Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Основой Тяньцзинской воинской группы должен был стать местный Союз служивших в Российских Армии и Флоте, организация, мало чем себя проявлявшая. Председатель союза, полковник Веденяпин, считал, что «решить исход борьбы с советской властью на Дальнем Востоке невозможно, слишком далеко от центра. Повредить же национальным интересам России — возможно [в частности, он относил это к экспансионистским устремлениям Японии — С. С.], скомпрометировать белое движение — легко. Так стоит ли вся затеваемая игра свеч?» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 143, л. 209]. После создания Дальневосточного объединения русской эмиграции ССРАФ сделал попытку встать во главе объединительного процесса в Тяньцзине. Однако столкнулся с оппозицией в казачьей среде, где заметно усилилось влияние атамана Семенова, и конкуренцией со стороны Русского клуба, также претендовавшего на объединяющую роль в жизни эмигрантской общины.

Тяньцзинский Русский клуб, насчитывавший в это время до 200 человек, был создан во многом усилиями генерала Вержбицкого и имел в своем составе немало бывших военных, часть которых перешла в клуб из ССРАФ. По словам Бендерского, Русский клуб привлекал к себе эмигрантов буфетом со спиртными напитками и организацией широких увеселительных мероприятий, а его председателя, генерала Вержбицкого, достаточно негативно настроенного к «гвардейскому» руководству Союза военных, полковник характеризовал как человека очень честолюбивого, всегда стремящегося играть первую роль [Там же, д. 149, л. 190, 191]. Не обладая значительным авторитетом, ССРАФ в одиночку не мог объединить под своим руководством большую часть бывших военных.

В Дайрене во главе формируемой воинской группы предполагалось поставить генерала Ханжина, председателя Дайренского Военного кружка [Там же, д. 146, л. 175 об], а в Циндао — либо генерала Нечаева (оставившего в это время службу в Русской группе войск Шаньдунской армии), либо генерала И. С. Смолина. Бурлин встречался со Смолиным и считал того человеком достаточно разумным [Там же, д. 147, л. 153].

Одной из острейших проблем для эмигрантского политического актива оставалась проблема финансов. К концу июля 1927 г., согласно сведениям советской разведки, Бурлин и Сахаров совершенно не имели денежных средств для осуществления антисоветской работы. Последние 800 рублей Бурлин истратил на выкуп генерала Лебедева, арестованного китайскими революционными властями в Ханькоу [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 347][282]. Между тем для ведения активной работы необходимы были огромные средства. В августе 1927 г. Бурлин представил генералу Лукомскому примерную смету подготовительного периода освободительного движения на Дальнем Востоке, включавшую расходы на организацию воинских групп и партизанских отрядов, разведку, агитацию и пропаганду, закупку и доставку вооружения, амуниции, конного состава, сосредоточение и размещение войск, пособия семьям и т. д. В общей сложности это составило 11,3 млн. иен [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 142, л. 40–44; Кротова, 2014а, с. 67]. Конечно, у центра не было и части этой суммы[283].

С целью изыскания средств на ведение партизанской работы генерал Сахаров осуществил несколько поездок по городам Китая. В сентябре — октябре 1927 г. он посетил Русскую группу войск Шаньдунской армии и даже получил какие-то деньги в Броневой дивизии генерала Чехова и 166-й бригаде генерала Сидамонидзе [ГАРФ, ф. Р-7044, оп. 1, д. 22, л. 48]. Согласно одному из советских агентурных сообщений, Сахарову было передано 1,5 тыс. долл. и немного оружия [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 636]. Однако финансовые возможности Русской группы были весьма незначительны. Войска северной коалиции терпели военные поражения, экономика многих провинций, бездарно руководимых главами этой коалиции, была в упадке, поэтому русские наемники не получали жалования по полгода.

Представители русского бизнеса в Китае практически ничего не давали белым. Особенно это касалось предпринимателей Харбина (представленных в значительной мере еврейской общиной), относившихся к белым весьма негативно. Это объяснялось тем, что часть предпринимателей сотрудничали с советской стороной, и даже те, кто желал бы поддержать белых, как огня боялись, что информация об этом дойдет до китайских властей и еще хуже до советского консульства. Литвинова, в течение нескольких лет помогавшая антибольшевистскому движению, летом 1927 г. в силу собственных финансовых потерь и разочарования в деятельности белых организаций отказалась финансировать их руководителей [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 146, л. 86][284].

Бурлин, несмотря на все свои просьбы оставлять 50 % средств, собранных в Китае в Особую Казну великого князя, так и не получил на это разрешения. В то же время за период с октября 1926 по февраль 1928 г. в различных пунктах Китая в Особую Казну были собраны следующие суммы: в Шанхае — 1304 китайских долл., в Тяньцзине — 1095 (по 300 долл. предоставили крупные русские предприниматели — Кулаев и Батуев), Русская группа войск Шаньдунской армии — 3181, Инструкторская школа Русской группы — 1128, Дайрен — 180 иен [Там же, д. 147, л. 14, 15]. Некоторые деньги поступали в Париж и из Маньчжурии, где сбор средств на антибольшевистскую деятельность был особенно затруднен[285]. Впрочем, все эти суммы были каплей в море, когда требовались миллионы.

Надежды на помощь со стороны иностранцев, главным образом японцев, также были весьма призрачными. Летом 1927 г. генерал Бурлин дважды встречался в Мукдене с представителями японских военно-политических кругов, в частности, с бароном Тодэ, майором Оой и майором Такада (последний относился к Управлению Квантунской армии). Японцы высказались в поддержку белых и обещали оказать воздействие на китайцев, чтобы те не мешали русской национальной работе. Предполагалось откомандировать Русскую группу войск Шаньдунской армии для выполнения русских задач, превратив ее в ядро армии освобождения Дальнего Востока от большевизма [Там же, д. 142, л. 26].

Весной 1928 г. состоялась новая встреча Бурлина с бароном Тодэ, а также с начальником Мукденской ЯВМ генералом Хата. Японцы интересовались смогут ли белые организации спровоцировать красных на выступление в район к юго-востоку от Мукдена, что дало бы возможность японской стороне поспособствовать созданию белого охранного отряда и даже обеспечить расселение казаков на участке вдоль границы с предоставлением им в пользование земли. Японцы, в частности, были заинтересованы в разведении здесь лошадей для поставок в свою армию. Бурлин в связи с полученным предложением обратился к руководству шанхайской Оренбургской казачьей станицы, чтобы выяснить мнение казаков, и был ими поддержан. Идею расселения казаков вдоль границы поддержал и генерал Ханжин, но в Харбине этот вопрос вызвал недоверие и склоку [Там же, д. 147, л. 4, 5]. Впрочем, крах «шаньдунской авантюры» премьер-министра Японии Танака Гиити, ратовавшего за экспансионистскую политику на континенте, привел к временному прекращению переговоров с представителями русских антибольшевистских организаций.

Несмотря на отсутствие значительных денежных средств, с созданием в Харбине летом 1927 г. военного комитета и передачей общего руководства партизанской работой генералу Сахарову активность в этом направлении заметно усилилась. По сообщениям советской агентуры, в сентябре 1927 г. Сахаровым была организована разведка в районе Благовещенска. На советскую территорию были направлены отряд некоего Соколовского и отряд из членов «Ордена крестоносцев», сотрудничавшего с Сахаровым [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 761].

Самой крупной акцией, организованной Сахаровым, стала переброска в октябре 1927 г. на советскую сторону в Екатерино-Никольский район Амурской области отряда под руководством полковника Д. Ф. Карлова[286] в составе 27 человек, большей частью бывших военнослужащих Русской группы войск Шаньдунской армии. Перебравшись на советскую сторону, отряд из-за преследования пограничников был вынужден разделиться — 12 человек во главе с Карловым возвратились на китайский берег Амура, остальные ушли в сопки. При повторной попытке переправиться на советский берег в районе с. Рада Карлов и четверо сопровождавших его бойцов попали в засаду и были убиты. Партизанское руководство не знало, что советские спецслужбы плотно контролируют приамурское направление в рамках операции «Маки», создавая у белоэмигрантов иллюзию наличия белого подполья в регионе. При обыске у погибших были найдены документы, выданные им штабом 166-й бригады за подписью генерала Макаренко и харбинской визой полковника Бодрова, работавшего надзирателем в Харбинской полиции. О своей находке советская сторона незамедлительно сообщила китайским властям, указывая, что Бодров, Макаренко и другие содействуют белобандитам, используя свое служебное положение [Там же, с. 766, 767].

Кроме указанных отрядов в отдельные районы Приморья совершали вылазки вооруженные группы Емлина, Овечкина, Г. Урюпина, И. Малахова, С. Калугина и других партизан [Там же, с. 771–773]. После разгрома отряда Карлова Емлин стал очень осторожным и даже на некоторое время распустил свой отряд, поселившись на раз. Нагорный [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 271а, л. 10]. В начале 1928 г. советский консул на ст. Пограничная сообщал, что наиболее опасной и организованной группой, которая может нанести существенный вред, является группа, основной кадр которой проживает на ст. Мацяохэ, возглавляемый Емлиным и Овечкиным. При известной материальной поддержке главари могут выставить до 100 бандитов-головорезов. Все остальные белые группировки в Пограниченском районе консул называл «болтунами и пустозвонами, которые всю свою работу проводят в прениях и спорах о верховных руководителях» [АВПРФ, ф. 0100, оп. 12, п. 152, д. 48, л. 6].

Генерал Шильников, действуя на Забайкальском направлении, назначил на места своих представителей и предложил произвести учет всех воинских чинов по инструкции, составленной генералом Бурлиным, и подбирать людей для новых партизанских отрядов [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 760, 761]. В отдельных случаях пришлось произвести замены местных представителей. В частности, на ст. Маньчжурия, одном из ключевых пунктов для белых партизан, долгое время работавший там подполковник Ктиторов был уволен во многом из-за нареканий со стороны полковника Михайлова, начальника штаба Русской группы войск Шаньдунской армии[287]. Объединение и руководство партизанским движением в районе Аргуни и Трехречья было возложено на полковника А. Д. Размахнина, который, прожив в тайге пять лет, имел связи с пограничными казаками Аргуни и несколько раз бывал в Забайкалье [Там же, с. 757].

Согласно сообщениям советских дипломатов, т. н. белохунхузы, проживавшие в районе ст. Маньчжурия, с апреля по сентябрь 1927 г. совершили 24 налета на советскую территорию, уведя при этом в Китай 489 лошадей [Там же, с. 767]. В районе пос. Якеши располагалась банда Н. И. Гордеева, брата знаменитого партизана З. И. Гордеева, в состав которой входили и бывшие «нечаевцы». Бандиты переправляли на советскую территорию пропагандистскую литературу и грабили советских граждан. В районе Трехречья действовала конная банда А. Шадрина [Там же, с. 770, 771]. Летом 1927 г. в районе города Хухэ была организована банда под руководством есаула Танаева, якобы получившего отпуск в Русской группе. Банда совершила рейд на советскую территорию и благополучно возвратилась в Маньчжурию [Там же, с. 773]. Большое количество бывших военнослужащих Русской группы в составе партизанских отрядов и банд объяснялось утратой многими вчерашними наемниками средств к существованию после оставления военной службы. Русские работодатели в Маньчжурии опасались принимать их на работу.