Адольф Гитлер и его русские друзья

Близорукие нацисты?

После войны и энтээсовцы, и уцелевшие власовцы пролили море чернил, сокрушаясь по поводу «политической близорукости» Гитлера и его окружения: немцы упустили шанс победить Сталина; они могли сделать это, создав на своей стороне мощную русскую армию, обращаясь с русскими, как с равными, и пообешав русским независимое государство.

Да если бы Гитлер мог обращаться с русским, как с равными, он вообще бы не начал войну! Русские, славяне были для него низшей расой, которую надо было подчинить себе. Русские не могли быть союзниками немцев, а только их рабами.

Гитлер верил в свои идеи. Он собрал вокруг себя единомышленников, он реформировал государство ради осуществления своих идей и ради них же начал мировую войну.

— Самый тяжелый удар человечеству был нанесен появлением христианства. Большевизм — незаконное дитя христианства, — говорил Гитлер в июле сорок первого.

В начале 1943 года членов НТС стали увольнять из немецких учреждений без всяких объяснений, некоторых даже отправили в немецкие тюрьмы и концлагеря. Теперь НТС склонен считать себя жертвой репрессий. Но гестапо в данном случае изолировало не противников рейха, а тех, кто позволял себе отклоняться от официальной линии, заключавшейся в том, что русский национализм в рейхе невозможен.

Писатель Георгий Владимов, который хорошо знал эту тему, писал: «В лагерях энтээсовцы оказались не потому, что выступали против Гитлера, — за это головы отрубали, — а потому, что гестапо заподозрило (и справедливо) инфильтрацию их рядов советской агентурой и двести человек изолировало для проверки. Длилась она полгода — которые НТС записал себе в героический счет…»

Проект знака РОА был поручен одному графику. Он представил девять вариантов, которые отослали на утверждение в восточное министерство. Альфреду Розенбергу не понравился ни один. Он перечеркнул их синим карандашом. Тогда генерал Малышкин предложил использовать Андреевский флаг. Этот вариант Розенберга устроил.

Протоиерей Александр Киселев, духовник штаба армии Власова, вспоминал: «В Берлине в ходу была шутка о подлинном значении нарукавного знака чинов власовской армии — РОА. Нарукавный знак представлял собою синий Андреевский крест на белом фоне, обрамленный красной полоской. Над этой эмблемой стояли золотые буквы: РОА. Одни расшифровывали значение этих трех букв так: русские, обманувшие Адольфа. Другие читали в них противоположное: русские, обманутые Адольфом».

Второе прочтение все-таки было ближе к истине.

Разные люди оказались и в РОА, и в Комитете освобождения народов России, и в НТС. Кто-то, вероятно, искренне верил, что трудится на благо России. Почему же им не приходило в голову, что тот, кто добровольно заключает союз с преступником, принимает его правила игры, действует с ним заодно, сам становится преступником? Говорят, что цель оправдывает средства. Оправдывает ли?

Один из подручных взятого в плен Власова вспоминал, как впервые увидел его в помещении отдела пропаганды Генштаба сухопутных сил вермахта на Виктория-штрассе, дом 10:

«В окно были вделаны массивные решетки, и попасть к нему было нельзя, так как все двери находились под замками, а у входа помещалась многочисленная немецкая вахта, примерно из расчета один солдат на одного пленного.

Генерал Власов собрал нас в редакционной комнате. При встрече присутствовал немецкий офицер Шгрик-Шгрикфельд, прекрасно владевший русским языком.

Генерал Власов говорил негромко, спокойно и, как всегда, очень искренно.

— Вы не думайте, что это только пропаганда. На такое дело я не стал бы вас звать. Мы начинаем большое дело, святое. Они, — он кивнул в сторону немецкого офицера, — думают ограничиться пропагандой. Нет, тут одной пропагандой не ограничиться.

Он, внезапно подавшись в нашу сторону, сказал весело и энергично:

— Так или не так я говорю?

— Так.

— То-то и оно».

На Власова делали ставку некоторые военные, уверенные, что если его правильно использовать, сделать из него фигуру крупную, притягательную, то можно перетянуть на сторону Германии немалую часть русских.

Восточное министерство Розенберга относилось к Власову настороженно, у министерских чиновников была своя стратегия. Они поддерживали не русских коллаборационистов, а представителей других народов, особенно тех, кто проявлял враждебность к России.

Но военные давили на Розенберга, они хотели более мягкой линии в отношении населения на оккупированных территориях, чтобы сбить волну партизанского движения, и более активного использования всех русских, готовых сражаться против советской власти. Розенберг согласился на то, чтобы от имени Власова и некоего Русского комитета, будто бы расположенного в Смоленске, была написана декларация, которую в виде листовки сбрасывали над советской территорией.

Смоленск выбрали потому, что местный бургомистр и еще несколько человек написали обращение к Гитлеру с призывом создать национальное русское правительство, которое стало бы союзником Германии, и передали его военному командованию. Кейтель ответил кратко: «Армия принципиально не занимается политикой».

Генерал-полковник Ганс фон Грейфенберг, начальник штаба группы армий «Центр», передал смоленскому бургомистру два вагона с медикаментами. Бургомистр пожаловался, что прошел месяц после его обращения, а ответа все нет:

— Впрочем, если в такое решающее время четыре недели проходят впустую, то можно уже представить себе, каким будет ответ.

Пленного генерала Власова сотрудники отдела пропаганды Генштаба сухопутных войск в феврале 1943 года возили в Смоленск, Могилев и Бобруйск. Немецкие военные рассчитывали привлечь к Власову и население оккупированных территорий, чтобы подорвать базу поддержки партизан.

Власову сшили темно-коричневый мундир, черные брюки, шинель с красными отворотами и золотыми, генеральскими, пуговицами. Он перестал быть военнопленным, и его поселили в гостиницу «Руссишер хоф».

В Смоленске он побывал в соборе, открытом при немцах (при советской власти это был склад). Вечером он держал речь в театре. В зале в большинстве своем сидели люди, связавшие свою жизнь с оккупационной властью. Больше всего их интересовало будущее. В победе германского оружия они не сомневались, но хотели знать: что их ждет? На что они могут рассчитывать? Какую роль будут играть после немецкой победы?

Один из чиновников местной администрации, назначенной немцами, задал Власову вопросы, которых он больше всего боялся:

— Почему до сих пор не говорят, что будет с Россией после войны? Почему немцы не допускают русского самоуправления в занятых ими областях? Почему добровольцы, которые сражаются против советской власти, находятся под немецкой командой?

Власов осторожно отвечал, что одно только его выступление означает — немцы начинают понимать настроения и проблемы русских. Чтобы он, Власов, мог исполнить свою задачу и добиться у немцев того, что давно уже следовало сделать, ему нужны доверие и помощь народа.

Его поездка продолжалась три недели. Он встречался с «представителями общественности», инспектировал «восточные батальоны» — «Днепр», «Припять», «Березина», «Волга» (остатки Русской национальной народной армии), казачий полк Ивана Кононова — и везде выступал со своей идеей объединения сил русского и немецкого народа, повторял, что без русских Германия Советский Союз не одолеет. В Бобруйске предполагалось, что он выступит по местному радио, но министерство пропаганды наложило запрет.

Власова принял командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ганс фон Клюге.

Сопровождавший Власова офицер вермахта написал отчет, одобрив его поведение: «Среди добровольческих частей, вокруг Власова, созданы легенды. В нем видят человека, способного вести их к лучшему будущему».

Сообщение о поездке Власова получил в Москве и Сталин.

7 апреля 1943 года секретарь ЦК КП(б) Белоруссии, начальник белорусского штаба партизанского движения Петр Калинин доложил Верховному главнокомандующему:

«Партизанской разведкой установлено, что изменник, бывший командующий 2-й Ударной Армии генерал-лейтенант Власов взял на себя руководство т. н. Русской народной армией.

В последних числах марта месяца Власов посетил части РИА в г. Борисов. 21 марта в издающихся в Белоруссии фашистских газетах помещена его статья «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом».

Нами даны указания Власова держать в поле зрения и организовать его ликвидацию».

Ему устроили вторую поездку — в зону группы армий «Север» — с благословения командующего генерал-фельдмаршала Георга фон Кюхлера.

Через Ригу, где он побывал в редакции издававшейся немцами на русском языке газеты «Новый путь», приехали во Псков. Власова везли вагоном третьего класса, плохо кормили, он злился. Но во Пскове и в округе его встречали с большим интересом. Те, кто уже служил немцам, увидели в нем возможного руководителя, который добьется у немцев большего и улучшит их положение и жизнь. Другие, томившиеся в оккупации, плохо представляли, что происходит и что их ждет, и просто жадно слушали генерала, человека из верхов, обладавшего какой-то информацией.

Он пробыл во Пскове с 24 апреля по 3 мая. В местной газете «Возрождение на Востоке» было опубликовано его программное открытое письмо «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом?». Городские власти устроили ему прием. 30 апреля он выступал в городском театре. Его привезли и в штаб 18-й армии генерала кавалерии Георга фон Линдемана, который взял его в плен.

Власов сказал, что надеется в недалеком будущем принимать немцев как гостей в Москве.

Его слова были расценены как «неслыханная наглость». В Берлине и без того с подозрением следили за поездками Власова. Генрих Гиммлер еще 4 марта 1943 года отправил шефу партийной канцелярии Мартину Борману записку, обращая внимание на то, что вермахт устроил настоящую рекламную кампанию пленному русскому генералу, а это противоречит указаниям фюрера. Гиммлер просил сообщить ему, не изменилось ли мнение Гитлера. Борман доложил гиммлеровскую бумагу Гитлеру. Фюрер возмутился.

Русская эмиграция с негодованием вспоминает приказ генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, изданный после выступлений Власова во Пскове.

«Ввиду неквалифицированных, бесстыдных высказываний военнопленного русского генерала Власова, — говорилось в приказе Кейтеля, — во время поездки, проходившей без разрешения фюрера и без моего ведома, приказываю перевести русского генерала Власова немедленно под особой охраной в лагерь для военнопленных, который он не смеет покидать.

Фюрер не желает больше слышать имени Власова. Впредь оно может, если этого требуют обстоятельства, использоваться в целях пропаганды, для проведения которых требуется имя, а не личность генерала Власова. Если же генерал Власов еще раз выступит где-либо лично, то следует позаботиться о том, чтобы он был передан тайной государственной полиции и обезврежен».

Гитлер действительно не желал слышать имени Власова и любых других русских, которые лезли к нему с предложением услуг. 8 июня 1943 года у фюрера обсуждалось положение на фронте. Кейтель обратил его внимание на то, что в листовке, предназначенной для Красной армии, перебежчикам обещана возможность вступить в Русскую освободительную армию. Кейтель заметил, что таких фраз следует избегать.