Адольф Гитлер и его русские друзья

На вилле командующего РОА

Историки полагают, что программа НТС оказала большое влияние на генерала Власова в тот момент, когда он, освобожденный из немецкого плена, решал, как ему действовать.

Власов, когда он впервые оказался в Берлине осенью 1942 года, первым делом затребовал все политические программы русской эмиграции. Единственной действующей организацией был НТС, и генерал Власов получил его программу.

«Заявления Власова, — отмечал писатель Георгий Вла-димов, — и всего поведения его в Германии не понять без учета весьма важного персонажа, группового, эмигрантского Народно-Трудового Союза…

В НТС состояли и власовская переводчица-немка, и постоянные сотрапезники, собеседники, да и коллеги-генералы — Трухин, Благовещенский — были втянуты в членство; энтээсовцы же ему устраивали «нужные» и «полезные» встречи — по своим «линиям» и исходя из своего понимания, что ему нужно и полезно. Так его свели с Геббельсом, Леем, Розенбергом, фон Ширахом, мечтали — с самим фюрером (насчет которого были «против»)…»

Членами НТС были близкие к Власову начальник штаба армии генерал Трухин и полковник Меандров, а также два основных преподавателя в офицерской школе армии Власова в Дабендорфе Александр Николаевич Зайцев и Штифанов.

Глава НТС Виктор Байдалаков вспоминал, как, впервые услышав имя Власова, устроил ему встречу с верхушкой солидаристов. Казанцев привез Власова на квартиру члена исполнительного бюро Дмитрия Брунста. Привели и генерала Трухина. Здесь они с Власовым и познакомились.

«С генералом Федором Ивановичем Трухиным и ответственным за политическую часть программы в Дабендорф прибыли и другие представители активной русской эмигрантской организации НТС, — писал бывший капитан вермахта Штрик-Штрикфельд. — Эта организация оказывала большое влияние на идейное направление в борьбе против Сталина… Важно было то, что НТС по собственной инициативе уже начал свою деятельность в занятых областях, в лагерях восточных рабочих и в различных центрах русской жизни, там, куда мы еще не могли проникнуть».

Это происходило уже после Сталинграда, когда стала ясна не только откровенно антирусская политика немцев на оккупированных территориях, но и тот факт, что вермахт терпит поражение!

В деревне Дабендорф (примерно в сорока километрах от Берлина) в бараках бывшего лагеря для французских военнопленных был создан «Отдел восточной пропаганды особого назначения».

«Километрах в трех от станции железной дороги, — вспоминал Александр Казанцев, — на опушке леса, стоят окруженные колючей проволокой несколько бараков. У входа стоит часовой-немец. Комендант и весь административный аппарат лагеря — немцы».

Здесь 1 марта 1943 года открылись курсы пропагандистов для Русской освободительной армии. Прибывшие приводились к присяге генералом Малышкиным, повторяли:

— Я, верный сын своего отечества, добровольно вступаю в ряды войск Комитета по освобождению народов России. Перед лицом моих соотечественников торжественно клянусь честно сражаться под командованием генерала Власова до последней капли крови за благо моего народа против большевизма.

Клятву сочиняли люди, которые в свое время старательно зубрили текст присяги бойца Рабоче-крестьянской Красной армии… Будущие пропагандисты переставали быть военнопленными, зачислялись в состав восточных войск вермахта и получали немецкую военную форму со значком Русской освободительной армии — бело-сине-красный флаг с Андреевским крестом.

Каждому вручалась памятка «Воин РОА — этика, облик, поведение», отпечатанная там же, в Дабендорфе. Она начиналась словами: «РОА в первую очередь является русской национальной армией. Главной целью ее борьбы является свержение коммунистической власти в России и создание свободного, национального русского государства».

Власовская пропаганда легко находила уязвимые места в советской идеологии.

«Горе тому русскому, кто был — вольно или невольно, на территории, оккупированной немцами, — говорилось в одном из материалов главного управления пропаганды Комитета освобождения народов России. — Дело не только в том, что большевики мстят людям, которые тем или иным образом были связаны с немцами. Это не самое главное. Главное заключается в том, что Сталин боится всех тех, кто смог увидеть порядки, существующие в других странах, увидеть жизнь немецкого крестьянина и рабочего, мог сделать соответствующие сравнения и выводы, тех, кто получил землю в личное пользование и успел вкусить радость труда в своем собственном хозяйстве.

Сталин боится тех, кто теперь познал горькую правду о большевизме. Вот поэтому-то все, кто был на этой стороне фронта, рассматриваются как враги советской власти».

В Дабендорфе готовили пропагандистов для лагерей советских военнопленных, для восточных рабочих и русских добровольческих частей в составе вермахта. Курс обучения был рассчитан на полтора месяца. Школа подготовила несколько тысяч пропагандистов. Здесь же разместились редакции газет «Заря» (для пленных) и «Доброволец» (для тех, кто уже служил немцам).

При школе, вспоминал Вячеслав Павлович Артемьев, написавший в 1974 году книгу «Первая дивизия РОА», формировался офицерский резерв для армии Власова.

Подполковник Артемьев воевал в Красной армии, в начале сентября 1943 года, командуя полком, попал в плен. После учебы в Дабендорфе, летом 1944 года, присоединился к Власову и был назначен командиром полка в 1-й дивизии РОА.

В Дабендорфе Власов и познакомился с бывшим заместителем начальника штаба и начальником оперативного отдела Северо-Западного фронта Федором Трухиным. Они быстро сблизились.

Федор Иванович Трухин перед войной преподавал на кафедре оперативного искусства в Академии Генерального штаба Красной армии. Он отличался высоким ростом, массивным подбородком и, как ни странно, не имел партийного билета.

В начале 1941 года генерал-майор Трухин был назначен в штаб Прибалтийского особого военного округа, преобразованного с началом войны в Северо-Западный фронт. 27 июня, когда он направлялся в Двинск, его автомобиль обстреляла немецкая бронемашина. Его адъютант и охранник были убиты, водитель ранен. Трухин сдался.

В плену сразу заявил, что он противник Сталина, и вступил в небольшую организацию таких же, как он, перебежчиков, которая именовала себя «Русской трудовой народной партией». — В эту партию вошли попавшие в плен генерал-майор Евгений Арсеньевич Егоров, командир 4-го стрелкового корпуса, генерал-майор Ефим Сергеевич Зыбин, командир 36-й кавалерийской дивизии…

Трухина использовали в роли русского коменданта одного из лагерей для военнопленных. В мае 1942 года он подал немецкому начальству докладную записку:

«Для того чтобы возможно более ослабить сопротивление Красной армии и выбить у большевиков их козырь о якобы «защите отечества», считаю целесообразным возможно скорейшее появление на фронте в боях против Красной армии частей, составленных из русских, бьющихся рука об руку с германскими войсками и войсками остальных народов Европы против большевизма…

Окончательная ликвидация большевизма, занятие территории восточнее Урала, уничтожение коммунистических банд, оставляемых в лесах, опирающихся на подпольные парторганизации, — все это неизбежно потребует создания русских национальных частей…»

Трухина перевели в отдел пропаганды особого назначения. Он стал начальником курсов для пропагандистов в Дабендорфе. В ноябре 1944 года Трухин возглавил штаб вооруженных сил Комитета освобождения народов России. Зимой 1945 гола Власов поручил ему формирование дивизий РОА.

В лагере для военнопленных Вустрау на генерала Трухина обратили внимание вербовщики НТС, и он быстро вошел в руководство солидаристов, стал членом совета организации.

Федор Трухин предложил немцам сформировать Русскую трудовую народную партию. Себя он прочил в начальники военного отдела Центрального комитета Русской трудовой народной партии. Вот так он описывал свои будущие обязанности:

«Разработка мероприятий по формированию воинских отрядов команд особого назначения для действий в тылу Красной армии и войсковых соединений для действий по решению германского командования — или в оккупированных Германией областях Западной Европы, Балкан или на территории бывшего СССР, или для боевых действий против Англии, или, наконец, для решения основной задачи борьбы с Красной армией…

Для ускорения разложения Красной армии и ее разгрома целесообразно выбросить в ее тыл отдельные группы из военнопленных для проведения политработы, диверсионных актов на железных дорогах, складах, нападений на штабы и пр., с целью нарушения подвоза и управления».

Трухин и другие солидаристы, пришедшие из лагеря Вустрау, возглавили школу, куда набрали около тысячи курсантов. Главным лектором был Александр Зайцев, который попал в плен в 1941 году и в Вустрау стал членом НТС. В союз вступили и другие преподаватели.

В окружении генерала Власова торжественно говорили:

— Дабендорф стал колыбелью нового русского офицерского корпуса, который был там образован. Эти офицеры, когда они снова возвращались в свои части, были уже членами стройной политической организации.

В 1944 году появилась «Схема национально-трудового строя» — новая программа союза. В ней было девяносто шесть страниц — вдвое больше, чем в прежних программах.

Программа 1935 года называла НТС наследником идей генерала Лавра Георгиевича Корнилова, первого командующего белой армией. В программе 1938 года это положение исчезло, зато появился анализ сталинской политики, в первую очередь чисток в армии. В программе 1944 года говорилось о необходимости завершить Февральскую революцию 1917 года, чтобы выполнить волю народа. Появилось подробное изложение гарантий прав человека — вероятно, на этом настояли новые члены НТС из числа советских военнопленных и жителей оккупированных территорий.

Появились антисемитские пассажи. Евреев заведомо исключали из состава «Российской Нации».

«Евреям, — говорилось в программе 1944 года, — предоставляется право или свободно покинуть пределы России… или же поселиться на территории Российского Союзного Государства, в специально отведенной для них области».

Александр Николаевич Артемов в статье «Схема НТС и еврейский вопрос», опубликованной в журнале «Посев» через тридцать лет после войны, писал, что антисемитские декларации были вынужденными. Их пришлось включить в программу под давлением немцев.

Александр Артемов, старший лейтенант Красной армии, попал в плен в августе 1941 года, в лагере для военнопленных вступил в НТС и служил преподавателем в школе пропагандистов власовской армии в Дабендор-фе. В семидесятых — восьмидесятых годах был председателем НТС.

Но если сами вожди НТС уверяют, что к тому времени союз фактически находился в подполье, был запрещен, гоним, отвергнут, а некоторые его члены оказались в руках гестапо, зачем же тогда подчиняться давлению идеологов рейха?

Точнее было бы сказать, что увлечение тогдашних лидеров НТС идеями национального социализма, отказ от демократических идеалов закономерно привели их и к политическому союзу с гитлеровской Германией, и к тем декларациям, о которых после войны им больше всего хотелось бы забыть.