Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Получив указания из Парижа, часть руководителей военных организаций выразили готовность подчиниться Бурлину. Особенно усердствовал в этом генерал Бордзиловский [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 32]. Полковник Бендерский, признавая особые полномочия Бурлина, заявил, что готов даже смириться с тем, что Бурлин имеет какие-то отношения с атаманом Семеновым, если таково решение центра, но «будет горячо с ним [Бурлиным] спорить и никогда не согласится, если это его личная инициатива». В своей ненависти к Семенову Бендерский называл того не иначе, как «гибель» или «гроб» нашего движения на Дальнем Востоке [Там же, л. 11, 11 об].

В начале июня 1927 г. Бурлин с удовлетворением отмечал в письме к Лукомскому, что, получив указания из центра, «харбинские деятели поняли свое место» и заявили о своем подчинении и готовности выполнять его распоряжения. В Шанхае же, по словам Петра Гавриловича, ситуация осталась прежней, где «благодаря Глебову, который имеет в своем распоряжении второй авторитет — деньги», люди из близкой ему головки продолжали рассматривать помощника уполномоченного великого князя просто как почтальона [Там же, д. 142, л. 105]. Несмотря на все увещевания Лукомского, Глебов и Вальтер так до конца и не признали главенство Бурлина, чему в определенной степени способствовал сам уполномоченный великого князя, подчеркивая в своих письмах к генералу Вальтеру, что Бурлин «не есть начальник», а лишь его помощник и в случае сомнений в правомочности действий последнего можно обращаться за разъяснениями в центр [Там же, д. 143, л. 125 об]. В свою очередь, в указаниях Бурлину Лукомский также строго подчеркивал, что тот лишь его помощник, а не полномочный представитель великого князя, поэтому не должен создавать иерархию во главе с собой и т. п. [Там же, л. 53, 54].

Лукомский, не желая выезжать на Дальний Восток сам и не имея возможности направить в Китай авторитетного генерала из Европы, тем не менее считал необходимым поддержать Бурлина, отправив к нему в качестве помощника энергичного молодого генерала, не обремененного большой семьей. Таким человеком стал генерал-майор Н. П. Сахаров[275], проживавший в это время в США.

Сахаров, воевавший в годы Гражданской войны на Восточном фронте и имевший опыт партизанской работы, хорошо характеризовался генералом Будбергом, начальником 1-го Североамериканского отдела РОВС, к оценкам которого, как знатока Дальнего Востока, Лукомский прислушивался[276]. Дав согласие выехать в Китай для антибольшевистской работы, Сахаров сразу заявил о признании генерала Бурлина своим непосредственным начальником и согласился вести работу по его указаниям [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 194]. В свою очередь, Бурлин сообщил Лукомскому, что будет рад сотрудничеству с Сахаровым, поскольку «на Дальнем Востоке почти нет полезных и энергичных деятелей, а из тех, кто здесь имеется, почти все заражены политиканством и стремятся к личным или партийным достижениям в ущерб общему» [Там же, д. 140, л. 5]. Николай Павлович, напутствованный Будбергом, прибыл в Китай в конце мая 1927 г. и сразу же направился в Харбин для выяснения местной обстановки.

Между тем, весной 1927 г. политическая ситуация в Китае претерпела существенные изменения. В апреле произошел раскол единого фронта Гоминьдана и КПК. Командующий НРА генерал Чан Кайши осуществил переворот в Шанхае, разгромил революционные профсоюзы, арестовал коммунистов на подконтрольной ему территории и вскоре объявил о создании собственного правительства в Нанкине. Эти события подтолкнули китайские власти в Пекине к более решительным действиям против советской деятельности в Китае. В конце апреля 1927 г. в Пекине было захвачено советское посольство. В руки полиции попало много документов о подрывной деятельности СССР на китайской территории, что, в известной мере, способствовало росту антисоветских настроений на Западе. В мае дипломатические отношения с СССР разорвала Великобритания. В июле отношения между КПК и гоминьдановским правительством в Ухане переросли в вооруженное противостояние, не очень успешное для коммунистов. 7 ноября 1927 г. при попустительстве китайских властей русскими эмигрантами в Шанхае была предпринята попытка захвата советского консульства, в результате чего двое эмигрантов были убиты и несколько ранены. В декабре того же года по приказу китайских властей разгрому подверглось советское консульство в Гуанчжоу, после чего советские дипломатические и торговые представительства стали сворачивать свою работу в Китае. В этих условиях в Харбине летом 1927 г. была предпринята новая попытка объединения русской эмиграции.

В начале июня в Харбине скончался генерал Плешков. Место, пусть формального главы Маньчжурских воинских группировок оказалось вакантным, что вызвало борьбу среди претендентов на эту «должность», главными среди которых являлись генералы Люпов, Володченко и Андогский. В июле в Харбин прибыл генерал Бурлин, в задачи которого входили сплочение всех эмигрантских организаций в составе единого «николаевского» объединения и налаживание нормальной работы военных групп.

В это время часть наиболее крупных военных и казачьих (также преимущественно военных) организаций входили в состав ХКПРБ, сохраняя внутреннюю автономию. В частности, Артель труда и взаимопомощи — Офицерский союз (450 человек), Общество ревнителей военных знаний (председатель — генерал Люпов, 76 человек), Забайкальская казачья станица (104 человека), Амурская станица (46 человек), Енисейская казачья станица (председатель — Кузнецов-Гантимуров, 40 человек), Уссурийская казачья группа беженцев (председатель — полковник К. М. Бирюков, 44 человека), Оренбургская атамана Дутова станица (председатель — генерал Кручинин), Общество взаимопомощи бывших воспитанников Сибирского кадетского корпуса, Общество взаимопомощи кадет-хабаровцев [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 26, л. 7]. То есть численность военных «николаевской» ориентации составляла всего около 1 тыс. человек.

По вопросу объединения эмигрантских организаций состоялось несколько заседаний, на которых присутствовали более тридцати представителей от 15 эмигрантских объединений. Если не считать отдельных выпадов против Бурлина (например, выступление на первом заседании генерала К. И. Сербиновича, назвавшего работу Бурлина политическим шантажом) [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 354][277], идею объединения поддержали практически все, но когда дело дошло до выборов Временного комитета будущей организации, снова начались склоки.

Не последнюю роль в разгоревшихся дебатах играл вопрос о том, какое место в будущем объединении займет атаман Семенов, заметно активизировавший свою работу среди маньчжурских, особенно казачьих, организаций эмиграции. В частности, по информации Домрачева, в сторону Семенова склонились входившие в состав Русского Патриотического Объединения Союз Архистратига Михаила и Казачье Объединение [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 146, л. 243.]. Семенов постоянно подчеркивал поддержку своей деятельности со стороны японского Генштаба и заявлял о готовности контактировать с в. кн. Николаем Николаевичем. Бурлин первоначально стремился поддерживать контакты с Семеновым и втягивать того в орбиту своей деятельности, но уже осенью 1927 г. изменил свою позицию, доказывая общественности, что никакой поддержки, а также финансовых средств у Семенова нет, а его реверансы в сторону великого князя лишь тактический ход [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 356]. В своем письме к Хорвату Бурлин отмечал, что «между нашим Центром и Атаманом Семеновым никаких отношений не существует. Заявление уполномоченного Атамана Семенова, г-на Фридлендера, о получении Атаманом Семеновым письма Генерала Лукомского с благословением от Великого Князя на „всякое выступление“ чистейшая ни на чем не основанная ложь. Подчинения Атамана Семенова Национальному Вождю Великому Князю Николаю Николаевичу не существует. В разных случаях, когда это представляется Атаману Семенову выгодным для его планов, он говорит об этом подчинении, но когда ему кажется это подчинение невыгодным, он отрешается от такого признания и действует сепаратно… Стремление Атамана Семенова получить от общественных организаций обращения и постановления о признании его носителем Верховной Власти направлено явно в ущерб Национальному движению, возглавляемому Великим Князем…» [MRC, box 2, f. Переписка Вальтер — Бурлин].

Монархические организации «николаевской» ориентации, обеспокоенные тем, что Семенов, несмотря на все свои заверения, так и не принял верховенства великого князя, устами представителя ВМС и Главного совета Русского Зарубежного Патриотического Объединения Домрачева заявили, что они не будут мешать Семенову в его работе, но не будут и помогать, «если же круги атамана Семенова встанут на путь борьбы с нами, то в интересах общего дела эту борьбу мы принимаем» [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 348].

Выборы во Временный комитет предполагаемой объединенной организации все-таки состоялись благодаря инициативе Беженского комитета. Председателем Временного комитета был избран Гондатти, который объединял все гражданские и военные комитеты Харбина, Мукдена и Тяньцзина. Председателем военного комитета был назначен генерал Люпов, его заместителем — Генерального штаба генерал-лейтенант В. В. Рычков[278]. В военный комитет также вошли генералы А. В. Сычевский[279], Володченко, Шильников, Сычев, Косьмин и Бордзиловский [Там же, с. 356].

Дальнейший процесс консолидации дальневосточной эмиграции привел к созданию в конце 1927 г. Дальневосточного Объединения русской эмиграции. Гондатти был оттеснен от руководства и на первый план вышел один из его главных оппонентов, генерал Хорват, ставший председателем Объединения. В состав Дальневосточного Объединения включились 110 эмигрантских организаций в различных городах Китая. На местах Объединение должны были представлять Русские национальные общины (РНО), процесс создания которых был инициирован в начале 1928 г. Главной задачей РНО являлась консолидация русских эмигрантов, не приемлющих советской власти, в целях улучшения их материального и правового положения и сохранения среди эмиграции русской культуры и русской национальной идеологии [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 265, л. 1].

Подталкивая процесс консолидации военных организаций, Бурлин, несмотря на то, что «харбинская тройка» высказала свое стремление подчиниться ему, решил выдвинуть на первый план новых людей. Это было связано не столько с его желанием «отмстить за прошлое», сколько с недостаточно результативной работой, которую вели представители «тройки» и весьма негативными характеристиками в их адрес, поступавшими из различных источников. Очень нелицеприятно отзывался о Бордзиловском, Сычеве и Шильникове Гондатти [Там же, ф. Р-5826, оп. 1, д. 150, л. 231], генерал Сахаров расценил их деятельность как авантюристическую [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 344]. По-видимому, Сахаров, человек в Харбине новый и малознакомый с обстановкой, в своих оценках находился под влиянием генерала Будберга, не жаловавшего все дальневосточное офицерство[280].

Не отказываясь от сотрудничества ни с кем из «харбинской тройки», а также с генералом Андогским[281], Бурлин в августе 1927 г. предложил центру утвердить новым начальником Маньчжурских воинских групп генерала Люпова, а его заместителем — генерала Рычкова. Сычев назначался начальником Северной группы, Шильников — Западной, Косьмин — Восточной. В Мукдене создавалась Мукденская группа под руководством генерала Петрова, а заметно поредевшая к этому времени Чанчуньская группа подчинялась непосредственно Харбину [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 142, л. 27]. Генерал Бордзиловский остался во главе Офицерского союза, являясь начальником Харбинского гарнизона. На генерала Сахарова предполагалось возложить руководство всей партизанской работой на Дальнем Востоке [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 357]. Кроме того, предусматривалось создание воинских групп в Тяньцзине, Дайрене и Циндао.