Легенда о лиловом драконе

* * *

С недавних пор любимым занятием Беанны стало кормление дочери. Она довольно долго не могла приспособиться к этому делу: опыта у нее не набралось, а спросить совета было не у кого, однако теперь, едва крошечный ротик удовлетворенно пристраивался к груди, а светлые глазки не по-детски серьезно смотрели снизу вверх, Беанна чувствовала себя почти счастливой. И прошлогодние ошибки больше не довлели над ней: какие ошибки, если у нее есть такая удивительная дочь? И даже предательство Эйнарда — а никак иначе его жалкую подачку Беанна не воспринимала — не было преградой этой идиллии. Беанна запрещала себе думать об Эйнарде и поддаваться тоске из-за его необдуманного предложения и последующего ее игнорирования. Она, признаться, с самого начала не слишком рассчитывала на то, что он всерьез ей увлечется, пусть даже в это безумно хотелось верить, и глупое девичье сердце так желало ответа на собственные чувства. А уж становиться частью эксперимента Эйнарда и вовсе не собиралась. Ах, если бы он тогда хоть как-то объяснил свой жестокий поступок. Пообещал, что постарается полюбить Беанну, когда она станет его женой. Или сказал, что покорен ее красотой: чего уж скрывать, теперь Беанна была согласна и на это, но он только равнодушно принял ее отказ — спасибо, хоть не поблагодарил за него — и даже тона общения не изменил. Не бросил из оскорбленных чувств ее одну в лесу, а проводил до самого дома, любезно попрощался и попросил извинить его торопливость необходимостью поскорее закончить ремонт госпиталя. И больше не появлялся.

Беанна прорыдала всю ночь: негромко, чтобы не разбудить сестру и не раскрыть перед ней свои настоящие чувства. Зачем Ариане переживать еще и из-за этого, когда у нее столько забот? Пусть думает, что Беанна всего лишь уязвлена, что Эйнард задел только ее гордость, а вовсе не разбил сердце. А Беанна как-нибудь справится, она и не такое переживала. Что же поделать, если Создатели ополчились на ее семью и столь щедры на испытания запаса прочности сестер? Наверное, их предки когда-то безбожно согрешили, а расплата пришла только сейчас, потому что при всей строгости Беанна никак не могла вспомнить за собой столь дурных поступков, что потребовали бы в качестве расплаты гибель родителей, потерю репутации и… крушение любых надежд на светлое будущее. Вряд ли в мире найдется еще хоть один такой альтруист, как Эйнард, готовый закрыть глаза на чужого ребенка. И вряд ли он сам еще когда-либо захочет повторить попытку добиться от Беанны иного ответа. А ведь когда несколько дней назад он ворвался в их дом и кинул на Беанну оскорбленный обжигающий взгляд, она, несмотря на все свои убеждения, почти поверила, что их история еще не закончилась. Что Эйнард просто слишком хорошо владел собой и что на самом деле ее отказ задел не только его самолюбие. Ах, с каким удовольствием Беанна выслушала бы упреки в своей недогадливости, холодности, глупости, чтобы только понять, что она ему не безразлична. Но Эйнард пришел совсем по другой причине, как всегда проявив чудеса заботливости и милосердия. И только какая-то струна внутри, до сих пор настроенная на Эйнарда, вынудила Беанну поинтересоваться его собственной безопасностью. Беанна потом отругала себя за то, что поверила ей, но нежданная гостья, полыхающая праведным гневом, вынудила пересмотреть и эту позицию.

— Ты!.. Ты!.. Да как ты посмела?!.. Как у тебя совести хватило?!.. Оставить его совсем беззащитным!.. И это после того, как ты с ним поступила!..

Растрепанные темные волосы, мечущие молнии серые глаза: кого-то эта девица Беанне напоминала, но знакомы они совершенно точно не были. И все же внутренний голос упорно советовал прислушаться к словам грубиянки, прежде чем выставить ее за дверь.

— Может, мы для начала определимся, о ком речь? — довольно миролюбиво предложила Беанна. — А то я, признаться, теряюсь в догадках.

— Ну, разумеется, — фыркнула незнакомка. — У Беанны тьма кавалеров, даже после того, как она себя опорочила! Таким, как ты, все нипочем! И только другие страдают!..

Беанна почувствовала раздражение. Но вовсе не из-за обидных слов невоспитанной гостьи, а из-за ощущения, будто она упускает что-то важное, когда время идет на минуты, а девица нисколько не хочет помочь.

— Если ты новая невеста Тилы… — начала она, страшась второго варианта, но незнакомка была беспощадна:

— Я сестра Эйнарда! — отчеканила она, и душу Беанны сковал холод, потому что уже сейчас она поняла значение фразы про беззащитность. Ценность и редкость тубер-грибов была известна повсеместно, но неужели Эйнард… мог пожертвовать ей последнюю порцию?.. — Он лежит там, умирает!.. — тут Ильга растеряла всю свою воинственность, закрыла лицо руками и горько заплакала. — И кто его просил отдавать третий гриб тебе? Я думала, он сам обезопасится… а он… Если бы я только знала…

Из этих стенаний Беанна услышала только слово «умирает». Все обиды были разом забыты. Она еще не осознавала, что значила жертва Эйнарда в плане его отношения к ней, но сейчас это не играло никакой роли. Беанна уже потеряла слишком многих дорогих ей людей. Эйнард пополнить этот список не имел права. Даже если Беанне придется выцарапывать его из лап смерти.

— Где он? Дома? В госпитале? Где?! — слишком высоко для себя воскликнула она, мигом отрезвив Ильгу. Та пару раз хлопнула заплаканными глазами.

— В госпитале, будь он неладен! — выругалась она. — Все беды из-за него!.. Все…

Но Беанна уже не слышала. Напряженными руками она переложила уснувшую Айлин в колыбельку, сдернула с крючка теплую накидку и бегом устремилась к госпиталю, даже не дожидаясь сопровождения Ильги.

Реальность превзошла худшие ее опасения. Свирепствовавшая в городе болезнь развивалась стремительно, уже через пару суток после заражения растекаясь по всему организму, подчиняя его себе и уничтожая почти с безусловной вероятностью. Особенно косило мужское население, и Эйнард сейчас являл тому пример. Бледный, с прилипшими к вискам волосами, с покрытым холодным потом лбом, он метался в бреду, не осознавая ни того, где находится, ни того, кто рядом с ним.

Беанна, не раздеваясь, бросилась к его кровати, опустилась на колени и вцепилась в обжигающе горячую, покрытую красноватой сыпью руку. Эйнард напрягся, словно она сделала ему больно, и застонал.

— Довольна? — раздался обвиняющий, хотя и изрядно дрожащий голос у нее над ухом, и Беанне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать его обладательницу. — Хватило же совести лишить его защиты, когда у него такая работа. Вот, наслаждайся!..

Несмотря на клокочущий в сердце ужас, Беанна довольно неплохо владела собой и отдавала отчет в происходящем вокруг действе.

— Я понятия не имела, что он не оставил себе этих грибов, — довольно жестко ответила она и при этом с невероятной нежностью прикоснулась к лицу Эйнарда, убирая беспорядочно прилипшие пряди. — Если б знала, и пальцем бы не прикоснулась. Но он сказал, что пьет отвар и что этого достаточно для предохранения. У меня не было оснований не верить ему.

— Ну конечно, — Ильга всхлипнула и присела с другой стороны кровати, — он у нас такой, ему всех жалко. А о себе позаботиться — это выше его достоинства. Да разве я не отдала бы ему свою долю?! Женщины вон и так, без гриба, справляются. А этот дурачок…

Беанна промолчала; впрочем, вряд ли Ильга ждала какого-то ответа на свою тираду. Что теперь можно было сказать? Эйнард обманул их обеих, чтобы спасти от гибели, но впервые в жизни собственная судьба волновала Беанну меньше, чем чужая. Как он мог так с ними поступить? Неужели не понимал, как больно им будет, как они станут страдать, если с ним случится непоправимое? Ну ладно Беанна, о ее чувствах ему не было нужды заботиться, но сестра, мать — они-то чем провинились? Ведь стоило всего лишь оставить последний гриб себе, и им не пришлось бы сейчас мучиться. Почему же Эйнард отдал его Беанне? И зачем Ильга позвала ее к умирающему брату? Что она могла знать? И чего не знала сама Беанна?

Очевидно, эти вопросы слишком откровенно отразились на ее лице, вынудив Ильгу нахмуриться и отвернуться. Потом она встала, принесла в ковше свежей воды и намочила сползшую со лба Эйнарда повязку.

— Мы с мамой никогда не одобряли его увлечение тобой, — то ли грубо, то ли виновато сообщила Ильга. — Но ему нет дела до нашего мнения. У него и сейчас на уме только ты!

Она с какой-то трогательной заботой вернула холодный компресс на положенное ему место, и в ту же секунду Эйнард открыл глаза и не мигая уставился на Беанну. Она замерла, но не в ожидании, а в плену отчаянной жалости: взгляд Эйнарда не был осмысленным, серый цвет словно подернулся предсмертной поволокой.

— Беанна… — пробормотал Эйнард, хотя она совершенно точно знала, что он ее не видит. — Беанна, пожалуйста… Не уходи… Не отказывай мне снова… Мне нет жизни без тебя…