Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Созданное Шепуновым Монархическое объединение являлось организацией декоративной, не игравшей никакой самостоятельной роли в антисоветской борьбе. Впрочем, и основной оппонент Объединения — фашистская партия — осуществить что-либо помимо воли японцев не мог. Все заявления и призывы фашистов выглядели пустой демагогией или романтическим бредом их руководителей. Объявленная Родзаевским в мае 1935 г. «фашистская трехлетка», предполагавшая подготовку и осуществление в СССР к 1 мая 1938 г. антибольшевистской революции под руководством РФП, возможно, имела какой-то смысл до поражения японских радикалов в начале 1936 г. (неудавшийся военный путч в Токио) и падения значимости генерала Араки, на которого делали ставку многие эмигрантские активисты, но не после этого.

Родзаевский и Шепунов так и не смогли найти общий язык и научиться работать совместно в осуществлении заданного японцами курса, поэтому в апреле 1941 г. Шепунов был выслан из Харбина в Муданьцзян в качестве начальника Восточного БРЭМ, контролировавшего населенные пункты восточной ветки СМЖД. Поиграв битву в Харбине, Шепунов не собирался капитулировать и, опираясь на своих прежних соратников по БРП, развернул кампанию по дискредитации членов фашистского союза, которых обвиняли в работе на советскую разведку. Вновь последовали аресты и пытки задержанных, практически не давшие японцам никакой информации. Некоторые из арестованных были расстреляны. Вполне вероятно, что не последнюю роль в раздувании конфликта между политическими кругами эмиграции играли настоящие советские агенты.

Раздраженные постоянными эмигрантскими склоками японцы в марте 1942 г. сняли Шепунова с должности начальника Восточного БРЭМ и направили на работу в военную миссию. Новым начальником Бюро был назначен М. М. Носов, член фашистской партии, сотрудничавший с ЯВМ, его заместителем — офицер И. А. Юдин, бывший легитимист [Там же, д. 31 517, л. 43]. Многие из «людей Шепунова» были смещены со своих постов. Практически полностью сменился состав Пограниченского БРЭМ, которое теперь возглавил бывший офицер Г. Ф. Кузнецов [Там же, д. 32 903, л. 33–35]. В 1943 г. был уволен со службы один из лучших начальников русских отрядов горно-лесной полиции — старший надзиратель Розальон-Сошальский, имевший тесные связи с Шепуновым (были знакомы еще со времен Гражданской войны) и возглавлявший отделение Монархического объединения на ст. Эрдаохэцзы [Там же, д. 31 517, л. 106]. Детище Шепунова — Монархическое объединение — летом 1942 г. было распущено.

Вслед за этим японцы нанесли удар по фашистам. В конце 1942 г. глава РФС Родзаевский был арестован по подозрению в связях с советской разведкой, но вскоре освобожден[645]. В мае 1943 г. последовала ликвидация фашистского союза, последней «политической» организации эмиграции. Теперь идеологической, организационной, политической работой в среде российской колонии занимались соответствующие подразделения Киовакай.

Противостояние между «политическими» группировками военных эмигрантов наблюдалось и в полиции. Долгое время оплотом бывших легитимистов оставалась железнодорожная полиция, в подразделениях которой служили полковник (генерал-майор производства Сен-Бриака) И. П. Пацковский, войсковой старшина П. Н. Сотников, капитаны Мержан, Шмелев, штабс-капитан А. В. Арапочкин [Там же, д. 36 825, н/д, л. 14, 15], и многие другие. Во второй половине 1930-х гг. в Бюро поступило несколько доносов на группу железнодорожных полицейских, в прошлом легитимистов, которые якобы стремились укрепить свои позиции, вытесняя нелегитимистов и высмеивая БРЭМ [Там же, д. 35 976, л. 58 конв.]. Существовали трения между легитимистскими и фашистскими начальниками русских отрядов горно-лесной полиции.

Разногласия были характерны и для Казачьего союза, что выражалось в определенном противостоянии между семеновцами и их оппонентами из числа бывших членов Восточного Казачьего союза и Обще-Воинского Союза, которые лишь вынужденно вступили в ДВСК. Так, в 1939 г. пятнадцать казаков из состава Забайкальской станицы Харбина заявились о своем выходе из Казачьего союза в связи со смертью атамана станицы полковника И. И. Почекунина[646], якобы спровоцированной постоянными нападками на него и забайкальцев вообще со стороны начальника ДВСК, генерала Зуева [Там же, д. 31 095, л. 18], бывшего активного члена ВКС и РОВС.

Конкурировавшие между собой активистские группировки, особенно фашистская и шепуновская, долгое время стремились сохранить свои позиции в организации антисоветской работы на территории СССР. Для этого весной 1937 г. под руководством Родзаевского и Шепунова были организованы специальные курсы, осуществлявшие подготовку агентов для закордонной работы. В состав преподавателей этих курсов входили не только русские, но и японцы, сотрудники ЯВМ.

Курсы, организованные РФП, не имели определенного названия, именуясь курсами по изучению СССР, либо курсами организаторов или национал-революционеров. Первые курсанты обучались около семи месяцев. Занятия проводились в здании на углу Большого проспекта и Правленской улицы. В программу обучения входили такие предметы, как политико-административная, военная, экономическая структуры СССР; основы пропагандистско-агитационной, конспиративной и разведывательной деятельности; военное дело. Курсанты, в частности, знакомились со способами перехода границы (пешим и конным порядком), маскировки, связи, изучали оружие — винтовку, револьвер, маузер. В течение двух месяцев они совместно с Учебной командой РФП осуществляли практические занятия на Крестовском острове, получив очередные «воинские» звания ефрейторов и унтер-офицеров [Нация, 1937, № 10, с. 44]. Число курсантов фашистской школы организаторов было невелико — всего одиннадцать человек. Причем один из них через два месяца после начала учебы был исключен из школы за связь с советскоподданным [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 35 943, л. 14].

Курсы по изучению СССР, созданные под руководством Шепунова, имели аналогичную организацию и программу обучения, только состав курсантов был еще малочисленнее — всего пять человек [Там же, д. 39 452, л. 8 об, 9].

В конце 1937 г. японские власти приняли решение окончательно поставить под свой контроль всю антисоветскую работу, осуществлявшуюся радикальной эмиграцией. Причинами этого были, во-первых, начавшаяся летом 1937 г. широкомасштабная война Японии против Китая[647], в которой Советский Союз выступил стороной, оказывавшей большую военно-материальную помощь Китайской республике, что, в свою очередь, вело к росту напряженности между СССР и Японией. Во-вторых, неспособность эмигрантских организаций, все время конкурировавших между собой, создать эффективную систему подготовки кадров для закордонной работы. В-третьих, недоверие к русским, среди которых было немало людей, готовых сотрудничать с советской разведкой. В результате этого решения эмигрантский военно-политический актив был лишен последних остатков своей самостоятельности.

Весной 1938 г. при 4-м (агитационно-пропагандистском) отделе харбинской ЯВМ начала работать школа агитаторов и пропагандистов, возглавляемая майором Кондо и его помощником Такахаси. Срок обучения в школе составил шесть месяцев, а количество курсантов, первоначально не превышавшее десятка человек, в середине 1941 г. достигло 80 человек на дневном и вечернем отделениях. Всего за период существования школы (1938–1944) состоялось одиннадцать выпусков курсантов, составивших около 500 человек [Там же, д. 35 943, л. 171–174]. Отдельные выпускники школы привлекались для осуществления разведывательной деятельности против СССР, а в случае войны между Японией и Советским Союзом все обучавшиеся в школе агитаторов и пропагандистов должны были работать в составе специальных отрядов в советском тылу, разъясняя местному населению политику японских властей и агитируя их бороться против советской власти.

Для осуществления разведки на советской территории японцы использовали часть бывших партизан и членов БРП, особенно проживавших в Пограниченском округе. Так, японцы продолжали держать в поле своего зрения подполковника В. А. Емлина, который с 1933 г. жил с семьей в Харбине, зарабатывая на пропитание рыболовством на Сунгари [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 271А, л. 12]. В начале 1939 г. Емлин возглавил отряд, осуществлявший разведку дорог в приграничном с советским Приамурьем Тоогенском районе, предназначавшемся для расселения русских эмигрантов [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 37 127, л. 10, 11][648]. По информации Управления Забайкальским военным округом известно, что на протяжении 1937–1939 гг. небольшие группы из русских эмигрантов, а также японских военнослужащих осуществляли пересечение советской границы, угоняли скот и нападали на местных жителей [РГВА, ф. 25 871, оп. 2, д. 486, л. 66–69; д. 489, л. 106].

Весной 1938 г. под руководством ЯВМ было сформировано первое воинское подразделение из русских эмигрантов, формально входившее в состав Маньчжурской армии. Подразделение, дислоцировавшееся в 130 км к югу от Харбина в районе ст. Сунгари-2, именовалось по фамилии его командира (это было обычной японской практикой) майора армии Маньчжоу-го японца Асано Макото — отряд Асано (Асано бутай). Первоначально отряд состоял из четырех подразделений: пехотного (3 взвода), саперного (3 взвода), артиллерийского (1 взвод) и связи (1 взвод).

Практически все командование отрядом сосредотачивалось в руках японских офицеров, служивших в армии Маньчжоу-го. В офицерских должностях в отряде Асано первоначально служили только двое русских — майор Н. Б. Коссов (Косов) и капитан Г. Х. Асерьянц (кит. — Наголян), армянин по национальности. И тот и другой, оказавшись в Маньчжурии еще детьми[649], начали службу в китайских охранных войсках КВЖД в конце 1920-х — начале 1930-х гг. Коссов получил основы военного образования на военно-училищных курсах РОВС (окончил в 1934 г.), а позднее окончил Мукденскую офицерскую пехотную школу (1937) и высшую пехотную школу (1939). Асерьянц регулярного военного образования не имел. Оба офицера, хорошо владея китайским и японским языками, выполняли в отряде главным образом функции переводчиков и преподавателей японского языка для русского воинского состава, поскольку все обучение шло на японском языке и по японским уставам [Смирнов С., 2015 г, с. 47–49].

Унтер-офицерский состав отряда Асано был подготовлен из эмигрантов. Всего их было 32 человека. За исключением капитана И. И. Якуша и подпоручика Д. Е. Золотаева (окончил Читинское военное училище), служивших в отряде очень недолго[650], остальные унтер-офицеры были людьми молодыми, но уже имевшими определенный боевой опыт — некоторые из них служили в Шаньдунской армии в 1920-е гг., в отрядах горно-лесной и железнодорожной полиции, окончили ВПУ. Чтобы не обидеть ни одну из политических группировок эмиграции, японцы дали им возможность направить своих людей в отряд для подготовки из них младших командиров. Восемь человек представляли партию фашистов (А. И. Бердник, Ю. Е. Витвицкий, И. И. Приказчиков, Г. В. Шехерев, И. И. Якуш и др.), четверо — группу Шепунова (Н. В. Рычков, В. Н. и Л. Н. Мустафины, Г. Г. Джакелли), трое — казаков, среди которых особенно выделялся В. В. Тырсин[651]), остальные подбирались Союзом военных в основном из состава молодых служащих горно-лесной полиции [Там же, с. 49–64]. Таким образом, японцы изначально отказались привлекать в формирующийся воинский отряд бывших русских офицеров, тем более кадровых, сделав ставку на эмигрантскую молодежь, которая, с их точки зрения, легче поддавалась воспитанию в духе японского паназиатизма.