Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Глава 7. Военная эмиграция в условиях роста международной и внутри-китайской напряженности (1927–1928)

Создание «антибурлинского фронта» совпало по времени с наивысшим подъемом китайской национальной революции. В ходе успешно развивавшегося Северного похода национальные войска коалиции Гоминьдана и Китайской компартии (КПК) нанесли ряд сокрушительных поражений милитаристским группировкам, овладели частью Центрального Китая и успешно форсировали Янцзы в начале 1927 г. За успехами НРА с тревогой следили и державы, опасавшиеся «большевизации» Китая и утраты своих позиций, и лидеры китайских военных группировок, терявшие свою власть.

В сложившихся условиях появился новый стимул для консолидации радикальной эмиграции и создания при поддержке со стороны китайских властей и держав эмигрантских вооруженных формирований. Опасаясь захвата красными КВЖД, Мукденские власти решили в случае необходимости мобилизовать «белых» русских. Мукден даже разрешил белым организациям объединяться в свои общества, издавать свои газеты и журналы [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 309]. Представителем китайских властей и Мукденского штаба по организации белых отрядов на случай конфликта с СССР был назначен генерал Шильников.

В связи с вопросом о возможной мобилизации Шильников несколько раз собирал у себя на квартире в Харбине белых активистов [Там же, с. 297]. Полковниками Бодровым и Смирновым был составлен проект русских вооруженных формирований. Намечались сборные пункты, куда по тревоге должны были собраться мобилизованные и получить оружие. В районе ст. Маньчжурия — Чжалайнор планировалось создать отряд пехоты и кавалерии в 1 тыс. человек под командованием генерала Вишневского. Его помощником намечался подполковник М. Г. Ктиторов [Там же, с. 151, 480, 481]. Сложнее обстояла ситуация на восточной линии. Представитель Шильникова на ст. Шитоухэцзы, где на лесозаготовках работало много бывших белых, полковник Гензель, получив письмо от генерала, предложил произвести учет бывших военнослужащих на случай формирования отряда. Зарегистрировалось не более 50 человек, в основном из комсостава. На ст. Пограничная вопрос о формировании отряда усиленно обсуждался, но полковник Мохов, представитель Шильникова на станции, не смог набрать людей даже для представления списка начальнику гарнизона. Один из белых активистов, Глебов, вообще отказался от участия в формировании отряда [Там же, с. 481]. Имея в прошлом печальный опыт взаимоотношений с китайскими властями, многие активисты просто не верили китайцам, считая, что в случае неудачи те превратят белых в «козлов отпущения».

Чтобы выяснить обстановку на юге из Харбина был направлен генерал Андогский, посетивший в феврале 1927 г. Русскую группу войск Шаньдунской армии[269]. Однако его поездка была мало результативна. В Русской группе Андогский был очень грубо принят Меркуловым, который, как и Нечаев, по словам полковника Тихобразова, показал свое настоящее отношение к общественности [ГАРФ, ф. Р-7044, оп. 1, д. 12, л. 55; Русская военная эмиграция, т. 7, с. 296.]. Тем не менее, ситуация с набором русских в армию Чжан Цзунчана была близка к критической. Все меньше бывших военных и молодежи стремилось поступить на военную службу. Свою роль здесь играли и опасение прихода красных в Китай, и финансовые проблемы, которые испытывали Чжан Цзолинь и Чжан Цзунчан, отрицательно сказывавшиеся на содержании армий, и борьба между лидерами русской военной эмиграции, призывавшими своих сторонников вступать только в «дружественные» войска.

В Шанхае муниципалитет Международного сеттльмента, имея тревожные сведения об эксцессах на территории захваченной частями НРА иностранной концессии в Ханькоу, принял решение усилить собственные охранные части — Шанхайский волонтерский корпус — за счет русских эмигрантов. Важную роль в создании русского отряда в составе ШВК сыграл генерал Глебов.

К началу 1927 г. остатки Дальневосточной казачьей группы генерала Глебова еще продолжали оставаться на борту их последнего корабля — военного транспорта «Охотск». Принятое иностранным муниципалитетом решение как нельзя кстати позволило поставить финальную точку в эпопее группы. В своем последнем приказе, расформировавшем группу, генерал указывал: «Оставляя родной „Охотск“, выходим на чужую территорию… Будем твердо верить в светлое будущее нашей Великой Родины… и что наш Верховный Вождь ЕИВ ВК Николай Николаевич найдет время, пути и средства к ее освобождению. Будем свято чтить Его Волю и стойко ждать время действий» [ГАРФ, ф Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 86]. В составе формирующегося русского отряда ШВК Глебов принял должность советника при отряде, отказавшись от какого-либо вознаграждения. Генерал отмечал в своем письме Лукомскому: «…Дело чести бывших русских белых воинов стать в рядах первых организованных борцов за мировую историческую культуру, и я формирование веду» [Там же, л. 82].

Участие генерала Глебова в организации русского отряда ШВК вызвало резкую критику со стороны отдельных представителей эмиграции. Генерал Дитерихс заявил, что русские эмигранты, «проживая на китайской территории и находясь под покровительством китайских законов, не имеют права и не должны в какой бы то ни было форме препятствовать Национальному Китаю в его борьбе за равноправие и освобождение от иностранного влияния» [Там же, д. 143, л. 59]. Полковник Колесников на страницах газеты «Россия» назвал такое положение дел «прямо таки преступным… Если Глебов возглавит это формирование, от него отвернутся русские группировки военного характера», что отряд должен формироваться под руководством Бурлина, Лебедева и Бородина [Россия, 1927, янв.]. Впрочем, «пророчества» Колесникова не сбылись.

Отряд предполагалось создать в составе двух стрелковых рот и пулеметной команды, численность которых была доведена до штатного расписания к началу марта и насчитывала 23 офицера и 278 прочих чинов [Красноусов, 1984, с. 31]. В массе своей в отряд записывались бывшие военные из различных родов войск, среди которых было много офицеров. В связи с этим первый взвод в обеих ротах именовался «офицерским». Возглавил отряд капитан 1-го ранга Н. Ю. Фомин[270] (с конца апреля — гвардии полковник Г. Г. Тиме, ранее служивший сержантом муниципальной конной полиции[271]). Командиром 1-й роты был назначен полковник С. Д. Иванов, 2-й роты — полковник М. И. Мархинин, пулеметной команды — полковник М. М. Вдовенко [Там же, с. 31, 32]. Все эти офицеры еще недавно входили в состав Дальневосточной казачьей группы генерала Глебова. Полковник Иванов являлся заместителем Глебова, Мархинин — начальником лагеря группы и командиром Офицерской дружины, Вдовенко — командиром «Охотска» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 86].

В русском отряде ШВК помимо бойцов из Дальневосточной группы были представлены члены Казачьего Союза и ССРАФ, несмотря на то, что, в декабре 1926 г. между Казачьим Союзом и генералом Глебовым разгорелся острый конфликт. Руководители Казачьего Союза назвали Глебова жуликом, который припеваючи живет за счет казаков своей группы [Там же, ф. Р-5963, оп. 1, д. 24, л. 9].

За зимне — весенний период службы русский отряд ШВК очень хорошо себя зарекомендовал и потому в июне 1927 г., после того как угроза Шанхаю миновала, муниципалитет, несмотря на дополнительную статью в бюджете, принял решение сохранить отряд в составе Волонтерского корпуса в качестве оплачиваемой единицы (первоначально жалование волонтера составляло 25 долл. в месяц, командира роты — 70 долл.), сократив его численно до одной роты из 5 офицеров и 120 нижних чинов [Красноусов, 1984, с. 44]. По просьбам командования русской роты начальник ШВК согласился на введение для русского подразделения «полкового праздника», который имела каждая воинская часть Российской Императорской армии. Днем отрядного праздника стал день святителя Николая Чудотворца Мирликийского (19 декабря). Первый отрядный праздник, начавшийся освящением иконы Николая Чудотворца, был отмечен 19 декабря 1927 г. [Там же, с. 45, 46].

В июле 1928 г. муниципальный совет Шанхая принял решение увеличить русский отряд ШВК до двух рот общим составом в 250 человек. На протяжении августа — сентября шло переформирование подразделения. Командиром отряда остался капитан Тиме, его помощником — капитан (полковник русской службы, бывший командир Ижевского конного полка) барон Л. Л. Жирар де Сукантон, некоторое время до этого подвизавшийся в Русской группе войск. Обладая хорошим знанием нескольких иностранных языков и имея широкие знакомства, барон весьма успешно наладил хозяйственную работу в отряде. Командиром 1-й роты был назначен лейтенант С. Д. Иванов (младшие офицеры роты — лейтенант (войсковой старшина русской службы) П. Н. Галкин и сержант (капитан русской службы) П. К. Поронник), 2-й роты — лейтенант Мархинин (младшие офицеры — лейтенант (полковник русской службы, из состава глебовской группы) Н. М. Степанищев, сержант (есаул русской службы) — Н. И. Курочкин) [Там же, с. 52–54]. Помимо двух постоянных русских рот в октябре 1928 г. было объявлено о формировании Русской волонтерской роты ШВК, которая должна была нести службу по городу бесплатно и только по особому распоряжению муниципального совета. Командиром волонтерской роты был назначен в чине капитана служащий муниципалитета, гвардии полковник К. П. Савелов[272], младшими офицерами с производством в лейтенанты — гвардии капитан Н. П. Баженов и поручик Н. И. Доманский [Там же, с. 55, 56].

Генерал Бурлин, не имея достаточного влияния в кругах военной эмиграции Шанхая и поддержки со стороны иностранной администрации, очень мало проявил себя в дни январского «переполоха». Единственное, что он смог сделать, это собрать совещание для обсуждения сложившейся в Шанхае обстановки. Из 35 приглашенных на совещание старших офицеров не явились только двое: генералы Дитерихс, сохранявший нейтралитет, и Оглоблин, перешедший к атаману Семенову. Бурлин предлагал всем организациям создать единый фронт под единым руководством. Поскольку вопрос о руководстве объединением сразу оказался очень острым, решили создать специальную комиссию [ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 140. Л. 5 об, 6], в конце концов, так и не собравшуюся.

По сведениям советской агентуры, на совещание не был приглашен генерал Глебов [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 304]. Возможно, здесь сказалась обида Бурлина, что по вопросу о создании волонтерского отряда Глебов и Фомин поставили его в известность только тогда, когда все уже было практически решено. Петр Гаврилович заявил, что никакого участия в судьбе отряда принимать не будет и рекомендовал казакам воздержаться от поступления в него. Однако вскоре после организации отряда Бурлин передал волонтерам икону 11-го Оренбургского казачьего полка, хотя сам в расположении отряда так и не появился [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 143, л. 68, 69].

Генерал Лукомский, обеспокоенный ситуацией объединения эмиграции в Китае и попытками отдельных лидеров тамошних военных организаций выяснить, минуя его, наличие и объем полномочий Бурлина[273], был вынужден обратиться с письмами к своим китайским корреспондентам. Лукомский подтверждал статус Бурлина в качестве своего официального помощника, что было якобы утверждено великим князем в мае 1926 г., и требовал подчинения тем его указаниям, которые санкционированы им, Лукомским, в осуществлении объединения эмиграции. Уполномоченный великого князя на Дальнем Востоке соглашался, что его помощник не во всем бывает прав, но в целом его деятельность оценивается центром положительно. Одновременно Лукомский требовал от Бурлина повысить уровень дисциплины в русской военной среде Китая. Центр раздражало и то, что часть «николаевцев» в Харбине и Русской группе войск Шаньдунской армии поддерживали идею создания на российском Дальнем Востоке «буферного государства» при покровительстве со стороны Японии[274].