Американский альбом

Сан-Франциско

Жителей Сан-Франциско уместно называть францисканцами или францисканками. А как иначе? Когда францискане гроздьями висят на подножке городского трамвая, напоминая низвержение в ад с фрески Микельанджело, мысль о необычности города легко приходит в голову. Если бы местные жители по примеру своего небесного покровителя разделись догола и раздали имущество прокаженным, я бы немного удивился. Хоть я не самый грубый материалист, по крайней мере, не грубее какого-нибудь банкира, и верю во все хорошее, в людях особенно. Но ведь и прокаженного с колокольчиком теперь не встретишь запросто, значит, и повода для сравнения нет. Зато жители славного города, чье содомское клеймо затерто и смыто неумолимым прогрессом, выходят на парады с мэром во главе. Чтобы не утверждали ортодоксы, здешнее слияние голубого и розового в единый радужный цвет совсем не случайно. Если ждать дополненного текста Кама Сутры, то именно здесь. Святой Франциск оберегает горожан от участи Содома и Гоморры. А за понимание и солидарность всем спасибо.

Еще одна местная достопримечательность – обилие китайцев. Что-то роднит их с евреями, хоть я не готов поддержать эту мысль публично. Всего лишь неотчетливое прозрение без должного наведения на резкость, будто при пользовании сломанным театральным биноклем. Евреи берут умением, видно, знают как, китайцы – числом и тоже умением. Евреи написали Священную книгу, китайцы изобрели для нее бумагу, теперь Библию можно полистать на сон грядущий в любой американской гостинице. Даже просто подержать в руках, и то благо. Сказать, что китайцы здесь не причем, было бы нечестно. Когда евреи, как им предписано, станут закрывать занавес мировой истории, китайцы непременно будут при этом присутствовать. Они между собой разберутся, но обоюдное участие неизбежно. Просто сейчас не хочется об этом думать. Воскресным днем в китайском городе торговая суматоха, в будни – тишина и покой, но по улицам ходят китайцы, вывески заполнены иероглифами (внизу мелко по-английски) и, вообще, все вокруг говорит, общается и ведет бизнес по-китайски, как в самой Поднебесной. Если бы ген однополой любви (говорят, его открыли) удалось пересадить китайцам, заботу о перенаселении планеты можно было бы отложить. Пусть цветут сто цветов, как предсказал Великий Кормчий. Лучшего места, чем Сан-Франциско, для этого не найти. Город на полуострове, расти ему некуда, восемьсот тысяч населения, из них геев – сто семьдесят тысяч и китайцев никак не меньше… Все к лучшему в нашем лучшем из миров. К Сан-Франциско это относится прежде всего. Нужно иметь воображение, чтобы придумать в ином месте то, что здесь является само собой. И неплохо живет.

Два праздника украшают город: китайский Новый год и парад приверженцев нетрадиционной любви. Флаг на столбе. Скоро парад. Громы оркестров. Шествие в ряд. Заполненные народом тротуары – зеваки, католические епископы (в штатском), сочувствующие, явные и тайные исповедники со всей Америки. Никому не скучно.

Испанцы знали, что открывали. Сан-Франциско раскинулся на крутых холмах, в перспективе улиц где-то под ногами виден залив. Лыжный трамплин – вот что приходит в голову (простим неожиданность сравнения), вид с высоты, с места старта. Внизу вместо снега водная гладь. Автомобиль осторожно выкатывает к краю, замирает, бодро съезжает на квартал, берет паузу и осторожно подбирается к следующему откосу. Он не спешит, как летящий по небу лыжник, главное, удачно приземлиться. При подъеме видно небо и ничего больше. И задранный в поднебесье капот собственного автомобиля. Легко можно вообразить восхождение пророка Ильи, за подъемом вполне может оказаться облако. Главное, хорошо разогнаться, и мы уже там. Известие о том, что земля круглая, местные францискане приняли без большого удивления. Они это всегда знали.

Совершенной декаденткой выглядит улица Ломбардини. Смотришь и не верится. Поле цветов, по пояс взрослому человеку, пестрое, как скатерть, и поставленное на попа, как стол во время пьяного скандала. По полю зигзагами – от края к краю движутся машины, упрятанные в цветах по крышу и похожие на гигантских божьих коровок. Ира не стала фотографировать, ссылаясь на популярность этого места. Ничего нового мы не добавим – так она сказала. Я согласился, а теперь, спохватившись, вспоминаю, как счастливый сон, с изрядной долей сожаления.

Наш гостиничный номер оживляла цветистая доска c информацией.

Свистать всех наверх. По утрам это будоражило.

Рыжие холмы Сан-Франциско. Начало июня, а они уже выгорели. Солнечный город. Смерть кажется не слишком удачным продолжением хэппенинга. Свернул не туда и оступился. Только и всего. Случается ведь всякое. Бетонные скамейки с табличками на дорожке вдоль океана хранят память об ушедших. Сидишь расслаблено, глядишь, куда глаза глядят, и ловишь спиной бесплотные прикосновения. Метафизический массаж. Почему нет? От этого ощущения непросто отделаться. И зачем? Не нужно! Драгоценный мистер Смит, любимый дядя Джон, незабвенная тетушка Дзинь сообщают, что они тоже здесь, совсем рядом…

Вид на нашу гостиницу с ближнего пригорка. Хорошо и как-то совсем просто. Будничность пейзажа впечатляет. Хотя океан под боком. Так, наверно, и должно быть рядом с тем, что трудно вообразить. Плещется, ну, и ладно.

Мы сидели на такой скамейке, смотрели на выкатывающую к нашим ногам стихию (не совсем, но близко), и я приучал себя не называть океан морем. Планетарный провинционализм присущ жителям бывшего Союза. Сейчас я размышлял, куда упадет перпендикуляр, проведенный из Сан-Франциско на другую сторону океана. В Сингапур? В Малазию? Глобус вращался. Как я раньше этого не замечал?! Азиатская или еще какая суша, человеческий муравейник, россыпь джонок в багровых лучах заката. Слово джонка было известно из художественной литературы. Знания были, не хватало опыта. Конечно, хотелось чего-то необычного, чего-то такого…

Парочка леди подкатила к гостинице на белом лимузине. Седые, с буклями, поджарые, энергичные, в брючках чуть ниже колен, радующие друг друга и оживленные, как птички.

Чувствовалось, им хорошо вдвоем. Шерочка с маншерочкой. Совершенно одинаковые, не поймешь, где пастушка, где овечка. Что за пара? Традиционная или не очень? И стоит ли об этом думать? И вообще…

Клеймо провинциала залепило серое вещество. Скрипят извилины. Почему так хочется праздника? Но с приключениями нам не везло. Все шло как-то буднично, даже скорее тянулось, чем шло, пока Ира не проехала на красный свет. Ира – прекрасный водитель и не склонна прощать себе ошибки. Их не было до того случая. Вспоминаю потрясенное лицо мотоциклиста под белым шлемом. Он успел затормозить и правильно сделал. И чернокожего верзилу помню, который, подпрыгивая от возмущения, указывал на светофор. Я думал, он на него взберется, но опасность миновала, эволюция удержала за штаны, и крикун остался на земле. Транспорт вокруг почтительно замер. Люди понимали, у Иры не было злых намерений, но хотели убедиться, что с добрыми все в порядке. Что это было? Особенно деликатным оказался полицейский офицер, его машина стояла тут же и не сдвинулась с места. Ира еще долго себя пугала. Конечно, в знаменитую тюрьму Алькатрас с таким нарушением ее бы не взяли, но все прочее… – Дома нас ждет крупный штраф. – Предсказала Ира. И ошиблась…

Путь на мост Золотые Ворота мы начали с местного пляжа. Припарковаться в городе совсем непросто, мы оставили машину на шоссе, возле автобуса с задумчивым китайцем. Что-то подсказывало, он здесь надолго, так в конце концов и оказалось. Пляж был пуст, уборщики готовили его к сезону, любители прогуливали собак, одинокий серфингист с доской под мышкой никак не решался войти в воду. В океан, если совсем точно. Так и бродил вдоль берега, искал, где теплее. Провели ораву детишек. Дети кричали. День сиял. Жара прибывала. Увязая в песке, мы топали к далекому мосту. Мы искали дорогу. Ира спросила мужчину без возраста, тонкого, как трость, с косичкой из гладко зачесанных полуседых волос. В синем джинсовом костюме, с тряпичной сумкой через плечо он был похож на свалившегося с небес ангела. Отработал смену, прикорнул на краю облака, его и сдуло к нам, грешным… Ире было приятно у такого спросить.

– Прямо Питер О’Тул. И совершенно без зубов. – Огорчилась зоркая Ира. Голливуд для того и существует, чтобы женщины могли бескорыстно восхищаться мужской красотой.

– Он идет к дантисту. – Утешил я. – Давай подождем. Вот увидишь, сделает тебе чи-и-з на обратном пути. На ногах не устоишь…

Приятно сделать женщине приятное. Надеюсь, вы понимаете, тавтология здесь не случайна. Но Ира ждать отказалась (может, и правильно), и мы стали выбираться с берега на шоссе, дальше к мосту. Туда вела бесконечная, погребенная под песком лестница. В ней было что-то античное. Где-то оттуда. Ступени когда-то были мраморными, вокруг журчали фонтаны, патриции, возлежа, вкушали мороженое серебряными ложечками. Античные женщины в чем-то воздушном перебирали струны. Примерно так… Сейчас не то. Только песок. Утопая в нем, мы стали подниматься.

По пути на мост. Много спокойного и какого-то умиротворяющего солнца. Как в отделении физиотерапии во время лечебного сна. Только здесь наяву. И не скажешь, что специально для нас. Похоже, так здесь всегда…

Вдоль шоссе было проще и жарче. По обочине мы добрались до моста и вступили на него в приподнятом настроении. Жара разыгралась. Впереди был добрый километр пути. Несмотря на будний день, наш энтузиазм разделяло немало народа. Праздность в Сан-Франциско – обычное, с виду, явление, нехарактерное для прочей Америки.

– Чего они от нас хотят? – Удивляются францискане…

Ничего не хотят, просто завидуют. Кажется, небоскребы в Даун-тауне выстроены для хэппенинга. Так, наверно, и есть (загляни в начало Альбома). Вверху – ресторан, под ним – именины сердца (если вы способны вообразить), ниже – турецкие бани, и снова ресторан, бравая чатануга чуча, и так далее до самого швейцара (тоже мужчина не промах)… Деловая жизнь таится глубоко внутри и стыдится себя. Так когда-то купеческий сын Франциск устыдился собственного папаши, не пожелавшего бесплатно обуть, одеть и накормить несчастных прокаженных. Нужно суметь занять место в истории и не подмочить при этом репутацию. НЕ оставить лужу. Не каждому удается.

На мосту праздничное оживление. Гуляющие валят толпой. Наезжают тучами беспардонные велосипедисты. Всем весело. На перилах висит телефонная трубка Emergency and counsel. На случай, если кому-то захочется сигануть с моста в приятные с виду воды залива. Место весьма популярное, более тысячи двухсот прыжков за историю моста (с 1937 года). Для начала можно снять трубку и позвонить. Попрощаться с неблагодарным человечеством. Очереди сейчас нет, хотя звонок бесплатный, и можно пользоваться. Мэрия берет расходы на себя. Звоните. Ласковый голос, ввинчиваясь штопором в душу, станет взывать к прелестям жизни, будто здесь в Сан-Франциско для этого еще нужны аргументы. Хоть, бывает, и любовь зла, но, чтобы так… Потому какие могут быть советы… Мост высоко, вода далеко, лететь четыре секунды, только передумать уже не получится. Даже в Сан-Франциско…