная с 1935 года наши друзья, сидящие в глубоком политическом подполье в Берлине, сообщали нам, что готовится страшное преступление: Гитлер вооружается, чтобы оккупировать, путем физического уничтожения обезлюдить западные области России и включить их, как аграрный придаток, в Германию… 22 июня. поставило нас перед двумя вариантами нашего отношения к событиям — остаться в стороне и наблюдать, кто кого, Сталин Гитлера или наоборот, или броситься в эти события и устремить все свои силы на достижение наших русских целей. Для нас был приемлем только второй вариант.

План действий был сложен и труден. Во-первых, во что бы то ни стало в этой борьбе нужно было стать рядом со своим народом, во-вторых, сразу же бросить в народные массы идею о создании «третьей силы», стоящей на страже интересов народа, и при помощи этой «третьей силы» отстоять целостность страны от посягательств внешнего врага, а также освободиться от коммунизма».

Иначе говоря, сначала с Гитлером против Сталина, а затем с народом — против Гитлера… Звучит это довольно наивно. Если бы Гитлеру удалось сокрушить советскую армию, то какая же сила смогла бы с ним совладать?

Но лишь определенная часть российской эмиграции сочла возможным сотрудничать с немецким национальным социализмом, с вермахтом.

Работая в журнале «Новое время», я получил большое письмо от читателя, откликнувшегося на мою статью «Власов и власовцы». Его имя — Александр Есаулов. Жил он в Индии.

«Я внук генерала артиллерии Е. Есаулова (по отцу) и камергера князя Оболенского (по матери). Одна моя бабка внучка декабриста И. Поджио, другая — сестра народовольца М. Тригони. Родился я в Санкт-Петербурге в 1912 году. В 1920-м вместе с родителями эмигрировал — сначала в Югославию, потом в Италию.

Мои родители ждали скорого падения советской власти и возможности вернуться на Родину. Шли годы, меркла надежда на возвращение. Мать стала религиозной, отец пробовал заняться бизнесом, но безуспешно. Они все время ждали чуда, которое позволит им вернуться.

Я рос в русской, но антисоветской среде. Была одна мечта — служить России, участвовать в освобождении ее от большевиков. Фашистская Италия была враждебно настроена к большевикам — и этого было для нас достаточно. Началась гражданская война в Испании. Газеты писали, что это война с коммунизмом. И я со своим юношеским легкомыслием увидел возможность бороться против советской власти.

В 1937 году я прибыл в Испанию, был принят братом генерала Франко. Выступал по радио с обращением к воевавшим в Испании солдатам Красной армии — призывал их сбросить Сталина, освободить нашу Родину… В сороковых годах я жалел о моей испанской авантюре, но тогда это было наивным проявлением любви к Родине.

Вернулся в Италию, меня мобилизовали и отправили в Ливию. Когда Италия вступила во Вторую мировую войны, я попал в плен к англичанам, оказался в лагере в Индии. Условия были отличными, англичане относились ко мне приветливо.