Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

По приезду в Шанхай в начале 1926 г. Бурлин застал здесь ожесточенную грызню между различными эмигрантскими организациями и отдельными эмигрантскими деятелями. Выступая в качестве своеобразного арбитра, генерал пытался примирить Гроссе, которого считал «человеком дельным и полезным работником» [Там же, л. 37], и Комитет защиты прав[248], генерала Глебова и полковника Казакова, атамана Дальневосточной казачьей станицы[249], повлиять на полковника Колесникова, мелочно конфликтовавшего с журналисткой Марией Звездич (Е. К. Гедройц)[250]. Но добиться большого успеха ему не удалось [Там же, л. 37, 40]. И самое главное, ни от руководства ССРАФ, ни от руководства Казачьего Союза, двух крупнейших военных организаций Шанхая, располагавших относительно неплохой материальной базой, Бурлин кроме обещаний никакой поддержки не получил. Ни Вальтер, ни Шендриков ни о какой активной антибольшевистской работе и не помышляли.

В Шанхае Бурлина застала телеграмма из Мукдена от генерала Томашевского, служившего военным советником у Чжан Цзолиня. Томашевский срочно вызывал Бурлина в Мукден, так как в связи с конфликтом между советским руководством КВЖД и властями ОРВП решался вопрос о поддержке белых и создании из их числа новых воинских формирований. Но вскоре конфликт разрешился и китайцы от своих намерений отказались [Там же, л. 52].

Находясь в Мукдене, Бурлин несколько раз встречался с генералом Хорватом, жившим на квартире генерала Клерже. Хорват выражал свою готовность содействовать помощнику уполномоченного великого князя в объединении эмиграции [Там же, л. 34]. Но дальше слов дело не пошло. Кроме того, в период китайского нового года Бурлин посетил Харбин, где пробыл три недели. Описывая свою поездку Лукомскому, генерал отмечал, что в Харбине все еще чувствуется сильное переживание железнодорожного конфликта, поскольку все ожидали прихода красных. Белых конфликт застал врасплох. Неподготовленными оказались и Офицерский союз и примкнувшие к нему молодежные организации — мушкетеры и крестоносцы, и даже офицеры Корпуса Императорской Армии, хотя и были частично мобилизованы, «но все их мероприятия проходили не вполне гладко, чувствовался в плане самообороны недостаток продуманности». Оружия у белых совсем не было и хотя оружие в минуту необходимости обещали дать китайцы, но и здесь вопрос не был до конца решен [Там же, л. 29].

В Харбине Бурлин имел ряд встреч с руководителями военных организаций, не выказавшими, однако, особого стремления считаться с неофициальным помощником уполномоченного великого князя. Генерал Плешков, которому Бурлин передал письмо от Лукомского, где указывалось, что Бурлин имеет независимость в работе и не подчиняется главе Маньчжурских воинских групп, был этим не очень доволен. Независимость Бурлина вызвала особое неудовольствие у «юного окружения» Плешкова [Там же, л. 30], в состав которого входили полковник А. А. Тихобразов, ротмистр П. П. Квятковский и др.

Во время встречи Бурлина с генералом Сычевым последний высказал опасения относительно деятельности генерала В. Д. Косьмина[251], стремившегося подчинить себе Окружной совет Объединенных монархических организаций и возглавить национальную работу на Дальнем Востоке, в том числе, перетянув на свою сторону эмигрантскую молодежь — мушкетеров и крестоносцев. Реальной подоплекой этого недовольства, как отмечал Бурлин, являлась боязнь Сычевым конкуренции со стороны Косьмина в подпольной работе в Амурской области, которую тот собирался вести с опорой на есаула Черных.

Бурлин, у которого не получалось «сработаться» с «харбинской тройкой», явно симпатизировал Косьмину, своему однокашнику по Военной академии. Осознавая, что Косьмин «резкий, нервный, властный, неуживчивый человек, увлекающийся и способный натворить такой каши, которую трудно потом расхлебать», и критикуя его по-солдатски прямолинейные действия в отношении Окружного совета, где Косьмин занял пост вице-председателя, помощник уполномоченного великого князя, тем не менее, считал его наиболее энергичным сотрудником, который при «известном неослабном руководстве» может принести пользу. Поэтому, заявляя Лукомскому, что работа Сычева, в конце концов, сведется к бесполезной переписке и выпрашиванию денег, Бурлин дал Косьмину поручение принять на себя руководство деятельностью есаула Черных по амурскому направлению [Там же, л. 22]. Кроме того, руководители Союза мушкетеров, посетившие Бурлина в Харбине, заявляли свое желание иметь Косьмина своим руководителем военной подготовки, в чем генерал никаких препятствий не видел [Там же].

Другим активным антибольшевиком в Харбине, к которому Бурлин проявил интерес, считая, что его можно использовать в работе, являлся генерал Андогский. Однако репутация Андогского в военной среде была далека от безупречной[252]. К тому же против него выступал Косьмин. Косьмин, по словам Бурлина, демонстрировал ему копию письма Андогского к начальнику Красной Академии Генштаба П. П. Лебедеву с предложением сотрудничества [Там же, л. 31]. Обвинения в адрес Андогского в связях с большевиками, в то время не имевшие серьезных доказательств, теперь подтверждаются сведениями из архивов советской разведки. Андогский действительно сотрудничал с советскими агентами, но поскольку его информация была признана неактуальной, связи с ним решено было прекратить [Алексеев М., 2010, с. 358].

Итак, «объединительная» политика Бурлина в Харбине выглядела по меньшей мере странно. Не сумев выстроить отношения с наиболее авторитетными фигурами, руководителями крупных военных объединений, Петр Гаврилович сделал ставку на своего рода «маргиналов», способствуя тем самым дезорганизации деятельности военной эмиграции. На некоторое время главным сотрудником в Харбине для Бурлина стал генерал Косьмин. Чтобы не оглашать характер своих связей с Бурлиным Косьмин просил направлять ему письма через Н. А. Остроумова, но не через Плешкова и Бордзиловского [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 140, л. 380, 381].

По итогам своей поездки Бурлин рекомендовал Лукомскому ввести назначаемых начальников офицерских организаций вместо выборных, что «не оттолкнет, а скорее привлечет больше членов в сами эти организации» [Там же, д. 139, л. 43]. Возможно, тем самым он стремился продвинуть в руководство военными объединениями «своих» людей, но и эта инициатива ни к чему не привела. Официальное утверждение приказом в. кн. Николая Николаевича в 1926 г. генерала Вальтера в его должности председателя шанхайского ССРАФ, для Бурлина, который сообщал в Париж (такая же информация поступала и из других источников) о слишком высокой активности Вальтера в политическом противостоянии в Шанхае и его трениях с иерархами церкви[253], стало разочарованием.

Стремясь привести к единообразию и активизации жизни организаций военной эмиграции, Бурлин разработал инструкцию по созданию военных гарнизонов в Китае на базе десяти территориальных воинских групп: Шанхайской (город Шанхай и окрестности), Тяньцзинской (города Тяньцзин и Пекин, и их окрестности), Ханькоуской (город Ханькоу и его окрестности), Циндаоской (город Циндао и его окрестности), Мукденской (города Мукден, Дайрен, Порт-Артур и их окрестности), Чанчуньской (город Чанчунь и ст. Куанченцзы), Харбинской (город Харбин с его окрестностями и южная ветка КВЖД до ст. Куанченцзы), Восточной (населенные пункты восточной ветки КВЖД), Северной (населенные пункты по западной ветке КВЖД от Харбина до ст. Бухэду и населенные пункты в сторону реки Амур) и Западной (населенные пункты западной линии КВЖД от ст. Бухэду до границы с Забайкальем). Начальники групп должны были подбираться из числа «старших и энергичных воинских чинов», проживавших в данной местности, утверждаться по ходатайству представительства в. кн. Николая Николаевича на Дальнем Востоке и подчиняться непосредственно представительству.

В ведение начальников воинских групп входил учет воинских чинов, проживавших в зоне их ответственности, и распределение их по родам войск и особым категориям. Всего выделялось три категории: 1) желающие активно работать в настоящий подготовительный период; 2) способные стать в ряды войск по общему или частичному призыву Верховного Вождя; 3) остающиеся на местах, но готовые в этих пунктах содействовать общему делу по особым указаниям. Отдельному учету подлежали генералы, офицеры Генерального штаба и те офицеры, которые в период мировой или Гражданской войн командовали полками и более крупными воинскими частями [MRC, box 2, f. Разведывательные сводки].

Эта инструкция, доработанная Бурлиным после замечаний Лукомского, была принята, по его словам, генералами Вальтером, Ханжиным и Косьминым, но «харбинская тройка» заявила, что необходима доработка, так как в условиях полосы отчуждения КВЖД инструкция нежизнеспособна [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 140, л. 154, 165]. Здесь члены «тройки» были во многом правы, учитывая запрет китайских властей на организацию эмигрантских объединений и мощное давление советской стороны.

Вероятно, только шанхайский ССРАФ, опираясь на разработанный Бурлиным план, провел реорганизацию наличного состава, объединенного теперь в группы по родам войск: пехотная (старший группы — генерал-майор Гаффнер), артиллерийская (генерал-лейтенант Афанасьев), кавалерийская (полковник Л. И. Кардашевский), казачья (полковник А. Д. Кузнецов), инженерная (подполковник А. А. Кузнецов), морская (контр-адмирал Тимирев), военно-воздушная (полковник К. П. Савелов) и группа Генерального штаба [Шаронова, 2015, с. 176, 177; MRC, box 2, f. Материалы ССРАФ]. Согласно наставлению для работы в группах, их целью являлась организация общения членов между собой, знакомство, сближение и втягивание в общую работу союза. Старшие групп должны были проводить собрания членов группы не реже одного раза в месяц, знакомить с положением дел в союзе, организовывать проведение лекций и докладов военного и военно-научного содержания [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 149, л. 271, 272].

Для улучшения ситуации со сбором средств в Особую казну Бурлин предлагал создать региональные комитеты. Каждый комитет должен был разработать план своей деятельности и краткий устав, определяющий обязанности и ответственность членов организаций перед своим комитетом. Для непосредственного заведования, хранения, пересылки и выдачи денежных сумм при помощнике уполномоченного великого князя предполагалось учредить Финансово-контрольную комиссию из пяти человек [Там же, д. 140, л. 295]. Эта идея так и не была реализована.

Понимая слабость своих позиций, ничем официально не подкрепленных, Бурлин предлагал Лукомскому направить на Дальний Восток ответственное лицо из центра. В ответ Лукомский заявил, что это пока невозможно и завел разговор о назначении ответственным лицом кого-либо из местных старших генералов. Речь, в частности, шла о Плешкове или Ханжине. Бурлин охарактеризовал Ханжина, как человека вполне разумного, интересующегося военным делом и разбирающегося в обстановке, в отличие от Плешкова, у которого «осталось только доброе имя и слабая тень прежнего импонирования полного генерала». В то же время Бурлин отметил, что и тот и другой сильно подвержены постороннему влиянию, но «Ханжин все-таки выполнит то, что обещал и с чем согласился, а Плешков никогда и ничего не в состоянии выполнить». Петр Гаврилович считал, что в случае назначения Ханжина главой военной организации, трений и недоразумений у него с ним не будет. Проблема была только в том, что Ханжин жил в Дайрене, в отрыве от основных центров русской военной эмиграции в Китае [Там же, л. 336, 337]. Однако в Париже с назначением не спешили.